Глава 3

Алёна

Я очнулась от холода. Я лежала на чём-то холодном и твёрдом и при этом голова кружилась, как когда впервые попробовала шампанского. Холод, тошнота, головокружение… Мерзкое сочетание.

Открыла глаза, поморгав, подняла голову, села, опираясь на руки.

Неудивительно, что замёрзла – я сидела на полу, кажется, мраморном…

Преодолевая головокружение, поднялась с пола, огляделась.

Я находилась в комнате с одуряюще высоким потолком, а ещё такой роскошной, что назвать её комнатой язык не поворачивался. Покои, не иначе.

Лепнина, позолота, высокая кровать под огненно-красным балдахином, прямо посреди комнаты журчит фонтан… Я же всё ещё в особняке Зюкиных?

Но как я попала в эту комнату-то? Ничего не помню. Только замутило ещё больше…

Стараясь двигаться как можно более плавно (голова немилосердно кружилась при каждом шаге и при этом тошнило) я подошла к фонтану, плеснула в лицо холодной водой. Стало лучше.

Я продолжила осматривать место, в котором оказалась.

Взгляд скользил по стенам в золотых лилиях, по тяжеловесной, «под старину» мебели. Чудно. Раньше в этом особняке всегда возникал диссонанс, бросалось в глаза, что всё здесь новое, и неудивительно: разбогатели они не так давно. Сейчас же такого диссонанса не было. Чёрт его знает почему.

Не успев додумать, я замерла, как вкопанная. И было от чего.

Взгляд остановился на огромном, чуть не во всю стену, портрете в полный рост.

Моём портрете.

При этом я не помню, чтобы позировала художнику в этом огненно-алом платье… Да и нет у меня такого платья! Роскошное до головокружения (голова и вправду закружилась сильнее, а может, это из-за того, что я глазела на портрет, запрокинув голову), из какой-то струящейся ткани, не пропускает ни одного изгиба тела. Я сижу (тут невольно напрашивается «восседаю») в кресле с высокой резной спинкой, в до ужаса провокационной позе, вполоборота, закинув ногу на ногу, выставив перед собой плечо…

И при этом из неприличного декольте (под ним ещё какая-то хитрая шнуровка расслаблена) … мамочки!.. выглядывает одна грудь!

И выражение лица при этом такое порочное, хищное… Губы приоткрыты, в глазах так и пляшут языки пламени. Взгляд какой-то прожжённой… хм, мадам, так и призывает потянуть завязки под декольте…

У меня буквально волосы зашевелились.

Стою, хватаю ртом воздух, как рыба на берегу.

Эт… эт-то что такое вообще?!

У меня что, и вправду такое лицо?!

Взгляд упал на зеркало в тяжёлой кованой раме и я, подобрав платье, ринулась к нему.

Всё в порядке, лицо как лицо…

Про такие говорят – сердечком.

Кожа, как у всех рыжих, белая, даже белоснежная. Россыпь бледно-золотых веснушек сползает с переносицы на щёки. Глаза – большие и испуганные. Зелёные, что особенно заметно, учитывая покрасневшие белки. Я плакала?.. Не помню. Губы искусаны и распухли. Волосы – свело-рыжие, медные, вьющиеся. Стилисту особо стараться с причёской не пришлось. Тётя настояла, чтобы их чуть вытянули стайлингом, пригладили и уложили аккуратными кукольными локонами. Сколько себя помню, стричь волосы мне не позволялось (хоть и очень хотелось), разве что подравнивать кончики. Так и привыкла лет с десяти, что тяжёлая и пышная копна волос с лихвой прикрывает бёдра.

Я перевела взгляд ниже – свадебное платье в идеальном порядке. Словно и не валялась только что на полу.

Но что произошло? Я, конечно, в особняке Зюкиных. Но как я попала в эту комнату? В голове сплошной туман… Последнее, что помню, как выхожу из особняка, потому что Алекс позвал… в беседку, кажется… Мамочки! Он что же, до сих пор ждёт?! Броситься вон из комнаты помешала только усилившаяся при мысли об Алексе тошнота и странно задеревеневшее тело.

В задумчивости перевела взгляд обратно на портрет, а потом на зеркало, уловив какое-то странное несоответствие. И дело не в том, что у меня нет такого платья и я не позировала для такого провокационного портрета.

Просто лицо на портрете моё и одновременно не моё…

И тут я всё вспомнила!

Свадьба… тосты… незаметные для всех уколы свекрови и её великосветских подруг…

Я выхожу из особняка, кажется, иду вслед за мужем…

Точно, он сказал прийти в беседку…

И, когда прихожу, вижу его с другой…

У которой моё лицо!

Она тоже смотрит на меня, а затем хватает за руку… И в тот же миг пространство становится плотным, я чувствую себя в нём увязшей в янтаре мухой…

Она разжимает пальцы… Я лечу в пропасть… И вот я здесь!

Я помотала головой, прогоняя остатки тумана.

Чушь! Ничего этого, конечно же, не было…

Мне, должно быть, стало душно, я потеряла сознание и меня принесли сюда. Судя по кровати, на которой можно с успехом разложить всю мою институтскую группу, это и есть наша супружеская спальня. Портрет… Ну, портрет, наверное, писали по фотографии. Видимо, Алекс подготовил для меня сюрприз. Оголённая грудь на портрете – ну так это, в конце концов, супружеская спальня, в таком месте, если верить фильмам и книгам, случается и не такое…

А всего остального, конечно, не было. Мне это приснилось.

Чем дальше я думала, тем больше верила, что всё было именно так. Мне просто стало плохо, я потеряла сознание прямо за свадебным столом и меня принесли сюда. И, конечно, ничего не было – ни отвратительной сцены в беседке, ни грубости мужа за столом. Ни даже уколов свекрови, хотя они, надо сказать, выглядят правдоподобнее некуда. Всё это мне приснилось.

Правда, оставалось непонятно, почему меня положили на пол вместо кровати…

Но у меня и этому нашлось объяснение.

Конечно же, сначала я лежала на кровати. Затем захотела плеснуть в лицо водой из фонтана, но так и не дошла, потеряла сознание. Видимо, ударилась головой, отчего случилась кратковременная амнезия. У Ули так было, когда грохнулась со сноуборда: рассказывала, последние полчаса из памяти как корова языком слизала… неприятно, конечно, но не смертельно.

Почему покрывало на кровати идеально-гладкое, ни складки? Ну, должно быть, поправила, когда поднималась, я вообще аккуратная. В элитных закрытых школах аккуратность вбивают в буквальном смысле…

Мне, наверное, стоит выйти к гостям. Так неудобно…

Конечно же, камеры засняли, как меня сюда несли и завтра все первые полосы будут пестреть заголовками, как молодая жена Александра Зюкина перебрала на собственной свадьбе.

Какой позор… Инесса Львовна меня живьём съест…

Я застыла перед высокими резными дверьми, не решаясь взяться за ручку в форме львиной лапы.

И тут двери распахнулась. Так резко, что я отступила на шаг.

В проёме стояла статная женщина с высокой причёской, в длинном закрытом платье. Кого-то она мне напоминала. Я ахнула, когда поняла, что мою же свекровь… Отдалённо так напоминала… и вместе с тем сходство было разительным! Так должно быть, выглядела бы Инесса Львовна, если бы не чудеса пластической хирургии, превратившие её лицо в настоящее произведение искусства.

Поначалу ни слова не поняла из того, что она сказала. Речь женщины была похожа на птичий щебет с протяжными гласными, гортанными звуками… Но потом каким-то чудом стала её понимать. И даже замечать определённую схожесть с родной речью, как ни парадоксально это звучит.

– Как это понимать, леди ди Грасс? – спросила вошедшая голосом свекрови, те же стервозные нотки, и взгляд, которым окинула меня, злой. – Почему вы до сих пор в платье для церемонии Представления?

– П-простите, для чего? – переспросила я и не выдержала: – Кажется, мы не были представлены… Вы, должно быть сестра Инессы Львовны?

А сама подумала, что не видела эту женщину среди гостей, да и не говорила свекровь никогда, что у неё есть сестра. А ещё заметила, что платье на женщине какое-то старомодное…

Я часто заморгала, когда женщина шагнула внутрь и, пихнув меня в грудь, заставила отступить ещё на шаг.

– У вас беда со слухом, леди ди Грасс, – зло прошипела она, когда за её спиной захлопнулась дверь. – Гонцы из Арамкада будут с минуты на минуту. Ждут только тебя, – она неожиданно перешла на «ты». – Поэтому ты сейчас же переоденешься и предстанешь перед кровными вестниками Владыки в подобающем виде, понятно тебе?!

Хлопая глазами, я проследила её взгляд. На высокой вешалке покачивалось платье из плотной серой ткани.

– Это какое-то недоразумение, – пробормотала я.

И тут меня цепко схватили за запястье и рванули на себя.

– Со мной твои штучки не пройдут, Селена, – прошипела странная гостья, не пожелавшая представиться. – Я тебя насквозь вижу, так и знай. У тебя пять минут. Будешь дурить и дальше – сама знаешь, будет хуже. Не успеешь переодеться – поедешь на Отбор голой.

– К-куда поеду? – опешила я и тут же помотала головой и отступила. – Я никуда не поеду…

После всего этого абсурда, что несла женщина, я ожидала чего угодно. Но когда щёку обожгло, голова мотнулась в сторону, а комнату наполнил звук пощёчины, поняла: в особняк каким-то образом проникла умалишённая. Или кто-то из гостей спятил.

– Помогите! – что есть мочи заорала я, торопливо отбегая. Говорят, в приступы буйства сумасшедшие обладают нечеловеческой силой. – Спасите! Здесь сумасшедшая!

Но женщина, ударившая меня, не делала попыток напасть. Да и взгляд её был трезвый, ясный. Она стояла, склонив голову на бок и наблюдала за мной. Я осеклась.

– Пять минут, леди ди Грасс, – сказала она вновь подчёркнуто-вежливым тоном. – Или пеняйте на себя.

Не говоря больше ни слова, она вышла.

А я бросилась к распахнутому окну. Может, удастся позвать на помощь, не привлекая внимания прессы…

Если бы не упиралась ладонями в широкий подоконник, рухнула бы, как подкошенная. А так только покачнулась…

Первое, что увидела – небо. Кучевые облака на нём пестрели всеми оттенками пурпурного и фиолетового, само же небо… было алым! Ало-золотым…

Золотая полоса над верхушками гор… Причудливой формы деревья…

Я посмотрела вниз и ахнула, а затем сдержанно пискнула:

– Мамочки!

Во-первых, в особняке Зюкиных всего четыре этажа. Я же, судя по тому, как кружилась голова, находилась минимум на двадцатом.

Во-вторых… Сад… Я, конечно, смотрела сверху, но не мог он так разительно измениться… Куда-то делся лабиринт из живой изгороди и все до одной беседки. Откуда-то выросло несколько гигантских холмов со спиральными, выложенными кирпичом, тропинками, ведущими на вершины. Фонтаны! Штук десять появились, словно из ниолткуда… и каждый с нехилым таким бассейном с бирюзовой водой. Деревья… Я в жизни таких не видела, с багровыми, в подпалинах, кронами и тёмно-зелёной листвой…

Но главное – вместо коттеджного посёлка Зелёные веси, что почтительно замер километрах в десяти от усадьбы… была какая-то деревенька. Чистенькие домики с остроконечными крышами, аккуратные, как под линейку, дорожки между ними… Прямоугольники огородов… Но это никакие не Веси! И этот сад внизу – вовсе не сад Зюкиных! И место, где я нахожусь – пришлось лечь животом на подоконник и свеситься вниз – мама дорогая, больше всего походит на старинную башню из странного зелёного кирпича… А моё окно выходит в типичный киношный внутренний двор замка… Это ведь не усадьба Зюкиных!!

Где же я?!

Расписывать всё это долго, но на деле озарение, что я где-то не там, где надо, не заняло и пары секунд.

Сердце ухнула в пятки.

Ужас сковал всё внутри, прокатился ледяными волнами по коже.

– Мамочки… – повторила я и тут же зажала себе рот ладонью и застыла с вытаращенными глазами. А потом принялась что есть силы щипать себя.

Из-за верхушки самой высокой горы показались три крылатых силуэта.

Сперва я приняла их за птиц. Пока не рассмотрела, что крылья у них перепончатые, как у летучих мышей… могучие шипастые хвосты… треугольные змеиные головы на длинных шеях…

Они двигались с невероятной скоростью, и, когда над башней, в которой я оказалась (давайте уж буду называть это место так) закружили три дракона, в глазах потемнело, и я осела прямо на пол.

Или это сон… или я сошла с ума. Третьего не дано.

В ушах зазвенело, я помотала головой, но звон не утих, а, наоборот, усилился.

Причём исходил откуда-то сбоку.

– Эй! – раздался знакомый голос… из зеркала?

– Ты там жива? Отзовись!

На подкашивающихся ногах я пошла на голос.

Из зеркала на меня, ухмыляясь, смотрела та самая девушка, с портрета. И которую я видела совсем недавно, в беседке. Со своим мужем.

Моя полная копия, если бы не злой взгляд и не хищное выражение лица…

Загрузка...