Сижу дома и жру чертовы сладости.
Что вообще значит – «мужские» пирожные?
Мужские вкусы?
Когда мир успел сойти с ума до такой степени, что хер в штанах мешает что-то есть? Или наоборот – разрешено только тем, кто с хером?
Орехи, шоколад, виски и черешня, стало быть, мужикам разрешены.
А если я захочу малины – меня погонят ссаными тряпками? Или персиков?
Хотя есть персики – разве не это подобает настоящему мужчине? А огурцы, стало быть, тогда не есть… Или я не так понимаю эту логику?
Все это какая-то дичь.
Потер лоб, глядя на строгую черную коробку с разноцветными полусферами внутри. Озадачили меня, конечно, не пирожные.
Экий я скромный и долбанутый – вместо того чтобы просто узнать у этой кондитерши телефон пугливой Сони, замутил сложную схему.
И открыл дверь весьма щуплому парнишке. Могли бы его и подкормить своими пирожными. Не стал уж предлагать.
Пирожные.
От слова «пирог». Кусок теста и начинка. Откусываешь и жуешь. Но жевать в этих пирожных совершенно нечего. Даже пресловутое ореховое что-то там выглядит как нежный крем, который только чудом сохраняет какую-то форму. А внутри спрятана прослойка из ягод с ядреным вискарем. Если отвлечься от того, что настоящему мужику теперь подобает даже пирожные жрать со вкусом мяса, – то ничего, интересно.
Нет, так дело не пойдет.
Решил проверить, что скажет судьба и интуиция – столкнет нас с ней в третий раз? Ну и помог немного, подстроил удобный случай, как в школе, когда как бы ненароком гулял под окнами девочки, в которую влюблен.
Что характерно – с тем же результатом.
Ну нет так нет. Доедаю пирожные и возвращаюсь на хрен домой, в свою берлогу. Влад тут справится и один, а весной прекрасные леди вылупятся из своих шуб, курток и дубленок, покажут товар лицом, тогда и разберусь со своей личной жизнью.
И заодно отстану от женщины, которая явно показала, что я ее не интересую. Что за детский сад – застревать на каждой невзятой крепости? Думал, что давно перерос эту свою дурь.
Прошелся по квартире – за несколько дней обжил ее так, что уборщица, небось, в обморок грохнется. Да, «обжил» – это эвфемизм слова «засрал».
На стеклянном столике в прихожей – визитка. Подобрал: «Алла Евгеньевна Соколова, фитнес-коуч». Фитнес-кто?
Да неважно. Ну слава богу, у меня с годами женщины стали приличнее, раньше могли телефон помадой на зеркале намалевать и пару поцелуев сверху.
Перевернул визитку – отпечаток губ.
Несколько секунд стоял, глядя на картонку со смазанной помадой на ней.
…Ладно.
Подхватил первый попавшийся под руку свитер, натянул, одновременно нашаривая на полочке ключи и запихиваясь в зимние кроссовки.
Семь вечера? Наверняка успею.
Соня – это сокращение от какого имени?
От Софьи же?
Интересно, сколько Софий может работать во всех библиотеках Москвы?
Я человек увлекающийся.
Иногда даже слишком.
Сначала увлекся юриспруденцией. Потом фармацевтикой.
Переставал есть и спать, упарывался до такой степени, что все конкуренты отходили в сторону в ужасе. «Не дай бог стать как он».
Там, где другие, более талантливые, сдавались – я шел до конца.
И всегда – всегда! – добивался того, чего хотел.
Хотел стать адвокатом номер один, чтобы мой телефон передавали друг другу в крайних случаях: «Очень дорого, но если возьмется – можешь расслабиться», – и еще годы после того, как завязал, мое имя было синонимом избавления от больших проблем.
Хотел выиграть в «наперстки» с системой: построить честный фармацевтический бизнес и выжить – ни одной взятки не дал из принципа. И выиграл. Старая репутация, конечно, помогла.
Хотел выкачаться из дрища, которым был всю свою жизнь, в нормального бодибилдера – как обычно, в хард-режиме. Без химии, чисто на упрямстве. И выкачался за несколько лет, да так, что старые друзья узнавать перестали.
А потом взял в руки стамеску – захотелось кое-что довести до ума в резьбе на старом буфете. И пропал – очнулся, когда заказы на мои изголовья, горки и кресла превратились в очередь больше года длиной. Пихнул в фарм-бизнес сына, пусть учится плавать сразу на открытой воде, а у меня другие дела появились. Влад как раз стал зубы щерить: доказывать, что лучше меня понимает процессы. Кажется, он до сих пор не осознал, что тогда случилось и почему у нас не было традиционной войны отцов и детей.
Всегда чувствую эту грань – когда еще можно удержаться, не нырять с головой в очередное увлечение, отойти.
Но никогда не отходил.
Поэтому вместо того, чтобы позвонить нормальным ребятам и заказать найти эту Соню по библиотекам, я просто еду наугад – к той аптеке, где я ее встретил, а там уже смотрю по карте, где ближайшая библиотека.
И угадываю.
Хлопает дверь, накатывает запах бумажной пыли, резко включая щемящую ностальгию, когда я в юности проводил часы и дни в читальных залах Ленинки.
Навстречу встает со стула гардеробщица, но замирает в недоумении – у меня ни куртки, ни пальто, да и не слишком я похож на завсегдатая районных библиотек.
Прохожу в дверь с табличкой «Абонемент», сопровождаемый запоздалым:
– Бахилы!
Ну что ж.
Когда я в потоке, интуиция не подводит. Соня здесь.
Она стоит, склонившись над стойкой, листает коричневые хрупкие страницы книги, захлопывает ее, пишет что-то на карточке. Кусает губы и отводит волосы машинальным жестом, открывая маленькое розовое ушко с капелькой-сережкой. Задумывается, опускает глаза – и тени ресниц очерчивают темные полукруги на светлой коже.
Слышит мои шаги, поднимает голову и округляет губы в удивлении. С нее сейчас только комиксы рисовать – настолько выражение ее лица идеально передает эмоции: удивление, потрясение, испуг, злость, решимость. И вежливая улыбка-маска, совершенно не скрывающая опасливую настороженность, которая осталась после яркого калейдоскопа выражений ее лица:
– Добрый вечер! Чем могу помочь?
Просто стоял и смотрел ей в глаза.
Ну сама-то как думаешь?
Она упрямо сжимала губы и старалась отводить глаза, но все равно возвращалась взглядом ко мне.
Сначала засматривалась на свитер. Да, свитера у меня пестрые – мимо без эпилептического припадка не пройдешь.
Потом поднимала взгляд выше, и на этом месте сдавалась.
– Да вот, решил почитать что-нибудь. Что у вас есть?
Огляделся. На стенде плакат «Неделя научной фантастики» и книги в ярких обложках с людьми в скафандрах и космическими кораблями. Надо же, я думал, НФ умерла вместе с СССР – покорение космоса, изобретения, социальные революции. А сейчас остался только ближний прицел – постапокалипсис и антиутопия. Не то.
На обложках незнакомые имена, некоторые даже русские.
Правда, что ли, взять почитать?
– Вы записаны к нам?
Какая вежливая Соня.
– Мы же вроде на «ты» были? Нет, не записан.
– Паспорт ваш… твой, можно? – поправилась и бросила странный взгляд.
Кто бы что ни говорил, а это личное обращение делает дистанцию чуть меньше
– Да, вот. Кстати, смотрите, местечко свободное есть в семейном положении.
Очень удачно каждый раз женился и разводился – перед новой заменой паспорта. Так и не узнал, что происходит, если места для нового штампа не хватает.
Сейчас и вовсе чист – после сорока пяти жениться еще не успел.
И вдруг понял – а ведь это будет уже навсегда.
Понятно, что можно развестись, а потом потерять паспорт, но без читерства – навсегда. Последний паспорт, последний брак.
– Вы у нас не прописаны.
– Серьезно?
Кивает, как будто это правда важно.
Уверен, что отказывать в записи в библиотеку по территориальному признаку незаконно. Могу даже заморочиться и найти документы. Но если ей хочется в это поиграть – почему нет?
Достаю телефон из кармана:
– Требуется постоянная регистрация или временная? Свидетельство о собственности подойдет?
Она моргает, я улыбаюсь.
– Если придется купить квартиру в этом районе ради регистрации в вашей библиотеке, придется покупать. Где еще я почитаю так хорошо подобранную фантастику?
Ее взгляд падает на книги на стендах, тень удовольствия пробегает по лицу. Надо же, сама собирала? Ну что ж, в любви к фантастике мы сойдемся.
– Юлиан…
Она откладывает ручку и паспорт и наконец поднимает на меня ореховые глаза.
В них совсем нет страха или смущения.
– Да, Соня?
Она протягивает мне паспорт обратно.
– Давай не будем вот это все?
– Почему нет? Кстати, лекарство маме подошло?
– Еще не пробовала… – теряется на секунду. – Может, хватит?
Я забираю паспорт, но ловлю ее пальцы и удерживаю – слегка, чтобы можно было при желании вырваться. Но она как-то столбенеет и не делает попыток освободиться.
…и в целом я понимаю, что сейчас надо сказать что-то такое убийственное, чтобы моментально ее убедить. Уговорить хотя бы поужинать. Но держать ее маленькие пальчики такой кайф, что я бездумно и бестолково просто наслаждаюсь этим моментом, глядя ей в глаза.
– Ты такая маленькая…
– Я не маленькая, – и вот теперь выдергивает пальцы и начинает нервно перекладывать бумаги с места на место, листать журнал, отводить волосы от лица.
– Соня…
– Что?
– Просто забавное имя – Соня. Сплюшка.
Она теряется, не зная, как реагировать, а я понимаю, что ни одна из моих обычных стратегий сейчас не сработает. Просто не сработает – и все. Потому что обычно у женщин всегда есть цена. Даже если я им не нравлюсь, они готовы рассмотреть возможность побыть немного в моем обществе, если я заплачу за это.
Упасите черти, не деньгами.
Далеко не деньгами, с этого уровня уходишь довольно быстро.
Временем.
Вниманием.
Помощью и поддержкой.
Местом в своей жизни.
Женитьбой, в конце концов.
Соня же смотрит на меня всеми своими эмоциями наружу – любопытством, настороженностью, наивностью, легкой усталостью и – может, мне кажется, но все-таки симпатией? И ждет – когда я проявлюсь, покажу, что же я такое. Откроюсь навстречу, как она открыта миру.
Поспорю на свою утерянную коллекцию марок, что с личной жизнью у Сплюшки швах.
Люди, особенно мужчины, не понимают такого подхода. Им надо давать конкретные задания, по которым можно работать. Ты мне, я тебе. Скажи, что делать, я сделаю.
А если не сказать, то и не сделают – тебе ж не надо.
И все, что я могу сделать, чтобы она меня приняла – показать, кто я. Убедить в своей безопасности. Заинтересовать. Тоже раскрыться.
Оно мне надо?
Весь этот геморрой, вместо здорового секса и удобства без претензий?
Да ни боже мой.
Поэтому я разворачиваюсь и…
…спрашиваю:
– Ты когда работать заканчиваешь?
– А что?
– Подвезу до дома.
– Я тут рядом… – она осекается. Проболталась!
– Значит провожу.
Оборачиваюсь на стук двери и цоканье каблуков. Женщина лет тридцати-сорока, видимо, Сонина коллега. И тот момент, когда она меня замечает, можно услышать – у нее даже походка меняется и каблуки начинают выбивать куда более замысловатую мелодию. Подходит, опирается на стойку и встряхивает волосами:
– Хотите записаться в библиотеку? – И сама смеется от такого предположения.
– Так вы до восьми? – Я бросаю взгляд на часы и говорю Соне: – Я тебя на улице подожду.
Меня не видно на улице в темноте, зато хорошо видно, что творится в освещенном теплым светом зале библиотеки. Соня разговаривает с коллегой и то и дело оборачивается на окна – очевидно, речь идет обо мне.
…Как бы она ни тянула время, а выйти с работы все равно пришлось.
Был готов к тому, что сейчас меня снова пошлют на фиг, но мы мирно дошли до Сониного дома, и все это время я задавал исключительно безобидные вопросы о фантастике. Все невинно и чинно, как в восьмом классе.
Посадил ее в лифт и вернулся к машине.
Пожалуй, стоит пообщаться с ее подружкой…