Коул Шаэлинсан прибыла в международный аэропорт Жанлуна со слегка мутной и ватной головой, что неудивительно после тринадцати часов полета. Пересекая океан, она смотрела в окно на синий простор и как будто поворачивала время вспять – оставляя позади того человека, которым стала на чужбине, и возвращаясь в детство. Ее обуревали противоречивые чувства: едкая, горько-сладкая смесь ликования и поражения.
Шаэ забрала с ленты скромный багаж. Два года в Эспении, безумно дорогой университетский диплом, а все ее имущество умещается в один красный кожаный чемодан. Она слишком устала, чтобы улыбнуться этой жалкой иронии.
Она взяла трубку платного телефона и собралась уже сунуть монету в щель, но остановилась, вспомнив о данном себе обещании. Да, она возвращается в Жанлун, но на собственных условиях. Она будет жить как простая горожанка, а не как внучка Факела Кекона. А значит, не должна звонить брату, чтобы он прислал водителя и забрал ее из аэропорта.
Шаэ положила телефонную трубку на место, отметив для себя, насколько легко вернуться к старым привычкам, стоило только ступить на кеконскую землю. Несколько минут она посидела на скамейке в зоне выдачи багажа, ей не хотелось делать финальные шаги через вращающиеся двери на улицу. Что-то подсказывало – когда они вытолкнут ее наружу, ничего уже нельзя будет изменить.
Но в конце концов она решила больше не медлить. Шаэ встала и влилась в поток других пассажиров к остановке такси.
Два года назад, когда она уезжала, Шаэ не собиралась возвращаться. Ее переполняли гнев и оптимизм, она решила начать новую жизнь и создать новую себя в большом и современном мире за пределами Кекона, подальше от анахроничных кланов и бьющего через край мужского начала ее семьи. В Эспении оказалось, что сбежать от клейма рожденной в маленькой островной стране, известной главным образом своим нефритом, труднее, чем она ожидала. Шаэ обнаружила, что при упоминании Жанлуна на нее бросают непонимающие взгляды. Иностранцы называли его по-другому – Нефритовый город.
Когда люди узнавали, что она кеконка, то реагировали до смешного предсказуемо. Сначала удивлялись. Для большинства эспенцев Кекон – экзотическое место из сказок. Послевоенный бум мировой торговли вывел его из многовековой изоляции, но не полностью. Она могла с таким же успехом говорить, что прилетела из космоса.
А следующая реакция – веселое подтрунивание. «Так ты умеешь летать? Можешь проходить сквозь стены? Покажи что-нибудь потрясное. Вот, разбей стол, к примеру!»
Она научилась с этим справляться. Поначалу пыталась объяснить. Она оставила весь свой нефрит на Кеконе. Теперь она ничем от них не отличается. Все ее преимущество в силе, скорости и быстроте реакции происходит из-за того, что она рано встает и каждое утро тренируется во дворике своей квартиры. В конце концов, от старых привычек никуда не денешься.
Первые две недели были почти невыносимыми, она чувствовала себя запертой в собственной одиночной камере. Всего стало меньше, чем раньше – меньше цвета, меньше звуков, меньше чувств – отмытый до прозрачности мираж. Тело стало неповоротливым, тяжелым и болело. Ее не покидало чувство потери чего-то жизненно важного, как будто она сейчас посмотрит вниз и обнаружит отсутствие ноги. А по ночам охватывало паническое ощущение парения в пространстве, словно мир нереален.
Но как будто этого мало, вдобавок ее окружали хвастливые молодые эспенцы с тактичностью обезьян, они говорили только о шмотках, машинах, поп-музыке и вывертах своих поверхностных, но запутанных отношений. Она чуть не сдалась, а после первого семестра даже заказала билет на Кекон. Но гордость пересилила даже нефритовую ломку, от которой подкашивались ноги. К счастью, деньги за билет удалось вернуть.
Слишком сложно было объяснить немногочисленным друзьям по колледжу, что значит носить нефрит, родиться в семье Зеленых Костей и почему она от этого отказалась – она лишь невинно улыбалась и ждала, пока утихнет их любопытство. Джеральд всегда ее поддразнивал. «Ты вроде ведешь себя нормально, но однажды взорвешься и отколешь какой-нибудь номер, да?»
Нет, она уже это сделала. Это с ним она отколола номер.
Небо превратилось в странную смесь дымки и угасающего света. Бетон стал сырым от Северной Мороси – бесконечных дождей и туманов, налетающих на прибрежные равнины вокруг Жанлуна во время сезона муссонов. День уже клонился к вечеру. Шаэ стояла в очереди к такси. Другие люди в очереди не обращали на нее ни малейшего внимания. На ней было яркое и короткое летнее платье, модное в Эспении, но в родной стране оно казалось слишком вызывающим, а не считая этого, она сливалась с толпой, выглядела в точности как любой другой пассажир. Без нефрита. С облегчением и легким уколом жалости к самой себе она поняла, что ее вряд ли кто-нибудь узнает.
Прибыло следующее такси. Водитель положил ее чемодан в багажник, а Шаэ села на заднее сиденье и открыла окно.
– Куда вам? – спросил шофер.
Шаэ подумывала поехать в гостиницу. Ей хотелось принять душ, отдохнуть после долгого полета, хоть немного побыть в одиночестве. Но она не стала поступать настолько неуважительно.
– Домой, – сказала она и назвала адрес.
Водитель съехал с обочины и влился в шумный поток машин и автобусов.
Когда такси пересекло Выездной мост и показался бетонный силуэт города, на Шаэ нахлынула ностальгия, такая глубокая, что стало трудно дышать. Через открытое окно лился влажный воздух, она слышала родной язык по радио, и даже кошмарный трафик… В горле у нее встал комок, а в глазах слезы. Она смутно понимала, чем теперь займется в Жанлуне, но безусловно была дома.
Когда они въехали в район Дворцовый холм, таксист то и дело начал поглядывать на нее в зеркало заднего вида. Машина остановилась у высоких железных ворот резиденции Коулов, и Шаэ наклонилась к окну, чтобы поговорить с охранником.
– Добро пожаловать домой, Шаэ-цзен, – сказал тот, удивив ее несоответствующим теперь суффиксом, как и фамильярностью, поскольку назвал по имени.
Охранником был один из Пальцев Хило. Шаэ узнала его в лицо, но не вспомнила имени, так что просто приветственно кивнула.
Такси проехало через ворота к кольцу перед главным особняком. Шаэ потянулась за кошельком, чтобы расплатиться, но таксист сказал:
– Платы не нужно, Коул-цзен. Простите, что поначалу не узнал вас в этой иностранной одежде. – Он развернулся к ней с наполненной надеждой улыбкой. – Мой тесть – преданный Фонарщик. В последнее время у него начались небольшие проблемы с бизнесом. Если вы могли бы…
Шаэ сунула деньги таксисту в руки.
– Возьмите, – настояла она. – Сейчас я всего лишь госпожа Коул. Я не имею в клане права голоса. Скажите своему тестю, чтобы сообщил обо всем по обычным каналам Шелесту.
Она подавила чувство вины, прочитав на его лице разочарование, вышла из такси и потащила чемодан по ступеням ко входу.
У двери ее встретила Кьянла, экономка-абукейка.
– Ох, Шаэ-се, ты так изменилась! – Она обняла Шаэ, а потом отступила, но не выпустила ее. – И пахнешь как эспенка, – весело рассмеялась она. – Но чего ж тут удивительного, ведь ты теперь важная шишка в мире эспенского бизнеса.
– Не говори глупостей, Кьянла, – слабо улыбнулась Шаэ.
Стиснув зубы и работая до седьмого пота, она выпустилась третьей на курсе, хотя и училась не на родном языке, а после Академии Коула Ду эспенские методы обучения ставили ее в тупик. Они так много времени проводили за болтовней в больших аудиториях, как будто каждый студент хотел стать учителем. Весной она прошла собеседования в нескольких крупных компаниях, отбирающих студентов. Шаэ даже получила предложение от одной из них занять должность низшего звена. Но она понимала, как воспринимают ее эти люди.
Когда она входила в комнату, все мужчины за столом – а это всегда были мужчины – предполагали, что она тунка или шотарка, и в их глазах отражался проблеск предубеждения. Когда они читали ее резюме и видели, что она кеконка и воспитывалась как Зеленая Кость, выражения их лиц сменялись на откровенно скептические. Пусть эспенцы и гордились своей военной мощью, но не слишком уважали военное образование. Какой от него толк в таком цивилизованном месте, сосредоточии профессионалов, как эспенская корпорация? Это же не Кекон, где фамилия Коул все равно что золото, одно дедушкино слово, и она получила бы что угодно. И в такие минуты романтическое желание всего добиться самостоятельно казалось глупым. Глупым и пустым. И вот она здесь, в том самом доме, откуда не сумела достаточно быстро уехать пару лет назад.
У подножья лестницы стоял Лан.
– Вот ты и дома, – улыбнулся он.
Шаэ подошла к нему и крепко обняла. Она не видела старшего брата два года, и ее затопил прилив чувств. Лан был на девять лет ее старше, и они никогда не играли вместе, но он всегда хорошо к ней относился. Защищал ее от Хило, не осуждал, когда она уехала, и один из всей семьи писал, пока она училась в Эспении. Иногда его письма с четким и ровным почерком казались единственной ниточкой, связывающей ее с Кеконом, единственным свидетельством, что у нее была семья и прошлое.
Дедушке нездоровится – вот так просто он закончил последнее письмо. Дело скорее в его духе, чем в здоровье. Я знаю, он по тебе скучает. Было бы здорово, если бы после выпуска ты приехала и повидалась с ним, да и с мамой тоже. Рана от разрыва с Джеральдом была еще свежа, как открытый нарыв, Шаэ перечитала письмо брата, отвергла единственное предложение о работе и купила билет на самолет в Жанлун.
Лан тоже обнял ее и поцеловал в лоб.
– Как дедушка? – спросила Шаэ.
И одновременно с этим он произнес:
– Твои волосы.
Оба рассмеялись, и Шаэ внезапно показалось, что она наконец выдохнула, после того как два года задерживала дыхание.
– Он тебя ждет, – сказал Лан. – Хочешь подняться?
Шаэ сделала глубокий вдох и кивнула.
– Если я буду выжидать, легче не станет.
Они вместе поднялись по лестнице, Лан обнимал ее за плечи. Он был так близко, что Шаэ чувствовала пульсирующий гул его нефрита, едва ощутимые вибрации воздуха, на которые ее тело откликалось спазмами желания в животе, стоило наклониться поближе. Она так давно не соприкасалась с нефритом, что слегка кружилась голова. Шаэ заставила себя отстраниться от Лана и посмотреть на дверь перед собой.
– В последнее время ему стало хуже, – сказал Лан. – Но сегодня хороший день.
Шаэ постучала. Голос Коула Сена из-за двери прозвучал с неожиданной энергией:
– Ты же знаешь, я тебя Чую, даже без твоего нефрита, заходи уже.
Шаэ открыла дверь и предстала перед дедом. Сначала все-таки нужно было переодеться и принять душ. Пронизывающий взгляд Коула Сена выхватил ее яркий иностранный наряд, и уголки его глаз сжались в сетку морщин. Его ноздри раздувались, он откинулся на спинку кресла, словно был оскорблен ее запахом.
– Боги, – пробормотал он, – последние два года были так же немилосердны к тебе, как и ко мне.
Шаэ напомнила себе, что, несмотря на деспотизм, дед – герой, один из самых уважаемых людей в стране, но теперь он стар, одинок и угасает, а два года назад она разбила ему сердце.
– Я прямо из аэропорта, дедушка, – Шаэ дотронулась до лба сомкнутыми ладонями в традиционном уважительном приветствии и встала на колени перед его креслом, опустив глаза. – И приехала домой. Ты примешь меня как свою внучку?
Когда она подняла голову, то увидела, что глаза старика смягчились. Твердая линия губ исчезла, и они слегка дрожали.
– Ах, Шаэ-се, конечно, я тебя прощаю, – сказал он, хотя она и не просила о прощении.
Коул Сен протянул узловатые руки, Шаэ взяла их и встала. Его прикосновение было похоже на электрический разряд, даже в таком преклонном возрасте его нефритовая аура была сильна, каждую косточку ее руки покалывали воспоминания и стремления.
– Семья плохо с тобой обошлась, – сказал Коул Сен. – Твое место здесь.
– Да, дедушка.
– Вести дела с иностранцами – это правильно. Я повторял это много раз, боги знают, это правда, я всем твердил: мы должны открыть Кекон и принять иностранное влияние. Из-за этого я порвал с Айтом Югонтином. Но… – Коул Сен ткнул пальцем в воздух, – мы никогда не будем похожими на них. Мы другие. Мы кеконцы. Зеленые Кости. Никогда этого не забывай.
Дед повернул ее ладони в своих и покачал головой, печально и неодобрительно, при виде гладких запястий.
– Даже если ты снимешь нефрит, ты не станешь такой, как они. Они никогда тебя не примут, потому что чувствуют – ты другая, как собаки чуют, что они ниже волков. Нефрит – это наше наследие, и мы не должны смешивать кровь с другими.
Он легонько стиснул ее руки в ободряющем жесте.
Шаэ склонила голову в молчаливом согласии, скрывая обиду на то, что дед явно радуется ее разрыву с Джеральдом. Шаэ встретила Джеральда на Кеконе. В то время ему осталось отбыть пятнадцать месяцев службы на острове Эуман, а потом он планировал поступить в аспирантуру. Когда Коул Сен узнал об отношениях Шаэ с моряком-иностранцем, он яростно объявил, что эти отношения обречены. И пусть его аргументы были в основном расистскими – дескать, Джеральд шотарец (хотя на самом деле он родился в Эспении), слабак с водой вместо крови, он ниже ее, примитивный выродок – Шаэ выводило из себя, что предсказания старика сбылись. А если подумать, то слова о примитивном выродке тоже оказались правдой.
– Я рада, что ты так хорошо выглядишь, дедушка, – мягко сказала Шаэ, пытаясь вклиниться в его монолог.
Коул Сен отмахнулся от попытки увести его в сторону.
– Я ничего не трогал в твоей комнате. Я знал, что однажды ты пройдешь через этот этап. Она по-прежнему твоя.
Шаэ быстро поразмыслила.
– Я так тебя разочаровала, дедушка. Я и в мыслях не держала, что для меня найдется место в доме. И поэтому арендовала квартиру неподалеку отсюда. Я уже отправила туда вещи.
Это была неправда, она нигде еще не устроилась и никуда не посылала вещи. Но ее совершенно не грела мысль поселиться в своей детской спальне в особняке Коулов, как будто ни два года разлуки, ни разделяющий их океан ничего не изменили. Живя здесь, она постоянно будет ощущать нефритовые ауры ходящих туда-сюда Зеленых Костей и снисходительное прощение деда.
– А кроме того, мне нужно побыть в одиночестве, чтобы устроиться. Решить, что делать дальше.
– А что тут решать? Я поговорю с Дору насчет того, какую часть бизнеса отдать тебе.
– Дедушка, – вмешался Лан. Он стоял на пороге и следил за их разговором. – Шаэ только что после долгого полета. Дадим ей распаковать вещи и отдохнуть. Еще будет время поговорить о делах.
– Хм, – сказал Коул Сен, но не выпустил руки Шаэ. – Наверное, ты прав.
– Скоро увидимся. – Шаэ наклонилась и поцеловала его в лоб. – Я люблю тебя, дедушка.
Старик фыркнул, но его лицо озарилось нежностью, которой ей так отчаянно не хватало, вдруг поняла Шаэ. В отличие от Лана, она не знала отца, в детстве Коул Сен был для нее всем. Он души в ней не чаял, как и она в нем. Когда Шаэ вышла из комнаты, он пробормотал вслед:
– Во имя всех богов, надень нефрит. Мне больно видеть тебя такой.
Она вышла на улицу вместе с Ланом. Они были одни. Солнце село, оставив после себя туманные отблески и очертив крыши зданий вокруг центрального двора. Шаэ опустилась на каменную скамью под раскидистым кленом и глубоко вздохнула. Лан сел рядом. Некоторое время они молчали. Потом переглянулись и тихо засмеялись.
– Могло быть и хуже, – сказала она.
– Как я и сказал, сегодня он в хорошем настроении. Врач говорит, ему нужно носить меньше нефрита, но я все откладываю эту битву.
Лан на секунду отвернулся, но Шаэ заметила гримасу на его лице.
– Как мама? – спросила она.
– Хорошо. Ей там нравится. Там так спокойно.
Много лет назад их мать посвятила себя детям и угождала требовательному свекру в обмен на безопасную и комфортабельную жизнь уважаемой вдовы правящей династии Равнинного клана. Как только Шаэ исполнилось восемнадцать, Коул Ван Риа удалилась в семейный дом на побережье, в Марении, что в трех часах езды к югу от Жанлуна. Насколько было известно Шаэ, с тех пор она не возвращалась в город.
– Ты могла бы съездить ее навестить, – сказал Лан. – Без спешки, когда устроишься.
– А ты? Как дела у тебя?
Лан повернулся к ней, прищурив левый глаз. Все говорили, что он вылитый отец, но Шаэ не видела сходства. Ее брат был преданным и душевным человеком, совсем не похожим на свирепого партизана со старых фотографий в дедушкиной комнате. Он как будто хотел что-то сказать, но передумал и сказал нечто другое:
– Все хорошо, Шаэ. Дела клана не дают заскучать.
На Шаэ нахлынуло чувство вины. Она не была честна, отвечая из Эспении на письма Лана, и не стоит ожидать, что теперь он ей доверится. Она даже не была уверена, что хочет его выслушать, если это значит слушать рассказы о спорах за территорию, отбившихся от рук Фонарщиках или убитых в поединках Кулаках – всех тех делах клана, от которых ей хотелось держаться подальше. И все же она задумалась о том, как брат удержит позицию Колосса, справляясь одновременно с уходом Эйни и с резким упадком сил у дедушки, а помогают ему только Хило и мерзкий старикашка Дору.
– Меня не было здесь, чтобы тебя поддержать. Прости, – сказала Шаэ.
– У тебя своя жизнь, Шаэ.
В его голосе не было упрека, и Шаэ поблагодарила богов за то, что после возвращения первым из членов семьи она встретила Лана. Он не пристыдил ее ни за то, что она уехала, ни за то, что вернулась. А это куда больше, чем она заслуживает, и больше, чем может ожидать от остальных членов семьи.
Наконец-то сказалась разница во времени, и нахлынула усталость. В доме зажегся свет, а потом погас, наверху в окнах маячила тень Кьянлы – она закрывала жалюзи. В темноте молчаливые силуэты скамеек и деревьев, среди которых Шаэ играла в детстве, казалось, смотрели осуждающе, как безучастные родственники. Она поняла, что у Кекона особый аромат – пряный и сладкий. Именно так она пахла для своих однокашников в Эспении? Она представила, как этот запах проникает сквозь поры. Шаэ положила ладонь на руку Лана. Его нефритовая аура вибрировала, как низкие басы, и Шаэ придвинулась ближе, но не слишком.
Шаэ поселилась в отеле и следующие три дня посвятила поиску квартиры. Ей не хотелось жить слишком близко к резиденции Коулов, но это не значило, что она может жить где угодно. Она сняла нефрит, но не сменила внешность и фамилию, и потому некоторых частей города ей лучше избегать. Даже ограничив зону поисков строго районами под контролем Равнинных, она от рассвета до заката ездила в дурнопахнущей подземке от остановки до остановки, жутко потея от летней жары, и смотрела одну квартиру за другой.
Не раз она изводила себя, что все могло быть куда легче. Одно слово Лана домовладельцу-Фонарщику, и она тотчас же получила бы прекрасную квартиру. Арендная плата была бы вполовину меньше, если бы вообще была, а домовладелец обрадовался бы, что разрешение на строительство или контракт, который он ожидает, немедленно одобрены. Но она сдержала обещание обходиться без семьи. Студенткой Шаэ жила экономно, и после обмена эспенских денег ее полученных на летней практике сбережений хватило бы на полгода арендной платы в Жанлуне, если быть благоразумной. К концу третьего дня поисков усталая, с мозолями на ногах, она подписала договор об аренде скромного, но удобного лофта с одной спальней в Северном Сотто и была довольна cобой.
Когда она вернулась в гостиницу, в вестибюле ждал Хило. Он развалился в пухлом кожаном кресле, но, увидев Шаэ, привстал, а его Кулак, один из братьев Маик, Шаэ точно не помнила который, поднялся с соседнего кресла и отошел в другой конец вестибюля, чтобы они могли поговорить наедине.
За два года ее брат не изменился, и Шаэ с неожиданной неловкостью задумалась, изменилась ли она, стала ли выглядеть старше и иностранкой – с новой прической и в новой одежде. Хило был старше ее всего на одиннадцать месяцев, и когда она уезжала, в каком-то смысле они были ровней. А теперь она безработная, одинока и не носит нефрит. А он – один из самых могущественных людей Жанлуна, и ему подчиняются сотни Зеленых Костей.
Шаэ знала, что не сумеет избежать этой встречи, но говорила себе, что это может подождать еще чуть-чуть. Интересно, это Лан сказал ему, где ее найти, или персонал гостиницы донес его Пальцам? Когда Хило поднялся, чтобы ее поприветствовать, Шаэ напряглась. Вестибюль гостиницы – уж точно не то место, где она представляла себе эту встречу.
– Хило, – сказала она.
Он тепло ее обнял.
– Что ты делаешь в отеле? Ты меня избегаешь?
Похоже, он действительно обижен, Шаэ и забыла, как он порой чувствителен. Хило обнял ее лицо ладонями и поцеловал в обе щеки и в лоб.
– Что было, то прошло, – сказал он. – Теперь, когда ты вернулась, все прощено. Ты же моя сестренка, как я могу тебя не простить?
Он говорит, как дедушка, подумала Шаэ, с этим прощением. Конечно, он не собирается извиняться за то, что назвал ее шлюхой и предательницей клана и прямо перед ней, в присутствии Лана и дедушки, вызвался убить Джеральда, если ему прикажут. Если бы Джеральд не был эспенским офицером и в комнате не присутствовал бы Лан, который всех успокоил, Коул Сен наверняка бы дал согласие.
В глубине души ей хотелось по-прежнему злиться на Хило. И это было бы проще, если бы он злился на нее. Но великодушие Хило напоминало его нефритовую ауру – такое же пылкое и ясное. Шаэ чувствовала, как теплеет, напряжение, которое она носила, как броню на спине и плечах, тает.
– Я тебя не избегаю, – ответила она. – Просто я только что приехала, и мне нужно было время устроиться.
Хило сделал шаг назад, не выпустив ее локти.
– Где твой нефрит?
– Я его не ношу.
Хило нахмурился. Потом наклонился и понизил голос.
– Ты нам нужна, Шаэ. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Горные собираются бросить нам вызов. Все на это указывает. Они считают нас слабаками. Дедушка сидит в четырех стенах. За Дору я не дам и плевка. Но теперь, когда ты вернулась, все изменится. Дедушка всегда любил тебя больше всех, и если мы вдвоем будем прикрывать Лана…
– Хило, – сказала она. – Я не собираюсь вмешиваться. Если я вернулась в Жанлун, это еще не значит, что я займусь делами клана.
Хило наклонил голову.
– Но ты нам нужна, – просто сказал он.
Несколько жестоких слов – и он бы отстал. Шаэ безумно хотелось это сделать – обидеть его, оттолкнуть, спровоцировать, но она устала от былого соперничества. Стычки с Хило – своего рода костыли, прилипчивая дурная привычка из прошлой жизни, которую она хотела оставить позади, вместе с нефритом, и больше к ней не возвращаться. Они оба взрослые люди. Шаэ напомнила себе, что теперь он Штырь Равнинного клана. Если она собирается какое-то время прожить на Кеконе, не стоит с ним ссориться.
Шаэ подавила порыв.
– Я не готова, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Ты можешь это понять?
На лице Хило отразилось сразу несколько чувств – похоже, он пытался сдержать разочарование и понять, искренне ли она говорит. Хило пришел к ней с братской любовью, а когда он делал шаг навстречу, то ожидал того же и от других. Отвечать вполсилы было рискованно. Когда он снова заговорил, голос звучал более сдержанно.
– Ладно. Размышляй, сколько тебе нужно. Но тут не в чем разбираться, Шаэ. Если ты не хочешь быть Коул, то не следовало и возвращаться. – Прежде чем она успела ответить, он поднял палец. – Не спорь. Я не хочу забывать, что простил тебя. Если ты хочешь, чтобы я на время оставил тебя в покое, я уйду. Но я не так терпелив, как Лан.
Он отошел, его нефритовая аура отхлынула, как большая волна обратно в море.
– Хило, – позвала Шаэ. – Передай от меня привет Андену.
Ее брат повернул голову и бросил через плечо:
– Можешь сама это сделать.
Его лейтенант окинул ее неодобрительным взглядом, и оба исчезли в теплой ночи за дверьми отеля.