Из дневника Сонечки:
«Бабушка, бабушка, как же мне тебя не хватает, как нужен твой мудрый совет теперь… Хожу по комнатам в состоянии странной оглушенности. Звуки внешнего мира доходят до меня как сквозь вату. Зато я четко и ясно слышу, как звучит внутри меня та самая колыбельная, что пели мне вы с мамой когда-то в детстве… Лунные поляны, ночь как день светла, спи, моя Светлана, спи, как я спала… Почему вы назвали меня Софьей, а не Светланой? Светлана, светлая… Может, тогда бы и моя жизнь была светлее?
Перебираю фарфоровые безделушки, что живут на полках в шкафу. Некоторые из них даже старше меня. Вот изящная балерина крутит фуэте, встав на носочек длинной, стройной ножки. Александр Сергеевич в задумчивости замер над новой поэмой. Иванушка схватил Жар-птицу за роскошный хвост и не отпускает… С каждой из этих маленьких фарфоровых фигурок связаны теплые детские воспоминания. Они мои настоящие друзья. И еще книги. Что бы я делала, если бы не было книг? Как бы жила?..
С книгами все проще и понятнее, чем с людьми. Людей я иногда совсем понять не могу. Вот куда делся Михаил? Наверное, что-то случилось… Вдруг человек попал в беду? Вдруг ему помощь нужна? Я беспокоюсь, переживаю, но не знаю, как помочь. И денег совсем нет. Уже три неоплаченные квитанции за коммунальные услуги лежат на полочке в прихожей. А зарплаты едва хватает на продукты, да и то приходится экономить.
Не знаю, бабушка, сможешь ли ты меня простить?.. Я сегодня сдала в ломбард твой кулон с синим камушком. Я его потом обязательно выкуплю! Клянусь тебе! А то теперь с неоплатой коммунальных услуг очень строго. Соседка с первого этажа шесть месяцев не платила, потому что кредит какой-то над ней дамокловым мечом висел, так ее в суд вызвали за неуплату. А судов я боюсь… Надо что-то придумать с деньгами. Обращаюсь за помощью к своим друзьям – книгам, но они молчат, ничего подсказать не могут. Да и что может посоветовать Джейн Эйр или Наташа Ростова по поводу долгов по коммуналке?.. Вот такая вот ситуация, бабушка…»
Он вышел из подъезда и в растерянности остановился. Что теперь делать, куда идти?.. Вытащив из кармана телефон, он стал торопливо набирать номер, стремясь скорее снять тяжесть с души, поделиться с близким человеком нелепой и абсурдной новостью: он не смог попасть в собственную квартиру! Но ведь так не бывает.
– Алло, Миша? Привет. Это я, Никита.
– Алло? Алло?.. Вас не слышно!.. Опять проблемы со связью…
И долгие, безразличные ко всему гудки отбоя, уходящие в гулкую пустоту…
– Алло, а Степана можно? Кто его спрашивает? Никита Уфимцев… Как нет дома? Уехал в отпуск?.. Спасибо, извините…
Он продолжал набирать номера старых друзей и знакомых, но кто-то был так занят, что не мог разговаривать, кто-то искренне не узнавал его голос, кто-то сетовал на плохую связь, хотя связь была прекрасной, а кто-то просто не брал трубку. А аккумулятор телефона неумолимо разряжался.
Никита поднял голову и посмотрел на затянутое низкими серыми облаками осеннее небо. Мелкие капли дождя осыпали лицо. Он сделал шаг из-под козырька подъезда, и сразу же холодная, мокрая капля упала за шиворот. Волна зябкой, противной дрожи пробежала вдоль позвоночника. Куда теперь идти?
Пока у него был дом, мир казался устойчивым, недружелюбным, порой жестоким, но устойчивым. А теперь Никита чувствовал, как у него из-под ног убрали опору и он летит вниз, в никуда, в неизвестность. И не за что зацепиться, не у кого попросить помощи. И в голове была полная пустота. Он, Никита, взрослый, самостоятельный мужик, пожалуй, впервые в жизни не знал, что делать дальше.
Подняв повыше воротник куртки и засунув руки в карманы, он медленно пошел по улице в сторону железнодорожного вокзала. Не ночевать же под открытым небом. Зябкая осенняя сырость просачивалась сквозь куртку, пробирала до костей, заставляя душу сжиматься в комок где-то в глубине груди, там, где медленно и как-то нехотя стучало сердце.
Здание вокзала, недавно отремонтированное, встретило его дежурным, безликим гостеприимством. Под выразительный голос диктора, объявлявшего посадку и отправление поездов, сувенирные киоски манили своим ярким блеском, маленькие кафешки дразнили ароматом кофе и свежей выпечки. Никита, посчитав мелочь в кармане, купил себе пирожок с мясом и отправился в зал ожидания.
Он примостился сбоку от дородной тетки с целым ворохом рюкзаков, сумок и баулов, которые она охраняла, напоминая курицу-наседку над своими цыплятами. Бросив на Никиту недружелюбный взгляд, тетка отвернулась в сторону. Монотонный шум голосов, мягкий шелест электронного табло, где менялись названия поездов и станций назначения, сухое тепло просторного зала, вымотавшая душу и тело усталость сделали свое дело – глаза Никиты сами собой закрылись, и он не удержался, соскользнул с тонкой грани между сном и бодрствованием в мягкие, заботливые объятия сна…
Комната с круглым обеденным столом в центре переполнена светом. Дед с отцом о чем-то спорили, но спорили по-доброму, искренне пытаясь доказать другому свою правоту. Мама с бабушкой хлопотали на кухне, откуда доносились чудные, аппетитные запахи. Воскресенье. Значит, бабушка с утра печет пироги с капустой, с рыбой, с рисом и яйцом. Ничего вкуснее бабушкиных пирогов на свете не бывает! Даже эскимо уступает этим пирогам! Вот мама, светясь счастливой улыбкой, выносит из кухни на подносе дымящуюся посудину с чем-то очень вкусным. И рот маленького Никитки мгновенно наполняется голодной слюной. Дед с отцом тут же забывают свои споры и поворачиваются к столу. «Ну вот, дорогие мои, давайте обедать!» – говорит мама. У дверей появляется бабушка, снимая кухонный фартук, вытирая добрые, натруженные руки вафельным полотенцем. И так хорошо, так покойно на душе Никиты…
– Эй, просыпаемся, молодой человек, просыпаемся и предъявляем документы! – бесцеремонно выхватил из уютного сновидения Никиту чей-то голос, а жесткая рука потрясла за плечо.
Никита подобрался, протирая кулаком сонные глаза, и растерянно уставился на человека в полицейской форме. «Только этого не хватало!» – мелькнуло в голове Никиты, и он полез в карман за документами. Зал ожидания за время его сна почти опустел.
– Пройдемте! – посмотрев документы и хмыкнув в пшеничные усы, произнес старший лейтенант и потянул Никиту за собой.
– Я что-то нарушил, гражданин начальник? – вяло поинтересовался Никита, понимая, что влип по полной. Ничего хорошего эта встреча с представителем органов ему не сулила.
– Вот это мы сейчас и проверим.
Опорный пункт полиции располагался на первом этаже в каком-то закутке. Лейтенант распахнул перед Никитой дверь и рукой указал на стул возле стола. Сам сел за стол, по-хозяйски развалившись в кресле, и снова погрузился в изучение документов задержанного.
– Выходит, Уфимцев Никита Иванович, только откинулся? – и холодные голубые глаза пронзили Никиту насквозь, пытаясь заглянуть в самые тайные закоулки его души. Не скрывает ли чего-нибудь?
– Выходит, – кивнул Никита, отвернувшись к окну, за которым клубилась расцвеченная огнями темная осенняя ночь.
– А чего на вокзале ошиваешься? Ты же местный, судя по документам.
Никиту покоробило фамильярное обращение мальчишки-лейтенанта, но за семь лет он привык, притерпелся. Когда люди оказываются по разные стороны закона, возраст уже не имеет значения. Никита посмотрел на лейтенанта и задумался, стоит ли говорить правду. И решив, что врать не имеет никакого смысла, ответил:
– А меня домой бывшая жена не пустила. Замки на двери сменила и не пустила. Родственников у меня нет, друзьям я, такой герой, не особо нужен. Денег нет, телефон и тот разрядился. Куда же мне было идти? Под дождем даже паршивый пес ночевать не захочет, будет искать сухое и теплое место. Вот и я…
В голубых глазах появился интерес, даже любопытство.
– А чего ж в полицию-то не пошел? Ты же прописан в этой самой квартире? Имеешь полное право там проживать. – И усмешка в голосе.
– А ты бы сам, гражданин начальник, после семи лет зоны пошел в полицию права качать? – не выдержал Никита и не мигая уставился в холодные голубые глаза.
Губы под пшеничными усами растянулись в неожиданно дружелюбной улыбке, а взгляд потеплел.
– Ясно все с тобой, Уфимцев. Ладно, помогу я тебе. – Он полез в нижний ящик стола и долго там копался, что-то разыскивая. Спустя минуту выложил на стол перед Никитой какую-то бумагу с напечатанным текстом. – Тут адрес центра социальной поддержки населения, проще говоря, ночлежки для таких, как ты, неприкаянных. Выгнать не выгонят, а переночевать будет где. Ну а там как-нибудь разберешься со своей бывшей… – И добавил доверительно, совсем потеплев взглядом: – Все-таки бабы такие суки!..
Видать, история Никиты задела что-то глубоко личное в душе старшего лейтенанта с пшеничными усами. Никита, до конца не веря в расположение полицейского, взял листок со стола, убрал его вместе с документами во внутренний карман и, благодарно кивнув, вышел из помещения опорного пункта полиции.
Центр социальной поддержки населения, вернее, его отделение для лиц БОМЖ, оказался небольшим одноэтажным домиком с выкрашенными в нежно-желтый цвет стенами. На высоких окнах монументально смотрелись решетки. И тут решетки, вздохнул Никита и нажал кнопку дверного звонка.
На звонок никто не отреагировал, да и в окнах не было света в этот ранний утренний час. Судя по всему, обитатели крепко спали. Никита походил вокруг дома, поизучал окна жилых и подвальных помещений, вернулся и снова позвонил. Спустя минуту тяжелая дверь с недовольным вздохом отворилась и на пороге возник заспанный охранник.
– Откуда? – спросил он, бросив на Никиту недоверчиво-оценивающий взгляд.
– С вокзала…
– Проходи. – И пропустил его внутрь. – Только ноги о коврик вытирай. Грязно на улице.
Охранник, солидный мужик с заметной сединой в волосах, с выправкой бывшего военного, сначала провел Никиту в свою каморку, где стоял диван, а на столе на большой экран были выведены мониторы нескольких камер видеонаблюдения. Однако, серьезно оснащена ночлежка!.. Никита протянул хозяину комнаты свои документы. Тот прочитал и кивнул головой:
– Понятно. Есть хочешь? А то до прихода Натальи Ивановны, нашей заведующей, еще часа два ждать придется. А меня Игорь Петрович зовут.
Никита растерянно кивнул головой. Никаких больше вопросов от охранника не последовало. Он просто провел новичка в большую, просторную столовую, усадил за стол и поставил перед ним кружку с дымящимся чаем.
В разные интересные места попадал Никита в своей жизни, но бывать в ночлежке для тех, кто оказался на самом дне, еще не приходилось. Мысленно он убеждал себя, что это не тюрьма, хоть на окнах и есть решетки, но странная скованность поселилась внутри и не отпускала. Несмотря на цветастые занавески на окнах, большой телевизор в уютном холле в конце длинного узкого коридора, книжные полки с целым собранием книг, мягкие кресла и горшки с цветами на подоконнике, дом был пропитан казенным духом, от которого тоскливо сжалось сердце. Вдоль коридора по обе стороны располагались двери с табличками «Спальня №1», «Спальня №2» и так далее. В конце коридора возле окна дверь с табличкой вела в кабинет заведующей.
Игорь Петрович после завтрака передал Никиту в руки низенькой, пожилой Раисы Михайловны, выполнявшей в ночлежке, как понял Никита, функцию кастелянши и горничной. Добродушная полноватая Раиса Михайловна, чем-то напомнившая тетушку-волшебницу из детских сказок, оценив вполне приличный вид нового постояльца, сразу провела его в спальню и указала на свободную койку у двери. Постельное белье на койке сверкало белизной и крахмально хрустело. Общага, аккуратная, ухоженная, но общага…
Обитатели ночлежки с интересом, но без враждебности посматривали в сторону Никиты, к счастью, знакомиться не спешили. Был среди них немолодой тощий тип, смахивающий на хищную птицу. Он оказался инвалидом и с трудом перемещался на костылях. Второй сосед, с физиономией неандертальца, не отягощенной признаками интеллекта, с любопытством поглядывал на него маленькими голубыми глазками из-под низко нависающих надбровных дуг. Остальные были типичными опустившимися алкоголиками, которых стараниями Раисы Михайловны отмыли, очистили и приодели.
Вскоре пришла на работу заведующая ночлежкой Наталья Ивановна. Лет пятидесяти, красивая, ухоженная дама в элегантных очках. Пока она изучала документы Никиты, он осматривался в ее кабинете. Небольшая комната с двумя столами и шкафом была завалена какими-то бумагами. Системный блок старенького компьютера прижался в уголке под столом, жидкокристаллический монитор неловко балансировал на одной ноге между пачками документов, рискуя свалиться со стола. Наталья Ивановна, расчистив в этом море бумаг маленький пятачок, стала оформлять документы на нового жильца.
– Вы можете здесь спокойно жить целый месяц. У вас будет крыша над головой, чистая постель и еда. Мы поможем, если возникнет необходимость в медицинской помощи, в оформлении документов. Единственное, что здесь у нас категорически запрещено, – это находиться на территории отделения в нетрезвом виде. Пьяных мы безжалостно выставляем за дверь. И это не обсуждается. Надеюсь, месяца вам хватит, Никита Иванович, чтобы сориентироваться в жизни, найти себе работу и нормальное жилье. Если не получится с жильем, – Наталья Ивановна глянула на него снизу вверх, сняв элегантные очки и демонстрируя красиво подведенные миндалевидные глаза, – срок вашего пребывания здесь будет продлен. Но это решение придется согласовывать с администрацией.
Жить здесь целый месяц? Среди этого сброда, среди этой казенщины? Местечко, конечно, весьма милое, особенно если сравнивать с чердаками и подвалами, к которым привыкли местные обитатели. Но Никите уже через два часа пребывания здесь стало тошно, так тошно, что хотелось выть волком на луну. Семь лет, семь лет казенного гостеприимства зоны, а теперь еще целый месяц… С него хватит! Но что делать? Как выбраться из этой западни, что устроила ему бывшая благоверная? Понаблюдав за выражением лица Никиты, Наталья Ивановна ласково, как маленькому растерявшемуся ребенку, посоветовала:
– Вы успокойтесь, Никита Иванович, передохните пару дней и принимайтесь за поиски работы.
На поиски работы Никита отправился через полчаса.
Он сидел на стуле возле стеклянного шкафчика с лекарствами. Из-за ремонта пришлось перенести прием психолога в медицинский кабинет. Да и не прием это, а просто беседа, беседа с одиноким, потерянным, не знающим, как жить, человеком.
Он еще пытался усилием воли держать спину прямо, а плечам не давал горбиться. Человек гордый, с чувством собственного достоинства. И только глаза выдавали растерянность, почти что панику.
– Никита Иванович, – сказала психолог центра социальной защиты населения, женщина молодая, лет тридцати пяти, но за пару лет работы здесь столько насмотревшаяся, что ничему уже не удивлялась, – несколько дней назад, когда вы стояли у ворот в шаге от свободы, вы были уверены, что свобода встретит вас с распростертыми объятиями? А оказалось, что вас вообще никто не ждет? Так?
По документам ему тридцать восемь, а выглядел на сорок с хвостиком. Впрочем, ничего удивительного, семь лет заключения наложили свой отпечаток. Он поднял на нее серые, подернутые какой-то тусклой пленкой глаза и медленно кивнул.
– Это обычное явление. Для заключенного нет ничего важнее и желаннее свободы. Всем кажется, что вот только бы выйти, а там уж я!.. И вдруг оказывается, что тут ты никому не нужен, что никто не желает иметь дело с бывшим зеком.
– В том-то и дело, что бывшим! – наконец воскликнул Никита, перестав сдерживаться. И мутная пелена в его глазах сразу исчезла, растворилась. – Я честно оттрубил свой срок от звонка до звонка. Сполна понес наказание. Теперь я чист перед законом! А на меня смотрят как на прокаженного, будто от меня можно заразу подцепить. Ладно бывшая жена! Я ее понимаю даже. Семь лет жила себе в свое удовольствие, планы строила, а тут я явился! Я уже давно не вписываюсь в ее планы. Хотя, признаюсь, неприятно, когда у тебя перед носом дверь захлопывают, дверь твоей собственной квартиры… И ты не знаешь, куда идти и что делать дальше…
Марина Сергеевна невольно представила, как стоит этот невысокий крепкий мужчина с заросшим трехдневной щетиной, точно выточенным из камня суровым лицом перед закрытой дверью своего дома, в который не может попасть. Не идти же ему, бывшему зэку, в полицию с просьбой повлиять на бывшую жену! Хотя в данном случае закон на его стороне. Но гордость и чувство собственного достоинства…
– А родственники или друзья? – подбросила вопрос психолог, словно сухую ветку в костер. Авось разгорится живое пламя ярче и высветит нужное решение.
– Родственников у меня нет. А друзья… – Никита поджал губы, с которых уже готовы были политься неприятные эпитеты. – До зоны был уверен, что у меня полно друзей, партнеров по бизнесу, хороших знакомых. А потом все они куда-то делись. С тех пор как фирму после моего ареста растащили, так и забыли о моем существовании. Теперь делают вид, что мы не знакомы. Вот такие метаморфозы.
Он отвернулся к окну, за которым ветер колыхал голые ветки деревьев. Природа умывала серым осенним дождем окна маленького одноэтажного домика, приютившего таких же, как он, Никита, никому не нужных, лишних на этом празднике жизни людей.
– Да, Никита Иванович, ситуация сложная, – психолог тихонько постукивала кончиком карандаша по столешнице, наблюдая за собеседником, – но не безвыходная.
В его глазах тут же вспыхнул огонек, он насторожился, как охотничий пес, собираясь, готовясь к прыжку. А этот – боец, этот будет карабкаться, сдирая в кровь пальцы, до конца! Такому только намекни на то, что выход есть, и он его найдет, обязательно найдет.
– Во-первых, надо найти работу. Знаю, знаю, что на хорошую работу вас никто не берет. Клеймо судимости еще долго будет портить вам жизнь. К этому надо быть готовым. Начинайте с чистого листа.
– Что значит с чистого листа? – Никита слегка наклонился в сторону психолога, боясь пропустить что-то важное, не услышать, не уловить слово, намек, подсказку, что даст ему возможность выжить, все-таки выжить.
– Забудьте о том, кем и чем вы были раньше. Начинайте с нуля, с чистого листа. Сначала найдите любую, самую неквалифицированную, самую низкооплачиваемую работу. Главное зацепиться! Через пару месяцев найдете себе что-нибудь более приличное. Но за вашими плечами уже будет не зона маячить, а какая-никакая трудовая деятельность. И идите на контакт с бывшими друзьями и знакомыми и просите помощи с работой, с жильем. Не закрывайтесь, не замыкайтесь в себе при первой же неудаче. Перешагните через свою гордость и идите дальше! Наверняка среди большого количества бывших друзей и знакомых найдется тот, кто вам поможет. Пусть один-единственный, но найдется. Главное не опускать руки! Вы меня поняли?
– Вашими бы устами, Марина Сергеевна, – усмехнулся Никита одним уголком губ, но в его глазах затеплился огонек надежды.
– А по поводу квартиры, в которую вас не впустила бывшая супруга, надо поговорить с нашим юристом. Мне кажется, что вы имеете право претендовать на часть имущества. Ведь эту квартиру покупали вы лично, когда были в браке?
– Да. Но это же судебные разборки…
– Да, Никита Иванович, судебные разборки. Возможно, долгие и нудные, но необходимые. И вы, как законопослушный гражданин, будете решать свои имущественные споры с бывшей женой по закону, как и полагается. Только нужно набраться терпения. Так что, Никита Иванович, некогда вам посыпать голову пеплом. Отдохните денек – и за дело! Впереди у вас трудный период жизни. Но, будьте уверены, даже самые трудные периоды когда-то заканчиваются.
А за окном дождь уже перестал. В хмуром осеннем небе между плотными клочковатыми серыми тучами появились голубые просветы. Холодный северный ветер безжалостно разгонял облака, подсушивая сырые улицы и дома в городе. Вот-вот начнутся заморозки. Пусть холодно, пусть скоро тонкая корочка льда покроет мелкие лужицы на тротуарах, но зато солнце, белое, холодное солнце будет смотреть мутным глазом на готовящийся к зиме город. Предзимье…