Из дневника Сонечки:
«Сомнения терзают мою душу… Может, зря согласилась? Никогда в этом доме не жили мужчины, а тут вдруг квартирант!.. Но деньги очень нужны, очень… И Катерина Петровна говорит, что вполне приличный человек, она его лично знает. И аккуратный, и ответственный, и порядочный, а все равно боязно… Прости меня, бабушка, если бы не нужда, ни за что не пустила бы в наш дом чужака! Зато я смогу выкупить в ломбарде твой кулон с синим камушком.
Бабушка, почему же так сложилось, что в нашем добром, уютном, милом доме не приживались мужчины? Ну ладно, прадед не вернулся с войны, погиб под Берлином почти в самом конце. Это я понимаю. И то, что прабабушка больше замуж никогда не вышла, тоже понимаю. Слишком много мужчин война выкосила, остались больные да искалеченные, да и тех быстро разобрали и крепко в руках держали. Некогда было заниматься устройством личной жизни, когда ребенок на руках и работа с утра до ночи. Тяжелое было время.
А почему я деда своего не помню? Ни одной фотографии его в доме нет, в альбомах зияют провалы в тех местах, где должны были быть его фотографии. Что произошло? Ни ты, ни мама о нем никогда не говорили, а на мои вопросы отмалчивались и даже сердились. Я его даже представить себе не могу. Смотрю на мамину фотографию и думаю: вот глаза у него должны были быть такие же светло-карие, чайного оттенка, и нос такой же прямой, длинный. Потому что именно глаза и нос у мамы были не такие, как у тебя, бабушка. В детстве я мечтала, фантазировала о том, что мой дед был космонавтом из первого отряда и погиб во время испытаний. Но о героях обычно помнят, ими гордятся, о них рассказывают детям и внукам. А вы молчали о дедушке. Значит, героем он не был…
Отца своего я тоже не помню, вернее, просто не знала его никогда. Мама говорила, что он ушел еще до моего рождения. Что ему не понравилось? Как мог не понравиться наш дом? Да в этот дом влюбляешься, как только входишь в него! И вы с мамой были отменными хозяйками, так вкусно умели готовить, и шили-вышивали, и чистоту поддерживали идеальную. Тогда почему?.. Что было не так?
Помню, бабушка, ты назвала его козлом. Меня так неприятно резануло это слово! И это моя воспитанная, интеллигентная бабуля, которая требовала соблюдения приличий всегда и во всем! Мне было очень обидно, не за отца, за себя. Ведь если отец козел, то, значит, я – козленок? Несправедливо как-то. И обо всех маминых знакомых мужчинах, что появлялись потом в ее жизни, ты тоже презрительно и высокомерно говорила: «Очередной козел!» Почему? Ты же даже не была с ними знакома. А сама меня учила относиться к людям доброжелательно и с доверием. Почему на мужчин этот принцип не распространялся?
И в моей жизни не случилось ни одного мужчины. Никто никогда не ухаживал за мной, не приглашал на свидания, не дарил цветов. Я помню, как мне нравился один мальчик в школе. Он пришел к нам только в выпускном классе, и все девчонки тут же в него влюбились. Он был очень красивым, умным, веселым. Я тебе о нем рассказывала, бабушка. А ты сказала, что он подхалим и приспособленец. С чего ты это взяла? С того, что он сидел за одной партой с Наташей Макаровой, дочкой нашего завуча?
А в институте у нас всего три мальчика учились на курсе, остальные девочки. Наши три богатыря! И все хорошие ребята, особенно Саша Синельников. Он был такой начитанный, эрудированный, с ним всегда было так интересно! Но ты сказала, что он мнит себя пупом земли и что он скорее не эрудит, а эгоист. Я тогда промолчала, не стала с тобой спорить, но внутренне не согласилась с твоей оценкой. Просто перестала тебе рассказывать о нем.
Но ни подхалимы и приспособленцы, ни эрудированные эгоисты – никто не обращал на меня внимания. Я одно время переживала, но ты, бабушка, сказала, что переживают из-за мужчин только глупые бесхарактерные девицы и вертихвостки. А раз я, твоя внучка, умная, целеустремленная, серьезная, то о таких пустяках и переживать нечего. Ты всегда была мудрой.
Но вот завтра придет в мой дом чужой мужчина, станет квартирантом, а я даже не знаю, как с ним разговаривать… Мужчина – как инопланетное существо, опасное и загадочное… Ох, бабушка, как же мне тебя не хватает! Как не хватает твоих советов, подсказок! Придется выкручиваться самостоятельно…»
Третий этаж, квартира 31… Весьма обшарпанная дверь. Через минуту после звонка в замке наконец лязгнул ключ. Никита внутренне насторожился и весь подобрался. Ему очень нужна была эта комната. Если бы не Катерина Петровна, добрая душа и подруга последней клиентки, которой он делал ремонт в квартире, пришлось бы подбирать что-то раза в два дороже. Пришлось бы, потому что сил жить в этой ночлежке среди опустившихся бомжей, алкоголиков и бывших зэков уже не было. Тоска по нормальному человеческому жилью душила по ночам бессонницей, сдавливала сердце железными тисками.
Дверь со скрипом (надо бы петли смазать!) медленно растворилась, и Никита замер в удивлении. В маленькой прихожей перед ним стояло странное существо, вероятно, женского пола. Скорее все-таки женского, потому что зеленое кримпленовое платье (кримпленовое!), явно с чужого плеча, скрывало все особенности фигуры. Темные волосы были так гладко зачесаны назад и стянуты на затылке таким тугим узлом, что ни один волосок не смел даже попытаться выбраться из прически. Пластмассовый обруч этому способствовал. Огромные квадратные очки с толстыми стеклами доминировали на узком вытянутом лице, делая незначительными все черты.
Возраст хозяйки квартиры тоже было трудно определить. Никита вспомнил, что чаще всего возраст женщины выдает шея. Из старомодного воротника древнего кримпленового платья (кажется, даже его мама уже не застала моду на кримплен) торчала тонкая, длинная, по-детски трогательная шейка. Какая-то нелепая смесь ребенка со старушкой, подумал про себя Никита.
– Здравствуйте, я по поводу комнаты, – кивнул он, растерянно комкая в руках вязаную шапку.
– Здравствуйте, проходите! – Голос вроде взрослый, не женщина, а недоразумение какое-то…
Хозяйка посторонилась, пропуская его в квартиру.
– Меня Никита зовут, – представился он.
– А меня Софья Васильевна. – Голос строгий, учительский, спина прямая, напряженная. И без всяких вступлений: – Вот ваша комната.
Она распахнула перед ним дверь маленькой комнаты, и сразу повеяло теплой, уютной стариной. Судя по всему, не только хозяйка квартиры, но и сама квартира была пропитана духом времени. Слева от окна прижималась к стене старинная железная кровать с «шишечками», с горкой разновеликих подушек под кружевной накидкой. Никита сразу вспомнил деревенский дом бабушки, в котором он проводил в детстве лето, с точно такой же кроватью. Вспомнил, как, будучи в детсадовском возрасте излишне любопытным, просунул голову между железными прутьями спинки кровати, а обратно вытащить голову не получилось, уши мешали. Его отчаянный рев был слышен на другом конце деревни. А спас его тогда сосед, здоровый мужик, с усилием разогнувший огромными ручищами с короткими волосатыми пальцами железные прутья…
Над кроватью на стене красовался старомодный коврик с оленями. Массивный двустворчатый шкаф громоздился в углу напротив, занимая, казалось, половину комнатки. И только старое трюмо с помутневшим от времени зеркалом намекало на принадлежность комнаты женщине. На подоконнике выставили солнцу яркие красные соцветия два горшка герани.
– Ну, как вам комната? – поинтересовалась хозяйка за его спиной.
– Замечательно! – воскликнул новый квартирант, нисколько не лукавя. После зоны, после ночлежки для бомжей разве могла ему не понравиться эта комната?
– Телевизор можете смотреть в соседней большой комнате. А в холодильнике я вам верхнюю полку под продукты освободила, – комментировала хозяйка строгим голосом, пока он осматривал квартиру.
У Никиты возникло подозрение, что машину времени все-таки изобрели. Иначе как в начале XXI века в центре столицы мог сохраниться уголок такой старины? Или это был музей советского быта 50—60-х годов прошлого столетия? Старая мебель с кружевными, снежно-белыми, хрусткими от крахмала салфеточками на полках, на которых стройными рядами стояли фарфоровые статуэтки. Собрания сочинений классиков в книжном шкафу с потрепанными, зачитанными переплетами. И только массивный телевизор с вытянутым кинескопом и большим экраном (такие еще лет пятнадцать назад уступили место плоским плазменным панелям) стоял на тумбе и казался неуместно современным среди всего остального.
Тем не менее странное жилище было пропитано любовью к каждой вещи, к каждой безделушке, сердечным теплом и заботой. Маленький уютный мирок, неизвестно как затерявшийся во времени. Ну вот, кажется, я дома, неожиданно для себя понял Никита и с облегчением вздохнул.
Недоразумение женского пола, хлопая за стеклами очков неопределимого цвета глазами, после осмотра комнат повело нового квартиранта на кухню. По дороге Никита решил заглянуть за незнакомую дверь и щелкнул клавишей выключателя. Однако, к его удивлению, свет не зажегся, и ванная комната – а это оказалась именно она – за распахнутой дверью клубилась таинственной темнотой.
– Лампочка не горит, – прокомментировала Софья Васильевна небрежно, точно это обстоятельство не имело никакого значения.
– А как же вы в ванную ходите? – поинтересовался Никита. – На ощупь?
– Можно сказать и так. Просто я затеяла ремонт в начале лета, но он завис по независящим от меня обстоятельствам. На крючке для полотенец висит карманный фонарик. Можете пользоваться им.
Никита пошарил в потемках по стене в указанном направлении и нащупал фонарик. В мутном размыве фонарного луча его взору предстала апокалиптическая картина: серые обшарпанные стены со следами сбитой кафельной плитки; глубокая лохань ванной с полустертой, потрескавшейся эмалью; нудно капающий кран раковины; тихое заунывное журчание неисправного сливного бачка унитаза…
– Это вы с лета в таких условиях живете? – спросил Никита.
– Да. Бригада строителей-молдаван была вынуждена внезапно вернуться на родину, почему-то так требовало миграционное законодательство. Они уже начали работу и вдруг уехали. Надеюсь, скоро вернутся.
Никита направил луч фонаря на лицо хозяйки и с любопытством посмотрел на нее.
– Надеюсь, деньги за работу вы им не заплатили?
– Заплатила, конечно! Ведь они же начали работу. И попросили заплатить вперед.
– Всю сумму? – не поверил собственным ушам Никита.
– Да, всю сумму.
Недоразумение в кримпленовом платье отвечало с уверенностью, без тени сомнения. Никита опустил фонарь и вышел из ванной.
– И расписку за полученные деньги вы с них не взяли? И паспортные данные не записали? – Спрашивая, он уже знал, каким будет ответ.
– Нет, не взяла и не записала. Это же приличные люди, зачем же брать расписку? У меня есть их номер телефона, только он почему-то не отвечает.
Действительно, недоразумение… Она совсем дурочка или только прикидывается? Но надо было быть вежливым. Под его испытующим взглядом Софья Васильевна почувствовала себя неловко и попыталась оправдаться.
– Их бригадир, Михаил, солидный человек, седой уже. Говорил, что они в России несколько лет работают, у них много клиентов, а денег берут за работу не много. Выгодно для меня, понимаете? Я ведь библиотекарем в детской библиотеке работаю. Зарплата у нас небольшая. Вот я и согласилась.
– И вы вот так на слово совершенно незнакомому человеку поверили? – Похоже, в этой квартире самым выдающимся антиквариатом была ее хозяйка.
– Я же говорю, он солидный человек, седой уже, глава большой семьи! У него десять детей и куча внуков! Как можно не доверять такому человеку? Он мне честное слово дал, поклялся здоровьем своих близких!