седьмой год, шестой месяц
Однажды вечером Нико прибежал в дом в слезах. Он играл с братом, сестрой, кузеном Маиком Цамом и детьми Цзуэна в доме Штыря. У Цзуэна Ню и его жены было четверо детей, включая мальчиков-близнецов, на десять месяцев старше Нико, а Лина часто приводила Цама поиграть с кузенами, так что по двору поместья Коулов всегда бегала ребятня, перемещаясь от дома к дому, и повсюду валялись их игрушки и вещи.
Нико подбежал к Вен и пожаловался, что близнецы Цзуэны над ним насмехаются. Цам, Рю и Цзая строили дом из кубиков, а три старших мальчика стянули пачку сигарет и зажигалку из ящика и играли с ними. Жена Цзуэна заметила, чем они занимаются, и отобрала сигареты, устроив нагоняй, – дескать, они могли сжечь дом дотла. Отрезвленный выговором Нико обвинил Цзуэнов в том, что им пришла в голову такая идея. В пожаре могут погибнуть люди, строго заявил он друзьям. Его родная мать погибла дома в пожаре – вот почему он живет с тетей и дядей.
Близнецы Цзуэны засмеялись:
– Кто это тебе сказал?
Ему объяснила тетя Шаэ, когда он был еще маленьким.
– И ты правда в это поверил? – с издевкой спросил Цзуэн Ритто. – Ты же сын Колосса. Как ты можешь быть таким несмышленышем?
Нико набросился на них с кулаками, требуя объяснить, что они имеют в виду, но они убежали.
Вен заверила Нико, что друзья просто подтрунивают над ним. В тот вечер, когда дети уже пошли спать, она рассказала мужу о случившемся.
Хило рассердился на бестактность детей Цзуэна, но виноваты были не они, а их отец. Дети всего лишь подслушали разговоры взрослых, которые те бездумно вели. А кроме того, он всегда знал, что рано или поздно это произойдет. Нико исполнилось восемь, он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать многие жизненные концепции. В конце концов, ему все равно предстояло узнать правду, и важно, чтобы он услышал все подробности от Хило, а не от кого-то еще. Тем не менее Хило оказался не готов к такому разговору.
– Я с ним поговорю, – обещал он Вен.
Увидев написанную на его лице обреченность, Вен завершила физиотерапевтическую гимнастику, которой занималась в гостиной, и села рядом с мужем на диване. Она дотронулась до его ладони, и когда Хило не убрал руку, сжала ее крепче и прижалась к нему. Через девять месяцев после сцены за ужином они еще не были уверены друг в друге и оба страдали, когда печаль и обиды перевешивали желание понежничать. Но по мере того как к Вен возвращались силы и ловкость, она снова начала обсуждать все с мужем.
– Больше никаких секретов, – напомнила она.
– Больше никаких секретов, – согласился Хило.
Столько проблем между людьми, даже теми, кто любит друг друга, возникает из-за неспособности все честно обсудить.
И потому утром в субботу Хило разбудил племянника, которого считал своим старшим сыном, и сказал, что они вдвоем поедут завтракать. Вся остальная семья спала. По пути к гаражу им попались только садовники с букетами красных и желтых пионов, символизирующих супружеское счастье, – на выходные была назначена свадьба Шаэ и Вуна.
Как только высохли чернила на свидетельстве о разводе Вуна, Хило встретился с ним, а Вен поговорила с Шаэ, и они назначили дату. Хило вошел в гостиничный номер, где временно жил бывший заместитель Шаэ, и заявил без предисловий:
– Вун-цзен, я расстраиваюсь при одной мысли о том, сколько проблем за все годы причинили мне неудачные романы сестры. Ты был лучшим другом Лана, а теперь отлично работаешь на посту Хранителя печати, так что лучше не становись очередной такой проблемой. Либо немедленно уезжай на другой конец страны – сейчас нам нужно больше людей в Луканге, – либо женись на Шаэ, но решать нужно поскорее, я устал от этих идиотским драм. Сестра вряд ли придет ко мне посоветоваться, но если ты точно знаешь, чего хочешь, это твой шанс.
Вун смотрел на него почти со страхом, как будто ожидал казни, но постепенно выражение его лица сменилось на осторожную радость.
– Коул-цзен, – медленно произнес он. – Могу я попросить вашего разрешения просить Шаэ-цзен…
– Да, чтобы вам всем провалиться, я даю благословение Колосса, – вздохнул Хило.
Он не знал, чем закончился разговор Вен и Шаэ, но был рад, что этим занялась его жена: Шаэ могла отказаться от собственного самого заветного желания, лишь бы не признать, что Хило прав. Когда он попросил об этом Вен, она уверенно улыбнулась и сказала:
– Не волнуйся, твоей сестре просто нужно поговорить об этом решении с другой женщиной, вот увидишь.
По традиции свадьба Коул Шаэлинсан, Шелеста Равнинного клана и внучки Факела Кекона, должна была бы пройти в храме Божественного возвращения, с роскошным банкетом в отеле «Главная звезда». Но вместо этого решили устроить относительно скромную церемонию в кругу семьи, в поместье Коулов. Жених и невеста согласились пожениться быстро и безыскусно из уважения к родственникам Кийи, которые, хоть и имели невысокий ранг в клане, тем не менее не заслужили публичного унижения.
С детьми легче вести трудные разговоры. Нико любил жареные хлебцы, и Хило отвез его в забегаловку «Горячая хижина» в Доках, хотя и знал, что Вен считает такой завтрак неподходящим для ребенка. Они сели на скамейку с видом на гавань и ели горячие хлебные трубочки, только что со сковородки. Нико бросал в воду крошки для птиц. Утреннее солнце уже частично прожгло висящую в воздухе морось. Вокруг толпились продавцы уличной еды, сувениров и турагенты в надежде продать что-нибудь туристам, которые скоро начнут сходить с круизных судов, вставших на якорь ночью.
Ни одно судно не пришло с островов Увива – уже вступило в силу торговое эмбарго.
По сравнению с предыдущим годом положение клана улучшилось. Горным пришлось отказаться от попыток переманить Фонарщиков Равнинных, которые, в свою очередь, почувствовали себя увереннее на волне успехов Коулов. Конфликт в Луканге еще не разрешился, но ситуация стабилизировалась, и Цзуэн даже отозвал обратно в Жанлун нескольких старших Кулаков, и в их числе Йин и Лотта, оставив достаточно бойцов для поддержки отделившейся фракции Единства шести рук. Пока что сражения привели к очередной патовой ситуации, но Хило уже не так злился по этому поводу, как когда-то. Давным-давно он надеялся уничтожить Горных каким-нибудь быстрым и смертельным ударом, даже ценой собственной жизни, но теперь смирился с тем, что для победы потребуется гораздо больше времени. А ему нужно уцелеть и пережить всех врагов.
Чтобы запить жареные хлебцы, Хило купил две чашки горячего сладкого молока с лотка поблизости и выпил свою, пока остужал вторую для Нико.
Мальчик был в восторге от безраздельного внимания Хило и их вылазки, но понимал, что для этого есть какая- то причина, и вел себя тише, чем обычно, сосредоточенно ел, часто поглядывая на дядю.
– Ждешь не дождешься Лодочного дня? – спросил Хило.
– Ага, – ответил Нико.
По мнению Хило, он был необычным ребенком: редко расстраивался, но и бурно веселился нечасто. Внимательный и умный, лучший в своем школьном классе, но слишком много в нем было меланхоличности Лана.
– В Лодочный день мы сюда вернемся и посмотрим, как топят корабли. Закажем сладкие жареные орехи, как ты любишь, и арбузный лимонад, и можешь остаться допоздна, если хочешь.
Глаза Нико засветились от радости:
– А дядя Анден придет?
– Конечно, если не будет занят. Нико-се, – сказал Хило тем же легким и полным нежности тоном, – я слышал, что позавчера сыновья Цзуэна наговорили тебе всякого и ты расстроился. Хочешь, я расскажу тебе о том, что случилось на самом деле?
Улыбка Нико потухла, и он шаркнул мыском ботинка по земле под лавкой.
– Наверное, ты слышал, что другие ребята болтают о нашей семье, – мягко продолжил Хило. – Возможно, даже говорят какие-то гадости или привирают. Это вполне понятно, учитывая наше положение в клане. Когда ты слышишь что-то, в чем не уверен, то не отвечай сразу же. Сначала спроси меня или маму. Тетя Шаэ или дядя Анден щадят твои чувства из любви к тебе, а дядя Тар любит рассказывать грандиозные истории, иногда слишком грандиозные. Но я всегда скажу тебе правду.
– Они назвали меня дураком, потому что я считаю, что моя мама, не наша мама, а моя первая, умерла при пожаре.
– Ты совсем не дурак, – заверил его Хило. – Просто люди любят потрепать языками о чужой трагедии. Мы не рассказывали тебе подробности о том, что случилось с твоей мамой, потому что ты был слишком мал и не понял бы, или бы это тебя расстроило или напугало. Но теперь ты достаточно взрослый и готов это услышать.
Хило слегка помедлил, доедая свой жареный хлебец и собираясь с мыслями.
– Твой папа, мой старший брат, был хорошим человеком и сильной Зеленой костью, но иногда слишком мягкосердечным. Раньше я этого не понимал, но теперь, став старше, думаю, что понимаю его гораздо лучше. Когда он стал Колоссом клана, его жена ушла к другому, и они сбежали в очень далекую страну.
Нико выжидающе посмотрел на него с тем же сосредоточенным выражением, которое Хило видел на лице мальчика, когда тот рисовал, конструировал или погружался в книгу, но сейчас Хило Чуял, как колотится маленькое сердце. Хило похлопал по карманам, но потом опустил руки. Он старался не курить перед детьми.
– Обычно, когда кто-то предает Колосса, эти люди должны быть наказаны – убиты, даже если когда-то были друзьями или любимыми, – объяснил Хило. – Твоей тете Шаэ пришлось убить прежнего Шелеста, потому что он пошел против твоего отца. И вспомни, что рассказывал тебе дядя Тар о том, как он убил человека по имени Фуинь, который раньше был нашим Кулаком, но потом переметнулся к Горному клану. Я не хотел его казнить, но если бы не сделал этого, то не исполнил бы свой долг Колосса, а в итоге любой бы решил, что может нас предать.
– Папа убил мою маму? – в ужасе спросил Нико.
– Нет, Нико, твой папа был мягкосердечным, как я уже сказал, и он их отпустил. Хотя это было неверное решение для Колосса, но оказалось удачным, потому что в то время она носила тебя, и ты родился уже в Степенланде. Ты уже знаешь, что мы вели войну с Горным кланом и твой отец погиб, когда ты был еще маленьким. Он даже не знал о твоем существовании. Мы узнали об этом почти два года спустя. – Хило внимательно оглядел племянника. – Когда я узнал о тебе, то поехал в Степенланд вместе с дядей Таром, чтобы поговорить с Эйни. Ради твоего блага я простил ее предательство и сказал, что она может вернуться в Жанлун и жить здесь вместе с нами, чтобы ты не рос на чужбине, вдали от тех, кто так тебя любит. Сначала она и ее друг согласились, но они солгали и попытались снова тебя выкрасть. Их невозможно было вразумить. Мало того, что они опозорили твоего отца, так еще хотели увезти тебя подальше от родной страны и семьи. Теперь ты понимаешь, что я не мог такого допустить.
Губы Нико задрожали, а в глазах набухли слезы.
– Она правда была такая плохая, что тебе пришлось ее убить? – жалобно спросил он.
Хило было больно видеть стыд и злость в глазах мальчика, когда тот узнал, что его мать совершила низкое предательство.
– Я сделал это очень быстро, Нико-се, она даже не успела испугаться, ей совсем не было больно. Люди, совершающие плохие поступки, необязательно плохие в душе. Хороший человек может попасть в определенную ситуацию или столкнуться с плохими людьми, и это повлияет на его решения. К сожалению, так произошло и с Эйни. Если бы она увезла тебя, ты бы никогда не познакомился со мной или с мамой, с двоюродными братьями и сестрами и с другими родственниками. Ты даже никогда бы не узнал, кем был твой отец. Не поступил бы в Академию и не стал Зеленой костью. Разве ты хотел бы так жить?
Нико с мрачной решимостью покачал головой. Хило крепко обнял его и притянул к себе. Нико был уже слишком большим, чтобы посадить его на колени, как когда-то, и Хило удивлялся и жалел, что дети так быстро растут, а время бежит так быстро.
Нико потерся заплаканным лицом о плечо Хило.
– Если моя мама была предательницей и ее пришлось убить, я тоже стану плохим человеком, когда вырасту?
– Выкинь это из головы, – резко ответил Хило, отстраняясь, и посмотрел мальчику в глаза. – Дети не обязательно идут по стопам родителей. Вообще-то, мы учимся на их ошибках и не склонны их повторять. Твоя настоящая мама – та, которая тебя вырастила. Отца твоей мамы, дяди Тара и дяди Кена, который погиб, когда ты был еще совсем маленьким, так что ты плохо его помнишь, казнили, а их семья была опозорена. Но они все изменили, и теперь семья Маик стоит на вершине, их имя произносят с таким же почтением, как и наше. Ты сам делаешь себе имя, Нико. Вокруг тебя люди, которые любят и гордятся тобой. И все говорят, что ты похож на отца. Поэтому не думай, будто случившееся с твоей матерью имеет отношение к тебе. Хорошо?
Нико засопел и кивнул, Хило снова его обнял и поцеловал в макушку.
– Теперь ты понимаешь, почему мы не рассказывали тебе об этом, когда ты был маленьким, – сказал он. – Ты бы просто не понял и испугался. – Наверное, мальчик и сейчас был немного напуган и сбит с толку, признавал Хило, но это неизбежно, его боль облегчат только любовь и поддержка. – Если ты когда-нибудь захочешь снова поговорить об этом, сразу приходи ко мне или к маме.
– Ты когда-нибудь переживал из-за того, что убиваешь людей, дядя? – тихо спросил Нико. – Наверное, я бы не смог убить своих друзей, например Ритто или Дина, что бы они ни сделали, даже если бы они спалили дом дотла.
– Я не переживаю, убивая врагов, которые хотят навредить нашей семье. Но людей, которых ты знаешь и которым доверял, убивать гораздо труднее. В этих случаях мне очень тяжело, но все равно приходится это делать.
Они молча посидели несколько минут, Хило гладил племянника по голове, а тот прижимался к нему, переваривая все сказанное дядей. Хило чувствовал облегчение оттого, что наконец-то поговорил с Нико, и мог лишь надеяться, что сделал все правильно, разговаривая с ребенком на такую болезненную тему. Хило был Коулом, Зеленой костью и Колоссом клана, но сейчас понимал, что гораздо важнее быть честным и любящим отцом своих детей. Нико был старшим сыном. Если однажды он станет Колоссом, его следует воспитывать как полагается, поддерживая, но не ограждая от жизненных трудностей.
– Я тебя люблю, Нико, никогда об этом не забывай.
– Я тоже тебя люблю, дядя, – сказал Нико, вытирая слезы.
При взгляде на мальчика Хило переполняли любовь и гордость. Он должен передать по наследству детям сильный Равнинный клан, это гораздо важнее, чем нефрит или месть, даже чем собственная жизнь. Когда они шли обратно к машине, Хило подмигнул и сказал:
– Не говори Рю и Цзае, что мы ходили в «Хижину», а то они умрут от зависти.