На кухню я спустилась уже с ощущением, что внутри всё по-другому.
Не шумно, не взрывообразно – просто где-то под рёбрами стало теплее. Спокойнее.
Раньше утро было похожим на выживание: кофе, мысли о магазине, иногда – вязкая тяжесть, которая цеплялась за кожу.
Сегодня… к этому всему добавилась тихая, но отчётливая мысль:
Сегодня восемь вечера.
Он придёт.
Вера уже была на кухне – в своём халате с мелкими цветами, с заколотыми на макушке волосами. Что-то напевала себе под нос и мешала овсянку в кастрюле. От этого вида всегда становилось странно уютно: словно я не теряла ничего, а жила так всю жизнь.
– Утро, Лис, – она обернулась, и в голосе сразу прозвучала тёплая улыбка. – Садись. Пока каша горячая.
– Доброе, – я опустилась на стул, подтянула к себе кружку с кофе и поймала себя на том, что улыбаюсь… просто так.
Вера поставила передо мной тарелку, присела напротив, всматриваясь чуть внимательнее, чем обычно.
– Ну… – протянула она, опираясь локтями о стол. – Мне кажется, или у нас здесь новое явление природы?
– Какое ещё? – я сделала вид, что сосредоточена исключительно на овсянке.
– Алиса, – мягко сказала она, – ты сегодня светишься.
Я закатила глаза, но от её слов внутри всё равно приятно дрогнуло.
– Это просто… вчера был длинный день. Магазин, клиенты… – попыталась уйти в сторону.
– Угу, – протянула Вера так, что стало ясно: она не верит ни на грамм. – Ладно, не буду допрашивать. Лучше другое: у меня идея.
Я подняла взгляд.
– Какая?
– Давай сегодня выберемся в центр. – Она сказала это так легко, будто предлагала выйти за хлебом. – Пройдёмся по магазинам, посмотрим на людей, купим чего-нибудь вкусного. Ты уже давно живёшь в этом городе, а всё как на работу – домой, на работу – домой.
Я помешала ложкой кашу, чувствуя, как где-то внутри откликается простое слово «выберемся».
Раньше это означало: сесть в метро, доехать до поставщиков, пробежаться по складам.
Сейчас… это значило просто быть женщиной, а не только хозяйкой цветочного магазина.
– В магазин мне только к обеду, – сказала я. – Мария спокойно справится с утренними заказами. Так что… можем.
Вера сразу оживилась, словно ждала этого «можем».
– Отлично. Тогда позавтракаем и поедем. Я давно хотела купить новые наволочки, а то наши уже смотрят на меня обвиняющим взглядом.
Я улыбнулась шире.
– Хорошо, – кивнула я. – Давай устроим себе… маленький женский день.
– Вот! – тётя одобрительно щёлкнула пальцами. – Это уже похоже на Алису, которую я люблю.
«Которую я люблю», – прозвучало в груди мягко, как плед.
Я сделала глоток кофе и позволила себе на секунду закрыть глаза.
В восемь вечера он придёт.
Но до этого – у меня есть день. Я. Вера. Город.
И это тоже важно.
Мы добрались до центра на автобусе – Вера принципиально не любила такси «без крайней необходимости» и считала, что человеку полезно иногда «поездить среди живых». Я стояла у окна, смотрела, как дома меняются витринами, и чувствовала, как внутри ритм чуть выравнивается.
Филадельфия жила своей жизнью: кто-то спешил с портфелем, кто-то тянул ребёнка за руку, кто-то пил кофе прямо на ходу. Я ловила обрывки разговоров, кусочки смеха, чьи-то вздохи – и всё это складывалось в одну большую картинку под названием «нормальность».
Мы вышли на остановке возле торговой улицы. Вера моментально развернулась в нужном направлении, как навигатор с опытом.
– Сначала туда, – она махнула рукой в сторону магазина для дома. – Потом заглянем в пару бутиков. Ты давно ничего себе не покупала, кроме удобных брюк.
– Брюки – это практично, – пробормотала я.
– А женщина – не картонная коробка для практичности, – отрезала она. – Пойдём.
В магазине для дома она ожила окончательно. Ходила между стеллажами, трогала пледы, перебирала полотенца, хмыкала на цены, ворчала на качество и радовалась мелочам вроде «смотри, какая милая кружка с веточкой лаванды».
Я наблюдала за ней и ловила на себе странное ощущение: словно эти минут сорок стирают остатки той тревоги, что жила у меня под кожей слишком долго.
Как будто мы две обычные женщины, у которых нет чужих фамилий, опасностей и людей, умеющих инсценировать смерть собственных дочерей.
– Алиса… – Вера остановилась и посмотрела на меня из-под очков. – Ты всё равно сегодня не здесь.
– Я здесь, – возразила я, но получилось не слишком убедительно.
– Нет, ты телом здесь, – она улыбнулась уголками губ. – А головой… где-то далеко. И, по-моему, это далеко – мужского пола.
Я фыркнула.
– Тётя.
– Что? – Она сделала вид, что обижается. – Я что, не имею права заметить, что моя любимая девочка сегодня… другая?
– Какая?
Она чуть наклонила голову.
– Светлая. Сияющая. – И добавила мягко: – Живая.
От этих слов захотелось обнять её прямо посреди отдела с наволочками.
Вместо этого я просто улыбнулась и пожала плечами:
– Возможно, просто хороший день.
– Возможно, – согласилась она, но взгляд её говорил: «я поверю тебе ровно наполовину».
В бутик платьев мы зашли почти случайно – Веру притянула витрина с аккуратными манекенами, на которых всё сидело слишком красиво, чтобы быть правдой.
– Давай зайдём, – предложила она таким тоном, который не предполагал отказа. – Просто посмотрим.
«Просто посмотреть» с Верой заканчивалось покупкой в восьми случаях из десяти.
Внутри было светло, чисто, тихо. Несколько женщин перебирали вешалки, продавщица с идеальным хвостом кивнула нам и исчезла куда-то вглубь зала. Я уже собиралась спрятаться в безопасной зоне «что-нибудь простое и никакое», но взгляд сам зацепился за одно.
Платье.
Ничего вычурного: мягкая ткань тёмного цвета, тонкие бретели, лёгкий вырез, подчёркнутая линия талии, длина – чуть ниже колена. Всё вместе – слишком женственно для той Алисы, которая привыкла прятаться за удобством.
– Вижу, – тихо сказала Вера, проследив за моим взглядом. – Иди.
– Я просто посмотрю, – пробормотала я.
– Ты его примеришь, – поправила она. – А там… вселенная подскажет.
Я вздохнула, но всё же взяла платье с вешалки. Ткань оказалась мягкой, прохладной, как будто в ней уже жило обещание вечернего воздуха.
В примерочной я на секунду замерла, глядя на своё отражение в нижнем белье.
Светлая кожа. Чуть резче проступившие ключицы. Я всё ещё казалась себе чуть… другой, чем та девочка, которой было двадцать пять до комы. Но под этой иной внешностью всё равно была я.