– Как ты с ним столько лет выдерживала?
После тренировки и легкого ужина мы идем по улице. Никита осторожно держит меня под руку, изо всех сил стараясь касаться как можно тактичнее, исключительно с целью поддержки. А мне нравится его галантность.
Вообще вся моя жизнь состоит из двух частей. Первые пятнадцать лет, наполненные льдом, тренировками, программами, прыжками. И последующие четыре года темноты. Так вот, этот день – самый лучший во второй половине моей жизни. Мне давно не было так хорошо. Тело приятно ноет после нагрузки, на ноге три огромные кровавые мозоли из-за коньков, но внутри все поет, и я готова часами бродить по улице с Никитой под руку.
К сожалению, Макс всего лишь высадил нас у ворот поселка, позволив пройтись до дома. Это не больше пятнадцати минут, но мы нарочно идем медленно, продлевая завершение вечера.
– Он не такой уж плохой. Просто иначе никак, ты либо добрый дядя, на котором гроздьями висят дети, либо тренер, который приносит медали. Алекс – приносит. В том числе благодаря своей… м-м-м…
– Сучности.
– Суровости. Он правда знает свое дело, умеет настраивать на работу, на прокаты. Видит спортсмена насквозь. Знает, когда нужен психолог, а когда можно покричать. Какая программа сядет идеально, а какая будет смотреться так, словно взята с чужого плеча. Это талант.
– Знаешь, я сейчас покажусь тебе бестактным, но не могу не сказать. Для спортсменки, пусть и бывшей, ты удивительно хорошо говоришь.
Я смеюсь, пытаясь представить себе смущенное лицо Никиты и Макса, который сейчас идет позади нас и наверняка мучительно пытается сдержать улыбку.
– Ну что ты смеешься? Все спортсмены, которых я знал, далеко не ораторы.
– Я много слушаю устную речь. С тех пор как ослепла, пачками глотаю аудиокниги, слушаю фильмы и все такое.
– Так, значит, этот Алекс всегда ведет себя как напыщенный мудак? А почему он Алекс? Косит под америкен-бой?
– Не знаю. Так приклеилось. У них в семье это своего рода традиция. Его брат, владелец «Элит», Серж, а жена Сержа – Крис. Вот и к Алексу пристало. Но в глаза, конечно, все называют его Александром Олеговичем.
– Серьезно. Мне показалось, между вами есть какая-то недосказанность.
– Я…
Закусываю губу, не хочу делиться с Никитой не самыми приятными подробностями прошлого. Но он первый, кто по-настоящему интересуется тем, чем я живу.
– Я была в него влюблена, когда выступала по юниорам. Сильно влюблена.
– И что потом случилось?
– Ничего. Произошло ДТП, я потеряла зрение, а Алекс – интерес к бывшей спортсменке, ставшей бесперспективным инвалидом. Так и прошла любовь.
– Прости. Я напомнил о неприятном.
– Я помню об этом каждый день. Такое не забывается. Папа настаивает, чтобы я ходила тренироваться, но даже боюсь представить, сколько он заплатил клубу, чтобы Алекс со мной возился. Но от иллюзий полезно избавляться. Я разлюбила его, когда поняла, что тренер больше не навестит меня в больнице, что он занят своей чемпионкой.
– Анастасия Борисовна, мы пришли, – говорит Макс.
– Что ж, вот и мой дом.
Никита отпускает мой локоть и, не успеваю я испытать легкое разочарование, осторожно берет за руку. Ладонь обдает приятным теплом.
– Насть… спасибо, что погуляла со мной. Это было очень круто. Ты потрясающе выглядишь на льду. Да и вне его… я могу пригласить тебя на второе свидание?
Улыбка касается губ без моего на то согласия.
– Ты так этого хочешь?
– Да. Я очень хочу. Если ты хочешь.
– Хочу. Пригласи.
– Договорились! Я придумаю, куда пойдем, и позвоню. Насть…
Я догадываюсь, к чему все идет, и дыхание перехватывает от предвкушения первого в моей жизни поцелуя.
– Можно я тебя поцелую?
– Если Макс отвернется…
– Он тактично курит в паре метров от нас.
– Тогда целуй, – шепотом отвечаю я.
И уже почти чувствую тепло губ Никиты на своих, как вдруг слышу звук распахнувшейся двери дома и строгий окрик отца:
– Настасья, уже половина двенадцатого! Немедленно домой!
От досады хочется застонать и топнуть ногой, но я лишь разочарованно улыбаюсь.
– Прости. Мне пора.
– Вот еще одна причина пригласить тебя на второе свидание. Мне повезло, что он вышел без ружья, да?
– А он без ружья?
– Всего лишь с планшетом.
– Ты самый везучий парень на свете.
– Настасья! – снова кричит отец.
Приходится махнуть Никите на прощание и, не дожидаясь, пока подоспеет Макс, самой открыть калитку. Протискиваясь внутрь мимо папы, я саркастически говорю:
– Мне почти двадцать, забыл?
– Ты все еще Никольская, забыла? А Никольские не позволяют себе лишнего в компании малознакомых людей.
– Расскажи это Вовке или Даньке. Братики от души поржут и заверят, что уж они-то своих баб сначала по полгода на светских раутах выгуливали.
– Владимир женат, Анастасия, а Даниил – не лучший пример для подражания.
– Зато на его фоне я смотрюсь паинькой.
– Как прошла твоя тренировка?
– Крестовский – козел, ноги в кровь, Никита – супер, он пригласил меня на второе свидание, секса не было, но Макс знает, где купить презервативы, если что – отправим. Что еще? Погода хорошая, но завтра обещают дождь. На Смоленском пробка. Еще вопросы? Нет? Тогда я пошла в душ и спать, мне еще мозоли заклеивать.
– Ты можешь хоть раз в жизни поговорить с отцом нормально?
– Вот когда перестанешь обращаться со мной как с ребенком, тогда и поговорим. Спокойной ночи, папа.
Я поднимаюсь в комнату, чтобы принять душ и улечься в постель. Послушать музыку или какую-нибудь книгу. Очень не хватает типично девичьего ритуала перед зеркалом: нанести косметику, расчесать волосы, заплести косу, чтобы во сне волосы не превратились в мочалку. Точнее, ритуал-то есть, но теперь выполняется технически, воспринимается примерно так же, как чистка зубов, и не приносит никакого эстетического удовольствия.
В ванной я долго прокручиваю в голове события минувшего дня. Когда была ребенком, часто воображала себе первое свидание и дальнейшие отношения с парнем. Даже в самом жутком кошмаре я вряд ли представила бы себя слепой. В фантазиях я была идеальной, чемпионкой с мировой известностью, а парень – непременно успешным красавцем, в которого я влюблялась со всей отдачей.
Мне кажется, будто я должна влюбиться в Никиту. Почти обязана, потому что за воротами не стоит очередь из парней, жаждущих со мной встречаться. Мысленно я повторяю его имя десятки раз, убеждая себя, что нельзя ждать неведомого принца. Вот он, мой шанс взять у жизни ощущения, которые запомнятся. Я не настолько наивна, чтобы верить в свадьбу, счастливую семью или долгие отношения. Жизнь научила ко всему подходить прагматично.
Никита – мой шанс почувствовать себя симпатичной девушкой. Пообщаться, погулять, открыть для себя новые ощущения. Услышать парочку комплиментов, искупаться в теплоте, которая исходит от парня. Лишиться наконец невинности… разве это несбыточные мечты?
Когда я думаю о Никите, мне становится тепло и весело. Я представляю, куда мы пойдем в следующий раз, и непременно хочу привести его в свой любимый парк, к пруду с утками. Чтобы он описал, как там сейчас все выглядит, и проникся неуловимой атмосферой уютного уголка посреди буйства красок, музыки и аттракционов.
А когда в мысли без спроса врывается Крестовский, никакого тепла и веселья нет. Низ живота болезненно сводит, и сердце готово, кажется, выпрыгнуть из грудной клетки. Я делаю воду прохладнее, но контрастный душ мало помогает: мне кажется, будто кожа становится в тысячу раз чувствительнее обычного.
И не прогнать его из головы, не вытравить! Я слышу голос, словно наяву, вижу образ, знакомую улыбку. Так странно… вокруг темнота, а в ней – один-единственный образ, и он, в отличие от прочих, с годами не тускнеет.
В сердцах я бью по стенке душевой кабинки, и та отвечает мне противным громким звоном.
– Настасья? – тут же в комнату заглядывает отец.
Я выхожу из душа, облачаясь в длинный махровый халат.
– Все в порядке? Что за шум?
– Просто поскользнулась.
– Хорошо. Тут Ксения прислала посылку. Оставлю у тебя на постели.
– А что в ней?
– Да какая-то ерунда: сладости, игрушки. Все подписано, разберешься.
– Хорошо. Пап…
Шаги затихают – отец останавливается где-то у порога.
– Да?
– Оплати, пожалуйста, ОФП в «Элит». Сможешь?
– Зачем тебе ОФП? Мало льда?
– Я… хочу набрать форму.
– Настасья… я надеюсь, тебе не нужно объяснять, что прыжки и сложные элементы в твоем состоянии под запретом?
– Поговори об этом с тренером. Я выполняю лишь то, что он скажет. Но мне не нравится, что после часового катания по кругу у меня все болит.
– Хорошо, – после паузы отвечает отец. – Я оплачу тебе ОФП. И, возможно, бассейн.
Ну вот, очередной компромисс. Я со вздохом киваю, в бассейн отец пытается затащить меня уже очень давно. Но я безумно боюсь сочетания глубины и темноты. И остается знакомая проблема с тренером: мало кто согласится неотрывно плыть рядом с невидящей девчонкой, да еще и, в случае паники, тащить ее к бортику.
Когда папа уходит, я с нетерпением кидаюсь к коробке на кровати. Ксюха в курсе, чем можно меня порадовать, а еще она знает язык Брайля и всегда описывает свои подарки сама. В очередной коробке из Лондона зеленая мягкая игрушка-антистресс в виде авокадо, набор шоколада, печенье, перо из музея Гарри Поттера и куча мелких сладостей. Все это можно купить и здесь, шоколад в Англии не сказать чтобы уникальный, а уж игрушек полно и в Москве, но такие посылки – это не про уникальность и цену, это напоминание, что еще есть на свете люди, которым я не безразлична. Даже если в двух шагах от нашей калитки поставят сувенирный киоск из Вестминстерского аббатства, Ксюха не прекратит каждый месяц собирать для меня посылки.