Рыцарь отогнал воспоминания. Не время сейчас и не место. Хот он знал, что так будет. И Мэлвин предупреждал его. Все-таки это родной город. Изменившийся немного, будто тоже повзрослевший. Но не настолько, чтобы охотник снова не начал жалеть о том, что отдал тогда, попав в Орден.
Но прошлого не изменить. Все эти годы он учился подавлять свои эмоции и чувства, он на самом деле почти стал бездушным. А сейчас…
Идэн медленно пошел вдоль улицы, что с центральной площади вела к старым кварталам у самого леса. Его люди сами найдут место, где на Сида напали, сами узнают подробности. Старейшина расспросит людей. Охотники слишком выделяются в толпе, а потому многие горожане смогут рассказать, где был Сид, куда он ходил и что делал.
Командир отряда там не нужен. А до сумерек, до встречи с Гиллом еще часа два. Идэн обещал себе, что если попадет в этот город, то сделает это. Но думал, что найдет время после того, как они найдут ведьму. Получилось иначе. И потому именно теперь охотник шел в свой родной дом.
Нет, город не настолько изменился. Слишком многое осталось прежним. Особенно там, на дальних кривых улочках, у тех бедных крохотных домов. Только деревья стали выше, да кусты постарели. Он шел, отмечая знакомые детали, вдыхая все больше знакомых запахов.
Их улица вела сквозь весь квартал. На ней стояло более двух десятков домов. Первым был тот, где раньше на самом деле жила семья Стефана. Самый богатый двор в квартале, и дом самый добротный, высокий в два этажа. За ним потянулись низкие и неказистые хатки, одноэтажные, все из серого камня, что добывался в карьере за лесом. К каждому такому домику были пристроены деревянные веранды и широкие крылечки с навесами. Летом спали в этой «холодной» части, там же в семьях были кухни.
Здесь вели небольшие хозяйства. Скотины было мало. Она корова на два двора или пара свиней, да птица. Малюсенькие огороды. Чаще добывали себе пропитание в лесу, что начинался сразу за стеной, в этом месте совсем низкой. Такой, что и ребенок перелезет.
Дом отца Идэна стоял предпоследним на улице. Чуть лучше сработан, чем соседние. Все же Колин был каменщиком. А вот огорода у них не было. Как и скотины и даже птицы. За хозяйством смотрят женщины. А жена Колина через пару лет после того, как родила сына, умерла от лихорадки. Отец вырастил Идэна один. Воспитывал, как мог. Соседи помогали, присматривали за мальчишкой. И парень рано научился жить по правилам взрослых. По неписанным законам этих кварталов. Помогают тебе, ты сам помогаешь другим.
Охотник остановился у своего дома, как будто шел, и наткнулся на невидимую преграду. Он боялся повернуться и шагнуть во двор. Ворота тут давно покосились, части забора просто не было. Идэн присмотрелся. Нет, это не от времени все пришло в запустенье. Удивительно, но тут все осталось нетронутым с той ночи.
Никто не решился поселиться здесь. Все помнили о том, что произошло тогда. О ведьме, в течение двух недель держащей кварталы в страхе, о ее жутких убийствах. О том, что двенадцатилетний мальчишка смог ее остановить. Именно здесь. Люди не трогали его дом. Оставили память о том страшном лете. Пусть охотник сам не помнил тех событий, но теперь мог увидеть следы произошедшего, как его научили в Ордене.
Ведьма пришла со стороны леса. Своей магией она просто снесла ворота. Сейчас на гнилых от времени столбах еще виднелись темные пятна, как ожоги, в самом низу, где ударила сила злонамеренной ведьмы.
Идэн все же шагнул во двор. Так как коровы или козы у них с отцом не было, никто не давал траве расти спокойно. Их двор всегда был хорошо вытоптан и чист. Сейчас тут валялись хламом остатки разломанных ступеней крыльца и поваленные столбы. Под самыми окнами грудой сполз вниз деревянный козырек, который раньше затенял вход и окна, спасая от летнего жаркого солнца.
Ставни тоже свалились, лишь один уцелел, повиснув на старом креплении неровно. Но это уже от времени. А вот черные следы, похожие на гарь на сером камне у двери, это магия. Ведьма прорывалась в дом. Её сила и злость были огромны. Один из камней раскололся, и его обломок лежал еще тут же, справа.
Идэн осторожно прошел по обломкам ступеней внутрь. У них с отцом была кухня, где стояла печь, длинный рабочий стол вдоль ее бока, и еще один, небольшой, под окном. Сейчас вся мебель была сломана. Валялась, как попало.
Рыцарь не помнил всего, но он снова мог восстановить хоть что-то, просто осмотревшись. Идэн понимал многое. Мог даже представить, как вот тут на кухне его отец сражается с ведьмой, как они крушат все вокруг. Под обломками рабочего стола видна старая полностью проржавевшая кочерга. Видимо, ею отец и отбивался. А еще нож. Тоже совсем ржавый. И …даже сквозь рыжину на оружии было заметно странное темное пятно. Кровь…
А еще такое же, пятно осталось на белесой стенке печи. Место, где отец умер. Идэн почувствовал грусть и боль потери. Все же осталось в нем хоть что-то. Он снова скорбел об отце. Нет, он сейчас мог наконец-то скорбеть о нем. Потому что в ту ночь… охотник не помнил, но знал себя. В ту ночь он наверняка боялся и злился. Снова то, что дал ему Орден. Понимание. В ту ночь Идэн должен был очень сильно разозлиться. Прийти в ярость. Хотя бы от боли потери. В такую ярость, которая дает силы убить. Даже ведьму.
Рыцарь повернулся чуть-чуть и увидел это. Справа от печи был вход в комнату. Единственную в доме. Место, где Идэн с отцом спали. Деревянный косяк был разломан. И тоже покрыт следами давно засохшей крови. А еще в нем торчали вилы с обломанной рукоятью. Как знак…
Идэн не соврал Гиллу. Орден давал своим рыцарям вместо потерянной памяти, рассказы об их прошлом. Имена родных, название родного города. Все, что охотники могли собрать со слов людей. А еще каждому из них рассказывали и о пережитой первой победе над ведьмой. Коротко, только факты. Сухо и просто.
А потому Идэн знал, что это он пригвоздил взбесившуюся ведьму к этому месту. Сам. Вот этими вилами. Но как это случилось, как мальчику удалось это сделать, и что было потом… Этого никто рассказать не мог. А теперь и воспоминаний об этом не найти.
Охотник отвернулся. Им вдруг овладела злость. Это его дом. Который с таким усердием строил его отец. Дом, где в детстве Идэн был счастлив. Это место не должно оставаться таким. Оно не должно вызывать суеверный страх. Пусть память людей изменится. Пусть ему самому заново придется стереть то, что осталось от той ночи.
Он принялся за работу. Разгребал завалы прогнивших старых досок, сносил их прочь, во двор, складывал там в кучу. Вынес из дальней комнаты истлевшие тряпки и пахнущие сыростью и плесенью тюфяки. Оттащил навес, забрал те досточки, какие еще могли держать вес человеческого тела, уложил их на ступенях. Вернулся в кухню, вспомнил, где отец хранил инструмент и домашнюю утварь. Там в клетушке нашел кадку для воды и отправился с ней к колодцу.
Он уверенно прошагал до самой стены, привычно глянул в темноту поступающего леса, завернул за угол последнего двора. Там был небольшой пятачок, где и стоял колодец. Так же ходил он сюда в детстве. Каждый вечер. У них с отцом было все четко заведено. Сын ждал родителя с работы. С готовым ужином, в чистом доме, с водой для умывания.
Сейчас Идэн тоже готов вычистить дом. Уже не для отца, в память о нем. И для себя. Пусть он покинет этот город через несколько дней, когда они поймают ведьму, но… Он уедет зная, что тут все останется в порядке и чистоте, как любил отец.
Подходя к колодцу он заметил женщину. Вернее, старуху. Она казалась маленькой рядом с бревенчатым широким остовом и высоким мощным журавлем. Чуть сгорбленная. С медленными неуверенными движениями. Женщина с трудом крутила рукоять, поднимая полную воды кадку.
Идэн подошел ближе.
– Помогу, – коротко бросил он.
Старуха повернула к нему лицо, увидела его темный добротный плащ, лысую голову и бесстрастное выражение. Чуть отступила назад, машинально. А заодно, не подумав, отпустила руки, державшие ворот колодца. Охотник ловко перехватил рукоять, стал быстро и уверено поднимать кадку из глубин колодца.
Женщина не отошла дальше. И казалось, больше не выглядела испуганной. Она все так же и стояла, все всматривалась в лицо рыцаря. Как это делают старухи, слишком навязчиво, пристально, пока подслеповатые уже от времени глаза разберут все детали.
Идэн отставил кадку, быстро нацепил на крюк ту, что принес с собой, забросил ее в колодец, а потом снова стал вытягивать наверх, уже полную воды.
Старуха вдруг улыбнулась. Как-то странно, чуть ли не с умилением, а еще – с грустью. Охотник не обращал на нее внимания, и только когда достал вторую наполненную водой кадку, так же сухо и коротко спросил:
– Куда?
Женщина, молча, показала на дом, стоявший вторым за поворотом улицы. И только теперь Идэн ее вспомнил. Это было даже странно. Сколько раз, будучи мальчишкой, вот так же он помогал донести воду взрослой женщине, вечно выглядевшей усталой и слишком хрупкой. Этой самой женщине, теперь уже превратившейся в старуху.
– Пойдем, – ровно сказал охотник, подхватил и свою кадку, чтобы не возвращаться.
Женщина робко протянула руку и вцепилась пальцами в ткань его плаща. Это был странный трогательный и беспомощный жест. Рыцарь не стал высвобождаться из этой ненадежной хватки, ступал медленно, чтобы старуха поспевала за ним.
Когда до ворот ее дома оставалось всего несколько шагов, открылась калитка, на улицу вышла девушка. Такая же хрупкая, рано начавшая сутулиться, вся чем-то неуловимо похожая на пожилую женщину. Девчонка окинула охотника взглядом. Тревожным и подозрительным. Она как-то сразу поняла, кто сопровождает ее родственницу и, не задумываясь, кинулась вперед.
Девчонка оторвала пальцы старухи от рукава Идэна, буквально задвинула женщину себе за спину.
– Господин! – ее голос срывался от напряжения и страха. – Мы благодарны… Я сама. Я провожу бабушку. Отдайте воду и…
Она взмахнула рукой, не то прогоняя его, не то просто отгораживаясь.
– Нет, – вдруг живо возразила старуха. – Лия, нет. Он хороший мальчик. Он всегда помогает. Не тронь…
– В Ордене нас учили всегда оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, – привычно ровно и безэмоционально отозвался Идэн. И обойдя девушку, спокойно зашагал дальше, к воротам дома.
Женщины о чем-то шептались сзади. Он слышал упрямые протестующие нотки в голосе девчонки, а потом ей ответила старуха, тихо, но строго.
Оставив у ворот кадку, охотник просто развернулся и зашагал обратно к своему дому.
Он работал. Вымыл пол, оттер пятно с бока печи. Охотник получал истинное удовольствие от простого физического труда, и того, что ему удавалось хоть что-то изменить, стереть прошлое, очистить этот дом от следов ведьмы, как он и хотел.
За окном тихо наступали сумерки. Пока еще робкие, серые, они прокрадывались во двор, тихонько съедали ласковый свет заходящего солнца. Идэн услышал шаги. Легкие и торопливые. Кто-то проворно взобрался по ступенькам. Кто-то вошел в кухню и остановился за его спиной. Шагах в трех.
– Господин… – все тот же девичий звонкий голос. Но теперь уже просто немного робкий и какой-то даже просящий.
Охотник обернулся. Девушка стояла недалеко от окна, немного растерянная и неловкая.
– Бабушка прислала гостинец, – сказала она. – Сказала, вы любили ее пироги. И квасу еще я принесла. Только…Тут и поставить некуда.
– На окно, – предложил он, указав на узкий подоконник.
Она тут же развернулась, стала осторожно устанавливать глиняный кувшин, положила рядом пирог, замотанный в тряпицу.
– Теплый еще, – заметила девушка. – Поешьте.
Он только кивнул, продолжая настойчиво оттирать давно засохшую и въевшуюся в дерево кровь ведьмы.
– Давайте я пока, – предложила она. – Я могу. Умею.
Идэн не отреагировал.
– Это же вы ее, да? – почти шепотом задала девушка вопрос. – Ту ведьму. Прямо тут. Мне бабушка сказала.
И чуть помолчав, вдруг выпалила.
– Спасибо!
Охотник все же развернулся к ней. Смелая девочка. Все боятся охотников, мало кто поднимает глаза на их лица. Девушка смотрела открыто. Вспомнил рыцарь и то, как она, такая маленькая и хрупкая по сравнению с ним, не задумываясь, бросилась вперед, защищая близкого ей человека. Девчонка стоила того, чтобы с ней говорить.
– Я поем, – это звучало, как благодарность за подарок.
– Сейчас надо есть, – тут же засуетилась она. – Идите к окошку. А я тут пока сама.
Он не стал больше спорить, опустил на пол тряпицу, посмотрел на свои руки, недовольный тем, что сполоснуть их не в чем, ведь вода в кадке уже грязная, в конце концов, вытер об плащ.
Девушка уже была рядом, схватила тряпку, споро принялась работать.
– За что ты меня благодарила? – спросил Идэн, разворачивая пирог.
– Так за все, – звучало это так, будто ей приходится говорить об очевидном. – Та ведьма. Она же многих погубила. Здесь, на нашей улице. Если бы не вы, господин, то моего папку бы тоже. И маму… В ту ночь и так многие погибли.
Охотник отметил про себя ее слова. От девчонки есть толк. Нет у него своей памяти, но он может получить и чужие воспоминания.
– Тебе родные рассказали? – задал он следующий вопрос, и наконец-то надкусил пирог.
На этот раз отклик был сильным. Пирог имел вкус детства. Точно такой же, как пятнадцать лет назад. Та женщина часто угощала его такими пирогами за его помощь. Он даже подумать не мог, что сможет вспомнить этот вкус. И что это так на него подействует. Идэн вдруг почувствовал себя безмятежно счастливым. Как когда-то в детстве. И эти эмоции его ошеломили. Он чуть не пропустил смысл того, что говорила ему в этот момент девчонка.
– Бабушка в ту ночь закрыла мать в погребе, – рассказывала она, оттирая косяк с завидным упорством. – Я совсем маленькой была. Мама держала меня на руках и все боялась, если я проснусь и заплачу. А папка был с мужиками. Они ведьму хотели всем скопом встретить. Но она сначала была в том дворе. Ну, на самом углу который. Ближе к колодцу. Пока наши туда пришли, злыдня уже добралась сюда. А тут вы, господин…Вас мужики долго поминали, все жалели, что пришлось вас охотникам отдать. Но…
Она кинула испуганный взгляд в его сторону.
– Ты сказала, многие погибли, – спокойно напомнил Идэн. – Только в том доме на углу?
– Так ведь нет! – она даже забыла о своем деле, отвлеклась. – Раньше она забирала по одному в ночь. Кто в доме попадался. Взрослого, и потом ребенка. А тут и в тот дом зашла, и мать с отцом погубила и дочку их – кроху. До этого еще в другой двор. Бабушка сказала, нас боги уберегли. В соседнем дворе все погибли, и с другой стороны от нашего двора. Как только нас миновала?
Охотник запомнил многие важные детали. Он пока не знал их значения, ему не хватало многого. Но все же! Он просто понял, что сможет по капле собрать историю той ночи. У этих людей. В этом родном ему квартале. Но потом. Когда убьет ту ведьму, кто пришла к этим людям сейчас.
– Я наелся, – Идэн чуть склонил голову в знак признательности. – Передай благодарности своей бабушке и пожелания здоровья. Оставь это. Мне надо идти. Тебе не стоит быть тут одной. Возвращайся к себе.
– Хорошо, – покладисто согласилась девчонка. – Только вы еще приходите, господин. Мы тут все помним вас и благодарны. Я еще еды принесу. У нас капусты много, да и куры несутся регулярно. Бабушка все это жарит в пироги. Много их делает. Я всегда буду приносить. Приходите, ладно?
Охотник подумал, что она на самом деле еще совсем ребенок. Сколько ей? Чуть больше пятнадцати? По меркам рабочих кварталов, уже девица на выданье. Но все же, в чем-то еще совсем девчонка.
– Иди домой, – повторил он. – Темнеет.
Она закивала, робко улыбнулась и поспешила прочь. Так же легко и проворно. Идэн смотрел из окна, как она бегом пересекла двор, припустила вдоль улицы.