Сили Холл располагалась на окраине района в Хьюстоне, сплошь состоящего из представительных особняков, длинных, извилистых подъездных дорожек и просторных, ухоженных газонов. Это было одно из тех мест, где владельцы домов регулярно слышат комплименты в адрес ландшафтного дизайна, выполненного чужой рукой. Сама школа была большим величественным зданием в несколько этажей: четырехугольный двор, часовня и столовая – все как положено. Напротив стояла старая общеобразовательная школа, которая лишь оттеняла авторитет и достоинство Сили Холл. Лулу частенько с усмешкой замечала, что ее взяли под крыло и пытались придать ей облик успешной идеальной девушки местные авторитеты.
Винить было некого – она сама на это согласилась.
Лулу была из простой семьи и не могла похвастаться громкой фамилией. Изменить этого она не могла, но остальному ее научили. Многие обиделись бы на судьбу. Но Лулу смогла приспособиться, ведь у нее не было иного способа чего-то добиться в этом мире. Она была дочерью иммигранта и простой женщины из Луизианы. Смешиваться с толпой было для Лулу не фокусом, а условием выживания. Лулу брала от Сили Холл все, что та давала, и брала охотно.
Столовая – не какой-нибудь кафетерий – располагалась на первом этаже здания студенческого центра. Это было просторное помещение, заполненное небольшими круглыми столиками. Небольшими их сделали специально – чтобы благоприятствовать дискуссиям и товариществу, как было написано в буклете. Но Лулу по опыту знала, что они больше благоприятствовали сплетням.
– А потом, вот Богом клянусь, я увидела, как она оставила на нем засос! У него будет синяк на шее неделю, не меньше. – Ло – а никто не смел звать Долорес Кампо Лолой или Лолитой – сидела на стуле, скрестив ноги. Ло всегда занимала гораздо больше места, чем требовалось при габаритах ее тела.
– Мы сами все видели. Это было в субботу. Можно обойтись без подробного пересказа. – Лулу стащила картофель фри с тарелки Одри, не обращая внимания на ее грозную мину.
Но Ло была ураганом – ее невозможно было остановить, только переждать. Она запустила руки в свою и без того взъерошенную гриву волос и растрепала их еще сильнее.
– Это не пересказ, Лулу. Это перезасос. У него там все капилляры полопались! Элементарная физика и немного биологии.
– Н-да… Очень занимательно. – Лулу попыталась было стащить еще один ломтик картошки, но Одри пресекла ее маневры своим стратегически расположенным локтем.
– Лулу просто не в духе, потому что она целовалась с Брайаном Коннором на выходных. – Глаза Одри смеялись.
Всего один украденный ломтик картофеля, и ее подруга превратилась в предательницу. Подумать только! Ведь она заступилась за нее перед миссис Бахманн в эти выходные… Лулу тяжело вздохнула. Ей не привыкать, это не должно ее задевать. Вернее, это задевало ее, но по-другому. Не так, как все того ожидали. Ведь получается, она наврала, сказав правду. Мать назвала бы это грехом упущения.
Лулу фыркнула.
– Ну и что.
Ло изогнула бровь.
– Ну и что?
Эмма Уокер, сидевшая через два стула от Лулу, молча наблюдала за своими подругами. Ее взгляд метался от одной девушки к другой. Эмма пыталась вникнуть в происходящее и оценить обстановку.
– Это вышло случайно. – Лулу решила, что, если она изобразит беззаботность, Ло потеряет интерес к случившемуся. Но этого не произошло.
– Ты просто притягиваешь случайности, Дафна. – На лице Ло было написано удовлетворение.
Лулу не промедлила с ответом.
– Опасности. «Притягиваешь опасности», а не случайности, если уж ты собралась цитировать Скуби Ду. «Притягиваешь опасности, Дафна».
Это было своего рода завуалированное «Да пошла ты…». Под надзором учителей Лулу не могла ругаться. Ло тоже это знала, судя по тому, как сощурились ее глаза и опустился подбородок. Она была готова к поединку. Что ж, прекрасно! Лулу тоже не дремала.
– Почему же ты его поцеловала? – мягко спросила Эмма. Ее голос, как всегда, перекрыл все остальные голоса. Даже в их шумной компании Эмме не нужно было говорить громко, чтобы ее услышали.
Из всех подруг Лулу Эмма Уокер лучше всех умела сливаться с толпой и искусно прятаться в тени своих более ярких сверстниц. Это была неизлечимо романтическая натура, вскормленная на диете из сказок, диснеевских принцесс и фильмов с Молли Рингуолд. Она всегда прибивалась к одним и тем же стайкам девочек, которых давно знала и с которыми могла чувствовать себя в безопасности, куда бы они ни пошли. Или оставалась дома. Или просто сидела в столовой во время обеденного перерыва. Она всегда соблюдала осторожность во всем. Сейчас Эмма разрезала свою пиццу из кафетерия на аккуратные маленькие квадратики.
– Он был рядом… Я была рядом… Это вышло само собой. – Лулу пожала плечами. Отчасти так все и было. Рассказывать более подробно было небезопасно.
Ло рассмеялась, сухо и притворно.
– Боже мой, Лулу! Да ты шутишь.
Лулу бросила на нее злобный взгляд.
– Во всяком случае, это лучше, чем все время довольствоваться чужими объедками!
Одри ахнула, а Эмма задержала дыхание.
Но Ло опять засмеялась.
– Один-ноль в твою пользу. Меня хотя бы не наказали за падение в бассейн.
– Я не падала, – сказала Лулу, – я толкнула туда одного парня. Мне показалось, что он тонет, и я попыталась спасти его. В бассейн я не падала.
– Ты попалась на его хитрую уловку, – сказала Ло.
– Можно подумать, ты смогла бы отличить фальшивого утопленника от настоящего. – Лулу закатила глаза.
– Может, и смогла бы. – Ло отвернулась, чтобы не видеть скептического выражения на лице Лулу. – Но тебя посадили под домашний арест, а это худшее, что могло произойти. Ведь на этой неделе Битва Банд! Вот будет зрелище, девчонки!
Ло театрально откинулась назад, но, когда передние ножки ее стула взмыли в воздух, спинка врезалась в проходившую мимо первокурсницу. Ло с легкостью опять приняла вертикальное положение, а вот бедная девочка комично грохнулась на пол – руки в боки, ноги вразлет, и повсюду остатки кукурузного кекса. На мгновение воцарилась тишина. Обычно так тихо становится в комнате, когда в нее заходит Лулу после очередного приключения.
Первой очнулась Эмма.
– Ты в порядке?
– Все нормально. – Девушка, все еще сидя на полу, принялась приглаживать свою челку. – Со мной все в порядке.
– Но ты ушиблась! Ло просто чудовище. – Эмма цокнула языком.
– Эй! – запротестовала Ло, но никто не обратил на это внимания.
– Она не чувствует пространства. – Эмма протянула пострадавшей руку.
Девушка ухватилась за протянутую ладонь, поднялась на ноги и оправила юбку. Уголки ее губ приподнялись вверх в подобии улыбки.
– Спасибо.
Эмма широко и искренне улыбнулась.
– Не за что.
Девушка заторопилась к своим друзьям, стоявшим неподалеку. Выходя из столовой, она обернулась, чтобы еще раз встретиться взглядом с Эммой.
Ло постучала пальцем по столу.
– Вернемся к тому, о чем я говорила, пока меня не прервали.
Лулу и Одри переглянулись. Иногда Ло бывала чересчур самовлюбленной.
– Нина Холмс рассказала мне все о Битве Банд, – глаза Ло горели от нетерпения. Она окинула взглядом всех присутствующих за столом, пока, наконец, не остановились на Лулу. – А ты хочешь ее пропустить.
Но Лулу была не из пугливых.
– Кажется, это Нину тошнило на газон в субботу?
– Да, но мы с ней общались до этого, а не после. – Ло глотнула своей колы.
У Лулу больше не осталось козырей.
– Неважно.
Отвлечь Ло было невозможно. Ее девизом по жизни была целеустремленность, по этой причине люди охотно следовали за Ло или, наоборот, бежали от нее. Брови девушки упрямо сошлись на переносице, губы сжались в тонкую линию, а взгляд сосредоточился на объекте своего внимания.
– Реши эту проблему, Лулу. Мы все идем в этот четверг. Ты достаточно умная, чтобы выбраться из любой ситуации. Включая домашний арест.
Однако Лулу не была так уж уверена в этом.
Если бы кто-нибудь спросил Лулу, зачем нужны домашние аресты, она бы ответила, что только для того, чтобы создать неудобства. Неприятности сегодня означали ограничение свободы завтра. Во многом домашний арест представлял совершенное наказание за грехи мгновенных удовольствий. А этот конкретный пришелся на самое неподходящее время, и пока что Лулу не знала, как выбраться из плена.
Самая младшая из троих детей, Лулу часто обращалась к отцу за помощью, чтобы он вызволил ее из неприятностей. Но сейчас Ахмеда Саада не было рядом. Да и раньше отец, как правило, даже не знал, что его дочь наказали. Эйми Саад, мать Лулу, разбрасывалась наказаниями направо и налево, при этом не торопилась ставить мужа в известность. Без сомнения, это было следствием ее собственного воспитания. К тому же Эйми на горьком опыте поняла, какой целеустремленной может быть Лулу, когда хочет выбраться из домашнего плена.
Сидя на рабочем стуле в своей комнате, Лулу раскачивалась на нем взад-вперед. Она помирала со скуки и мечтала отвлечься, забыв, что с желаниями теперь следует быть осторожнее. Однажды бабушка сказала ей, что желания – это дар джиннов, и, как и дарами фей, ими не следует пренебрегать. Но и доверять им тоже нельзя.
– Лулу, телефон, – сказала мать, заходя в комнату Лулу, словно она была тут хозяйкой. Впрочем, учитывая, что ее имя стояло на закладной, она действительно владела всем домом. Гордость Лулу задевала даже мысль об этом. Эйми рассмеялась, как будто на том конце провода ей сказали что-то смешное, и протянула трубку Лулу. В другой руке она держала газету.
– Кто это?
– Твоя бабушка.
– Которая? – Вопрос был излишним, и Лулу поняла, что не стоило его задавать. Желудок скрутило от волнения, и она сделала вид, будто увлечена учебником.
Родственники Эйми терпели ее необычный брак с мусульманином и иммигрантом только благодаря суровой, железной воле бабушки Лулу. «Матриарх Мими», как они ее называли, была настоящим Луизианским вулканом. Она удерживала всю семью вместе если не любовью, так строгостью и решимостью. И вряд ли это можно было назвать добротой. Она отказывалась слушать споры и пререкания с любой стороны. Для Мими любые родственники были семьей, и она требовала взаимной терпимости. Саады приезжали в гости и вели себя тихо и учтиво, пока семейство Натале потчевало их угощением из семи блюд и сотни оскорблений. Когда Мими умерла, родственники Эйми перестали приглашать Саадов на Рождество, а Эйми сняла с шеи золотой крест, который носила еще с первого причастия. Больше она никогда его не надевала. Саады тоже не произносили вслух имя бабушки, пока Эйми не заговаривала о ней первой.
Мать строго посмотрела на Лулу, и той расхотелось смеяться.
– Единственная бабушка, которая у тебя осталась, дорогая. Это твоя биби.
Лулу ощутила ком в горле. Ее мать даже не говорила на арабском, а биби все равно умудрялась ее смешить. У них была странная дружба, которой Лулу не понимала. Она взяла телефон. Мать развернулась и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.
– Алло?
– Аллооо, – эхом раздался голос с сильным акцентом.
– Алло? – Иногда Лулу чувствовала облегчение от того, что ей не приходилось говорить своей бабушке ничего, кроме «алло» и «до свидания». Она знала, каково это, когда в семье понимают друг друга с полуслова. Но порой, вот как сейчас, Лулу сожалела о том, что не могла нормально поговорить с бабушкой.
– Аллооо! – шум статических помех заглушил ответ бабушки.
Лулу плечом прижала трубку к уху. Она взяла ручку и принялась рисовать на своей руке.
– Биби?
– Алло, биби! – протрещал голос, до неузнаваемости искаженный расстоянием и проводами.
Лулу часто задумывалась об однообразном характере ее телефонных разговоров со своей заморской семьей. Она выявила три причины: плохая связь, языковой барьер и культурные отличия при телефонных разговорах. Каким было общение родственников в других семьях, она не знала, а спрашивать стеснялась. Каждый раз, когда она собиралась с духом задать этот вопрос, он казался ей глупым. В конце концов Лулу решила, что со временем поймет все сама.
– Как дела? – Лулу выводила ручкой петлю за петлей, оставляя на коже чернильный след.
– Kefiq ya, habibti[4]? – в теплом и хриплом голосе бабушки звучала любовь и забота.
Стержень ручки слегка оцарапал кожу, и Лулу положила ее на стол.
– Zienna, Bibi. Wa anti?[5]
Фразы, которые Лулу знала на арабском, относились, преимущественно, к теме еды. В остальном ее познания были весьма ограниченными. Лулу могла сказать, что ей жарко или холодно. Также у нее в арсенале были бранные словечки, которых она нахваталась от арабо-американских парней, что приходились ей не то кузенами, не то просто друзьями. Братья научили ее говорить «жри говно». И было еще одно слово, которое всегда произносилось шепотом и сопровождалось многозначительными и выжидающими взглядами. Лулу делала вид, будто не знает этого слова, и надеялась, что ей никогда не придется услышать его снова.
Впрочем, для бабули, живущей за тысячи километров, этих языковых познаний оказалось достаточно. Лулу надеялась, что так будет и дальше. Она слышала, как бабушка передает ее слова кому-то. Интересно, сколько родственников собралось в комнате, чтобы поучаствовать в разговоре? У Лулу сжалось сердце.
– Alhamdulillah, hayati, – заскрипела Биби в трубке, – hathe amtich, hathe amtich[6].
Трубка пошла по рукам, от родича к родичу, от тетки к кузену, затем к дяде и снова к кузену. Каждый раз диалог повторялся почти точь-в-точь, каждая фраза и каждый вопрос звучали снова и снова, как сбой в компьютерной игре. В зависимости от того, кто говорил, разговор переключался с английского на арабский и обратно. Лулу старательно выдавала свой лучший арабский, а родственники вгоняли ее в краску своим прекрасным английским.
– Алло, Лулу! – слабый, запыхавшийся голос зазвучал в трубке. Это была младшая кузина Рана.
У Саадов было немного девочек. Они были редкостью в семье, и поэтому к ним относились по-особому. Все до единой девушки Саад, будь то дочери или невестки, пользовались этой привилегией. Вот почему Рана безнаказанно выхватила телефон прямо из рук своего старшего кузена.
– Привет, Рана, – сказала Лулу.
Рана все еще тяжело дышала. Должно быть, бежала через всю комнату, чтобы успеть схватить телефон.
– Я напишу тебе письмо!
Лулу рассмеялась.
– Ладно.
– Отлично! – сказала Рана. – О, вот и биби.
Лулу еле успевала переключаться с одного собеседника на другого.
– Аллоо, биби! – Бабушка снова была у телефона.
Слава богу, Рана успела предупредить Лулу, прежде чем передать трубку. Честно говоря, Лулу иногда не замечала, когда трубку брал кто-то другой. В ее представлении они все были бесплотными голосами. Она, конечно, видела фотографии своих родственников, но никак не могла соотнести голоса с лицами и тем более с семейным древом, которое ей начертил когда-то отец.
Единственным человеком, которого она запомнила целиком – и голос, и лицо, и историю, – был ее дедушка. Она смутно помнила их встречу в детстве, эту историю рассказывали так часто, что Лулу уже тошнило от нее.
– Ahibich, ‘azizati. Ahibich[7], – сказала Биби.
– Я по тебе скучаю, – отозвалась Лулу. – Люблю тебя.
– Ma‘asalama ‘oyooni. Ma‘asalama[8].
– Alaykum Masalam, Bibi[9]. – Лулу услышала щелчок, разговор закончился. Она положила трубку на кресло рядом с собой. Но этого ей показалось недостаточно, и она снова схватила ее и засунула под себя. Пластик впился ей в бедро. Неудобно, но зато она больше его не видела. Больше всего Лулу сейчас хотелось, чтобы ее оставили в покое.
Через мгновение мать вернулась в комнату.
– Отец оставил это для тебя. – Она бросила Лулу свернутую газету. Значит, все еще не простила, что та упомянула Мими. Что ж, рано или поздно простит. Так бывало не раз. – Он оставил это за завтраком рядом с твоей тарелкой, но ты не взяла.
Какое-то мгновение Лулу тупо смотрела на газету. Но потом заголовок бросился в глаза, расшевелив что-то в ее памяти. Она разобрала только слова «иракская» и «коллекция произведений искусств», но этого оказалось достаточно. Лулу потянулась за газетой.
– Спасибо.
Мать склонилась к ней, и Лулу торопливо чмокнула ее в щеку. Затем зарылась в газету, чтобы поскорей завершить разговор. Наконец, дверь за Эйми закрылась.
Оставшись в одиночестве, Лулу бросила газету на стопку таких же статей, ожидающих, когда она обратит на них внимание. Девушка все твердила себе, что когда-нибудь обязательно доберется до них. Но только не сейчас! Она выглянула в окно. Солнце уже заходит, а она по-прежнему сидит взаперти!
Лулу вытащила из-под ноги спрятанный телефон. Ей надо было сделать один быстрый звонок.
Лиза Пазорник, старшекурсница с амбициозным характером, главный редактор «Сили Эксперт», была не из тех, кто спокойно почивал на редакторских лаврах или отличался доверчивостью. Но она прекрасно поможет Лулу, даже сама того не желая.
Лулу была членом редколлегии, и сейчас в запасе у нее была отличная история. Девушка позвонила Лизе, но связь оборвалась. Тогда Лиза, отыскав номер ее домашнего телефона в школьном справочнике, перезвонила. Трубку поднял отец. Лиза сказала ему, что у нее, возможно, есть задание для Лулу, и он охотно передал трубку дочери.
Подавив бушевавшее в груди ликование, Лулу старательно изобразила удивление. Она неторопливо вышла из комнаты, как будто не ждала звонка.
Ей нужно держаться хладнокровно. Тогда все получится.
Пару минут спустя Лулу вернулась в гостиную, прикрывая ладонью микрофон телефона. Она прочистила горло, но не слишком громко, чтобы не вызвать подозрение. Мать подняла глаза, отец продолжал читать газету.
– Бабá? У меня задание для школьной газеты, – сказала Лулу. – Очень срочное.
Ахмед с шумом перелистнул страницу. Он, наверное, остался единственным человеком в мире, кто продолжает читать газеты. Он считал, что новости должны пачкать руки. Эйми, работавшая над стопкой бумаг, сидя на диване, замерла.
Лулу и глазом не моргнула.
– Мне нужно написать статью о какой-то Битве Банд, которая будет сегодня.
Лицо Эйми превратилось в маску.
– Это для школы, – повторила Лулу с нажимом, стараясь не глотать. Она по-прежнему крепко сжимала телефон в руке. Да, она сама позвонила Лизе и подкинула ей идею написать статью о Битве Банд для школьной газеты. И да, она специально повесила трубку, чтобы Лиза перезвонила ей на домашний телефон, а не на мобильный. Но все это детали, знать о которых ее родителям необязательно.
Ахмед перевернул страницу. Не поднимая глаз, он ответил:
– Конечно, хабибти.
Эйми кашлянула.
– Дорогой, ты уверен, что хочешь отпустить ее гулять? Ведь завтра в школу.
Ахмед опустил газету и глянул на свою младшую дочь.
– Куда тебе надо идти?
В его голосе не было мягкости. Говор Ахмеда состоял из твердых согласных и рваных слогов. Он вырос, говоря на диалекте арабского, который требовал таких звуков, и гордился этим. Но такой говор не подходил английскому языку, особенно когда нужно было выразить свои чувства. Английский, в отличие от арабского, был не таким поэтичным языком. Спящий лев и лев в прыжке обозначались в нем одним и тем же словом. И английский язык не способен был передать разницу между дядей с отцовской стороны и дядей с материнской. Он был не таким богатым, как арабский. Ахмед был добрым человеком, но, говоря на английском, таким не казался.
– Между Монтроуз и центром, – сказала Лулу.
Пока Ахмед глядел на свою дочь, она вспотела. Они жили в хорошем районе огромного города, а это значит, что поездка на окраину богемного района могла показаться ему небезопасной.
– Я могу позвонить Одри и спросить, поедет ли она со мной, чтобы не пришлось ехать одной, – добавила Лулу. Таков и был ее план, но нужно было представить все так, будто это решение отца.
– Окей. Но ты вернешься, – сказал он.
– Да. – Лулу решила начать с согласия.
– В девять тридцать. – Он кивнул.
– Да, но… Баба, группа начинает в девять. – Лулу надеялась, что ее голос не дрожал.
В какой-то момент единственным подвижным объектом в комнате были глаза Эйми, которые метались от Лулу к Ахмеду и обратно.
– Ладно. Десять тридцать, – сказал Ахмед твердо. – И не забудь взять свой мобильный.
Лулу пересекла комнату и склонилась, чтобы обнять отца. Он с чувством ответил на ее порыв. Поворачиваясь к матери, Лулу стерла улыбку с лица. Если в мире и было то, что Эйми ненавидела всей душой, так это преобладание власти одного родителя над другим перед своим ребенком.
И Лулу, конечно же, знала об этом.
Сглотнув, она убрала ладонь с телефона и поднесла его к уху.
– Лиза? Я выполню задание.
Ахмед продолжал улыбаться, прикрываясь газетой, словно он сделал какое-то доброе дело. Эйми сурово смотрела на Лулу, выравнивая стопку бумаг на кофейном столике. Ее движения были подчеркнуто аккуратными. Она этого не забудет. Испытывать терпение матери не стоило.
Но сегодня четверг, и Лулу наконец освободилась от своего домашнего ареста. Она не позволит Эйми испортить ей настроение. Лулу обсудила с Лизой все детали, затем направилась к маминому столу и забрала свой мобильный. Выйдя из комнаты, девушка отправила Одри сообщение с одним-единственным словом: «Побег».