– Делайте, как хотите; вы дома, – сказал Флетчер.
– Я остаюсь с тем условием, – заявила Харита, – что мне дадут работу.
– Дадим работу, – ответил Флетчер, – впрочем, вы сама найдете ее, где, когда, как и что вам захочется.
– Напрасно вы так сказали, – встревоженно заметил Ферроль, – потому что Харита существо деятельное и беспокойное, она перебьет массу вещей и наделает хлопот всем.
– Сынок, сынок! – укоризненно сказала Харита. – Хорошо ли так говорить?
– Следовательно, ваше представление о себе иное? – спросил Флетчер.
Обиженная, Харита выпрямилась и некоторое время молчала, но принудила себя, наконец, ответить:
– Я сужу так: если я делаю что-нибудь хорошо, – похвалите меня, а если делаю плохо, – стоит ли обращать внимание?
– Нет, не стоит, – важно сказал Флетчер.
– Не стоит, – подтвердил Ферроль.
– Лучше я встану и пройдусь, – вздохнула девушка, – так как вы оба подшучиваете надо мной, а за что?
– За то, – угрюмо обронил Флетчер.
– За то, – удачно скопировал его Ферроль.
– Я действительно скучаю сидеть без дела, – сказала Харита, – без дела и без движения. Но, когда я читаю, – я могу сидеть спокойно и долго, я двигаюсь тогда в книге, с теми, о ком читаю.
Она встала и ушла к себе, где увидела новые башмаки. Что башмаки предназначались именно ей, явствовала приложенная к ним тут же на стуле записка Флетчера: «Так надо; так хорошо». Вспыхнув, Харита залилась слезами и, отплакав, надела башмаки с великим облегчением.
– Действительно, что так хорошо, – говорила она, притопывая носком, а затем бегая по комнате и склоняя взгляд к стройным своим ногам, – те были совсем дырявые. Значит, я – нищая? Нет, нет; только все это трогает, волнует меня; мыслей много противоречивых. Все равно.
Но, обувшись, она села на стул, не решаясь теперь сойти вниз. Так она сидела бы долго, если бы ей не пришла разумная мысль о равновесии, и, порывшись в узле, Харита надела еще почти новую светлую блузу, волосы обвязала бархатной синей лентой и пристегнула к рукавам ажурные нарукавники.