Екатеринбург, 17 – 18 января 2008 г.
Они ждали меня уже вдвоем – мама и Аленка, успевшая вернуться из своей поездки.
– Чего ты так поздно? – На лице матери было беспокойство. – Ужин уже остыл.
– Для него это не рекорд, – усмехнулась моя сестрица. – Как-то он заявился домой в половине двенадцатого. И что самое противное, действительно был на работе. Пришла пора тебе узнать самое страшное: твой сын – законченный трудоголик.
Обычно после таких реплик я вступаю с сестрой в веселую пикировку, но сегодня было не до того. Поэтому я только молча улыбнулся и шмыгнул на кухню – есть хотелось поистине зверски. Что холодный ужин – я бы сейчас и на черствый хлеб набросился! От Алены не ускользнула необычность моего поведения (это я понял по ее чуть помрачневшему лицу), но, к счастью, при маме она предпочла не задавать неудобных вопросов.
Все-таки моя сестра – редкая умница, и между нами царит полное взаимопонимание. Уже несколько лет мы на пару снимаем квартиру и успели друг друга изучить в совершенстве. И что самое удивительное, до сих пор вдрызг не разругались, а наоборот – крепко дружим.
– Руки помой! – крикнула вслед мама, и я, заложив крутой вираж, завернул-таки в ванную.
Еще по дороге было принято решение не грузить родственников своими проблемами. Нет, Аленке-то я потом скажу про то, что увольняюсь (она – свой человек, а к тому же все равно узнает), но мама – дело другое. У нее сейчас хватает своих проблем, незачем еще и из-за меня переживать. После моего визита в больницу отца наверняка скоро выпишут, и они уедут в свою деревню. Так что пусть пребывают в счастливом неведении. Придется мне до их отъезда уходить из дома как обычно и где-то шляться до вечера, словно я нахожусь на работе.
Кстати, вполне вероятно, что меня заставят отрабатывать две недели. Плохой вариант. Придется отбиваться всеми четырьмя… если только Кошкин на все это время не загремит в больницу. Тогда я как-нибудь продержусь. А завтра мне наверняка предстоит не один тяжелый разговор. В том числе и на тему внезапной болезни Олега. Как бы они еще меня в этом не обвинили. Хотя нет, для такой версии наши адвокаты слишком рациональны. Вот если бы он загремел в больницу с тяжкими телесными – тогда да.
Э-магия слишком невероятна, чтобы всерьез о ней думать. Это меня будет выручать до поры до времени, да и то если буду чертовски осторожным.
Мать ждала меня на кухне. Похоже, она намеревалась, словно в детстве, сидеть и с умилением наблюдать, как я ем. И еще задавать вопросы типа «как прошел день?». Я словно в воду глядел.
– Как прошел твой день?
– Нормально, – односложно отозвался я и поспешил заложить в рот добрую половину котлеты, дабы иметь повод некоторое время молчать, сосредоточившись на пережевывании.
Но от мамы так легко было не отделаться. Дождавшись, пока я прожую, она тут же ввернула новый вопрос:
– А почему такой мрачный? Случилось что?
– Да нет, устал просто.
– И чего ты так пластаешься? – горестно вздохнула она. – Я, конечно, понимаю: деньги зарабатываешь и все такое, но здоровье-то не казенное. Отдыхать надо.
– Так у меня через два месяца отпуск. Вот и отдохну.
– Отпуск отпуском, но до него еще дожить надо. А ты себя не бережешь совсем. Хочешь как отец надорваться?
– Мама, дай поесть, а! – взмолился я. – Я голоден как волк! Потом будем разговоры разговаривать.
– Вот-вот! – пробурчала она. – Такие большие перерывы между едой могут привести к язве желудка.
Я закатил глаза, но мама все-таки сжалилась и отправилась в комнату к Аленке…
Засиделись мы допоздна, благо поговорить было о чем. Мать рассказала об их с отцом житье-бытье, Алена – об Артеме и своей поездке. Когда же очередь дошла до меня, я, не моргнув глазом, сообщил, что в моей жизни ничего интересного не происходит. И это было бы совершеннейшей правдой, если б не последние три дня.
– А личная жизнь? – встрепенулась мама. – Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Встречаюсь, – я грустно улыбнулся, – с одной молодой юридической фирмой. Мы проводим вместе в среднем по десять часов ежедневно, кроме выходных. Впрочем, бывает, что и их тоже прихватываем.
– Ну это никуда не годится. – Она всплеснула руками. – Может, тебе в таком случае поменять работу?
– Может быть…
– Бери пример со своей младшей сестры. Она все успевает.
– Вот и молодец! Выйдет замуж – внуков вам обеспечит. Так что мне можно не торопиться.
– Это что за речи? Ну-ка прекрати! Ты же не собираешься остаться одиноким?
– Не собираюсь. Просто пока я не готов.
– Мама, успокойся, – наконец вмешалась в наш спор Алена. – Вот выйду замуж, съезжу в свадебное путешествие – и вплотную займусь устройством личной жизни моего непутевого братца. Может, даже на своей свадьбе его с кем-нибудь познакомлю.
– Спасибо, сестренка. Именно об этом я все хотел тебя попросить, да никак не решался, – с легкой иронией произнес я.
Мама, впрочем, иронии не заметила, а вот Алена, естественно, все просекла и подмигнула мне.
– Кстати, а как твой корпоратив? – вспомнила она. – Вы же со своей фирмой вроде что-то отмечать собирались в эти выходные?
– Отметили, – кивнул я. – Нормально отметили.
– И это все? – возмутилась Аленка. – Ну ты в своем репертуаре! Вот так всегда, мама: чтоб он хоть что-то о себе рассказал, его пытать надо!
– А чего ты хочешь? – удивился я. – Подробностей? Что пили, что ели, кто с кем танцевал, внутреннее устройство беловской дачи?
– Меню можешь опустить, а вот остальное мне интересно. Давай-давай, колись!
Я вздохнул, понимая, что отвертеться не получится, и начал рассказывать изрядно отредактированную версию событий последних выходных.
Как я уже говорил, моя сестра встает всегда позже меня, и, как правило, по утрам мы не видимся. Сегодня же она поднялась ни свет ни заря и вышла вместе со мной. Якобы для того, чтобы зайти в пару магазинов. Однако я сразу понял, что мне предстоит первый, но не последний на сегодня серьезный разговор.
Пеший путь до моей (пока еще моей) конторы занимает около получаса, и Алена, похоже, вознамерилась сопровождать меня до конца.
– Давай рассказывай, – потребовала она, едва мы вышли из подъезда.
– Что тебе рассказывать? – попытался отъехать я.
– От меня можешь не скрываться. Я знаю, что у тебя проблемы, и понимаю, что мать ты ими грузить не хочешь. Но я-то – никому, могила!
Тут она права. Не единожды мы делились друг с другом различными секретами и ни разу не имели повода в том раскаяться. Однозначно, с сестрой мне повезло. Хотя знать об Э-магии даже ей не стоит.
– Ладно, слушай. Я увольняюсь.
– Давно пора! – вырвалось у Алены. Ей никогда не нравилась «соковыжималка», как она именовала «БШК». – Только с чего вдруг?
– С начальством повздорил.
– Сильно?
Я мрачно кивнул.
– И когда? На корпоративе?
– Нет, вчера. Однако начало всему было положено еще в субботу.
– Держу пари, что это Кошкин.
Я усмехнулся:
– Ты всегда была дико проницательной.
– Ну тут не надо быть Кассандрой. Ты же мне рассказывал, как его «любишь и уважаешь». Осталось сложить два и два. Так тебя уволили?
– Нет, это чисто моя инициатива. Работать с ним я больше не буду.
– Варианты уже есть?
– Смеешься? Откуда! Еще в пятницу я ничего такого не планировал.
– Я бы тебя в наш банк пристроила, если б не сокращение штата, о котором нас уже известили. Мне-то ничего не грозит… вроде бы, но о приеме новых сотрудников не может быть и речи.
– Да не переживай, сестренка. Я что-нибудь придумаю! – Из-под моего контроля вырвалась (хотя я не особо и пытался ее сдержать) положительная Э-волна и окатила Алену.
До сих пор выглядевшая немного сонной и грустной, она взбодрилась и даже чуть улыбнулась. Думаю, ее улыбка могла быть и шире, да ситуация к тому не располагала.
– Только никому пока ни слова! – предупредил я на прощание, когда мы добрались до здания, в котором располагалась «БШК». – Когда будет можно, сам расскажу.
Алена двинулась в обратный путь, а я собрался с духом и шагнул в дверь центрального входа. Денек предстоял еще тот.
Первое, что я сделал, придя на место, – это написал заявление об уходе и распечатал его. Но едва я поднялся, чтобы отправиться к Белову, как рядом с моим столом нарисовалась Юля и официальным тоном сообщила, что шеф непременно желает меня видеть. «На ловца и зверь!» – подумал я, про себя отметив, что кто зверь, а кто ловец, в данном случае вовсе не очевидно.
Белов пребывал в самом мрачном расположении духа, и я догадывался, что причиной тому стало вчерашнее происшествие с Кошкиным, о коем наш старший партнер уже наверняка осведомлен. В справедливости своих догадок я убедился немедленно, как только, повинуясь жесту хозяина кабинета, занял кресло напротив него.
– Хотелось бы знать: что у вас вчера произошло? Каким образом Олег оказался в больнице в тяжелом состоянии?
В больнице? Хорошая новость! То есть, конечно, грех радоваться подобному известию, но мне при данных обстоятельствах так будет существенно проще. Хотя, конечно, лучше бы обошлось без этого. Несмотря на мои смешанные чувства по поводу услышанного, медлить с ответом я не стал:
– Олегу Сергеевичу неожиданно стало плохо. Он упал на пол и стал корчиться. Я не знал, что с ним, а потому ничем не мог ему помочь, зато немедленно позвонил в «скорую». Когда приехали врачи и забрали его, я закрыл офис и отправился домой. Вот, собственно, и все.
– Думаю, ты понимаешь, что это настоящее ЧП. Почему ты вчера же не поставил меня в известность?
– Было уже поздно, и я решил сделать это утром. А тут как раз Юля сообщила, что вы хотите меня видеть. А вам кто сообщил?
– Позвонили из больницы по просьбе Олега. Врачи теряются в догадках по поводу причин вчерашнего приступа. Я надеялся, что ты внесешь ясность в этот вопрос.
– Сам удивляюсь. Олег Сергеевич всегда отличался завидным здоровьем… – Я помедлил. – Разве что последствия выходных…
– В смысле?
– Может, он переусердствовал с алкоголем?
– Может быть… – Белов помолчал, похоже подбирая слова. – А что предшествовало приступу?
– Он проверял подготовленные мной документы.
– И все?
– Я не нападал на него и не провоцировал, если вы об этом.
– И вы не спорили на повышенных тонах?
– Не буду утверждать, что у нас с господином Кошкиным очень хорошие отношения, однако я знаю, что такое субординация, и на работе ее соблюдаю.
– Ну ладно… тему закрыли, хотя ситуация понятнее для меня не стала. Я во всем люблю ясность, а тут накануне важнейшего процесса один из моих партнеров по непонятным причинам выбывает из строя на неопределенный срок. Передай все документы, которые ты вчера подготовил, Виктору Андреевичу. Придется ему в связи с чрезвычайными обстоятельствами принять еще и это дело. Все, можешь идти.
– Простите, но теперь у меня к вам вопрос. Можно?
– Только покороче – у меня не так много времени.
– А мне много и не потребуется. – Я протянул ему заявление.
Пробежав его глазами, он вскинул брови:
– Это что еще за номер?
– Я хочу уволиться.
– Я вижу! – раздраженно бросил Белов. – По какой причине? Тебя не устраивает зарплата?
– Обстоятельства в настоящее время сложились таким образом, что не позволят мне уделять работе должное количество времени.
– Поконкретнее, пожалуйста.
– Речь идет не просто о невозможности сверхурочных. Даже обычный рабочий день я не смогу проводить здесь. Три-четыре часа – вот потолок времени, которое я смогу уделять работе. Полагаю, вас это не устроит.
– Разумеется, нет. Но в чем причина?
– Дела семейные. Я не хотел бы углубляться…
– Твое право. Только как ты в этих обстоятельствах собираешься зарабатывать на жизнь? Не думаю, что найдется много работодателей, которых устроят твои условия. Семья важна, не спорю, однако следует четко расставлять приоритеты и думать о своем будущем. У нас ты сможешь сделать карьеру, а сбежишь сейчас – и всю жизнь просидишь на низкооплачиваемых должностях. Подумай! Не может быть, чтобы у твоих проблем было только одно решение. Или деньги тебе уже не нужны?
– Такого я не утверждаю. Но зарабатывать можно по-разному. Возьму надомную работу…
– И поставишь на себе крест как на профессионале. Ты совершаешь ошибку, Игорь!
– Я все обдумал, Георгий Петрович. Вам многое неизвестно, а мне не хотелось бы посвящать вас в детали. Поэтому, экономя ваше время, давайте на этом закончим.
– Жаль. Нас устраивало и качество твоей работы, и трудолюбие. Если ты так уверен, я подпишу твое заявление, причем не буду даже настаивать на двухнедельной отработке. Только заверши все текущие дела – и можешь быть свободен.
– Спасибо.
– Один вопрос напоследок. Твое заявление никак не связано со вчерашним происшествием с Олегом Сергеевичем?
– Никак.
Кажется, мне достаточно хорошо удалось сыграть невозмутимость. Но тем не менее у меня возникло ощущение, что Белов мне не поверил. Ничего удивительного: адвокат такого класса должен уметь отличать правду даже от самой талантливой лжи. Тем не менее что у него есть на меня, кроме смутных подозрений? Впрочем, смысла заморачиваться на эту тему я не видел: в голову Белову мне не залезть. Пойду лучше к Шелехову – надо передать ему документы, подготовленные для Кошкина, и вплотную заняться делами, приближающими вожделенный момент моего прощания с «БШК».
Вообще-то я предпочел бы, чтобы факт моего увольнения остался неизвестным до самого последнего момента, но вместе с тем понимал, что хочу невозможного. Как это всегда бывает в подобных делах, «Саша сказал Маше, а та – больше никому, но через час об этом говорила вся контора». В данном случае источником утечки информации была Юля, которой Белов поручил подготовить приказ на мое увольнение.
Не то чтобы я был в «БШК» какой-то шишкой или сверхпопулярной личностью, но наш «спаянный» коллектив был достаточно мал и компактен, и поэтому любое изменение его численности воспринималось как заметное событие. Кроме того, странное совпадение моего увольнения со вчерашним вечерним инцидентом (о котором все тоже удивительным образом знали в два раза больше, чем было на самом деле) и вовсе сделало мою скромную фигуру как минимум человеком недели. Едва ли не каждый в «БШК» (даже те, кто обычно меня в упор не замечал) счел нужным отметиться со словами сожаления о моем уходе и между делом задать пару вопросов по поводу вчерашнего.
Из-за этого играть в айсберг стало еще тяжелее, чем вчера, но я держался стойко, неизменно повторяя всем ту версию, которую изложил Белову. Мне впору было собрать весь коллектив в совещательной комнате и провести пресс-конференцию, сначала сделав официальное заявление, а затем предложив желающим задавать вопросы. Таким образом я бы меньше намозолил язык, чем десять раз рассказывая одно и то же, да и времени бы потерял меньше. Из-за этого шелеховские бумаги придется заканчивать вечером. Знал бы кто, как меня достали эти сверхурочные!
Мишка Тихонов терпел до двух часов, а в обед потащил меня в столовую, рассчитывая на эксклюзивное интервью. Оное заведение располагалось в соседнем здании и отличалось самым подходящим сочетанием ассортимента, качества и цены предлагаемых блюд, благодаря чему все служащие «БШК» и других близлежащих контор естественным образом оказывались его постоянными клиентами. По этой причине столовая представлялась наихудшим местом для ведения конфиденциальных бесед – ведь количество заинтересованных ушей там просто зашкаливало. Зная это, Мишка грамотно выбрал столик таким образом, чтобы по соседству не оказалось наших сослуживцев.
– Итак, – начал он тихо, когда мы заняли свои места, – ты отметелил-таки Кошкина. Не могу сказать, что это было сильно умно, но как мужик мужика я тебя понимаю. Вот только перестарался малость. Больница – это серьезно. Адвокат он хороший, так что засудит тебя, и к гадалке не ходи. Одним увольнением не отделаешься. Как защищаться планируешь?
– Да с чего вы все взяли, что я его избил? Ему просто плохо стало вчера, а отчего – не знаю.
– Угу, – недоверчиво хмыкнул Тихонов. – Наверное, съел что-нибудь. Но как-то очень вовремя у него это проявилось – когда вы одни были. И ты на следующий день тоже просто так увольняешься. Мне-то горбатого не лепи!
Его недоверчивость одновременно и раздражала, и приводила в отчаяние: коли уж я своего друга убедить не могу, то что об остальных говорить? Если сейчас продолжать настаивать на своей версии, он еще, чего доброго, обидится. Нет, хотя бы часть правды сказать придется.
– Ладно, слушай, – сказал я, понизив голос до предела. – Вчера мы с ним крупно повздорили, хотя и без рукоприкладства. Поверь, я его не бил. Правда, только потому, что прекрасно понимаю описанные тобой последствия такого поступка. Другое дело, что работать с этим козлом больше не собираюсь.
– А в больницу он из-за чего угодил?
– Не знаю, Мишка, ей-богу, не знаю! Может, печенку в выходные надорвал, а может, у него приступ аппендицита был… Я же не врач.
Он покачал головой и принялся за еду. При этом мне казалось, что я слышу скрип шестеренок в его мозгу. К тому времени, как мы доели суп, у него, кажется, созрело какое-то решение, и оно, похоже, было в мою пользу.
– И чем теперь заниматься думаешь?
– Сестренка в свой банк обещала устроить делопроизводителем.
– Нормально, – с неожиданной тоской в голосе выдохнул Мишка. – Знаешь, я тебе даже слегка завидую… Однако для таких разговоров не место и не время, – быстро закруглился он, бросив взгляд куда-то мне за спину.
Там, очевидно, появился кто-то из наших, чему я был искренне рад: теперь хотя бы удастся спокойно закончить обед.
Естественно, не обошлось и без нового раунда уговоров, на этот раз со стороны Виктора Андреевича Шелехова, у которого я непосредственно стажировался. Этот раунд был еще более долгим и тяжелым для меня, так как к этому человеку я относился нормально и в принципе был не прочь и дальше работать под его началом, если бы не Э-магия. Шелехов, со своей стороны, заявил, что видит во мне будущего перспективного адвоката, и просил не приносить себя в жертву обстоятельствам. Знал бы он, что это за обстоятельства, думаю, не был бы столь настойчив. Потратив на бесполезный разговор около часа времени и несколько тысяч нервных клеток, я наконец смог приступить к завершению своих текущих дел.
Ну и, разумеется, по закону жанра на десерт мне досталась Лена Медникова. Ее рабочий день заканчивался, и она решила-таки со мной попрощаться. Я, честно говоря, надеялся, что она не подойдет, ибо все резервы моей стойкости были практически истощены, так что риск просачивания Э-волн существенно возрос. И хорошо, если просочится положительная, а ну как отрицательная? Это меня чрезвычайно беспокоило: ведь разговор наш мог повернуться всяко. Я уже понял, что едва ли не три четверти сотрудников считают меня непосредственным виновником неожиданной болезни Олега Кошкина. С чего бы ей быть исключением? Тем более что она к нему неравнодушна.
– Значит, увольняешься? – весьма неоригинально начала она разговор.
– Да.
– Это из-за меня?
– Твое влияние на мою жизнь гораздо меньше, чем тебе могло показаться. Эти выходные – перевернутая страница, и я, как видишь, не застрелился. Есть ряд причин, вынуждающих меня поступить таким образом. И ты в данном списке не числишься.
Резковато получилось, согласен, но мои действия были направлены на скорейшее свертывание опасного разговора. Ведь даже такие слова были много лучше отрицательной Э-волны, на которую она могла нарваться.
Лена дернула было плечом, и я надеялся, что за этим последует гневный уход, но ошибся. На сей раз она была намерена кое-что у меня выяснить, а потому заканчивать разговор раньше времени не желала.
– Мне кажется, это ложь. Если ты перевернул страницу, тогда что случилось с Олегом?
– Я не врач, а потому затрудняюсь поставить диагноз.
– То есть ты тут ни при чем? – недоверчиво спросила она.
– Именно так. Ему поплохело внезапно. Я, конечно, вызвал «скорую», и его увезли. Тут и рассказывать нечего. Ты меня в чем-то обвиняешь? Тогда сходи в больницу и справься у врачей на предмет наличия у твоего разлюбезного Кошкина телесных повреждений. А то мне, честно говоря, подобные инсинуации уже порядком надоели.
– Ладно, не злись, – примирительно сказала она. – Просто слухи ходят… А то, что известно мне, вполне укладывается в эту версию. Вот я и решила выяснить.
– Проехали, – нейтральным тоном отозвался я.
– Может, ты все-таки зря уходишь?
– Нет, Лена, не зря. Это единственный приемлемый выход. Я не могу тебе ничего рассказать, поэтому просто поверь мне на слово.
– Жаль, ты хороший парень.
– Думаешь, я этого не знаю? – грустно улыбнулся я.
– Желаю удачи на новом месте, где бы оно ни было.
– Спасибо. Тебе тоже всего хорошего.
Мое пожелание было приправлено легонькой положительной Э-волной. Небольшая привилегия Э-мага – его хорошее отношение выражается более существенно, чем у обычного человека.
А вечером в этот день меня ждали интересные новости. Но если первая была вполне прогнозируемой, то вторая оказалась совершенно сногсшибательной. Алена вместе с мамой навестили сегодня отца и сообщили мне, что его выписывают через два дня. Врачи теряются в догадках: полное исцеление. Анализы не показывают и следов заболевания. Я, как мог, постарался изобразить удивление, а восторг получился без всякого труда. Но это было еще не все. Произошло нечто, из-за чего впала в ступор вся кардиология, а следом за ней и остальная больница. Дело в том, что подобный эффект спонтанного исцеления проявился у всех пациентов кардиологического отделения, включая тех, кого списали в безнадежные. У этих последних, впрочем, излечение не было абсолютно полным, но состояние из ахового превратилось во вполне приличное.
Новость ошеломила даже меня, хотя я догадывался о возможной причине этого чуда. Однако масштабность происшествия просто не укладывалась в голове: если такое сотворил всего один импульс моей Силы, направленный на исцеление отца, то возможности Э-магии значительно шире, чем мне до сих пор представлялось.
Теперь задача создания внутренних «закромов», в которых можно накапливать впрок (разумеется, по отдельности) положительную и отрицательную эмоциональную энергию, стала еще более актуальной. Глупо разбрасываться такой мощью. Положительную энергию сверх потребной выплескивать жалко, а отрицательную – страшно. Трудно представить, что было бы, соверши я выброс негативной волны такой же мощи, как позитивной при исцелении отца!
Так что в ближайшее время мне предстоят долгие и упорные тренировки. На месяц безработной жизни денег у меня хватит, а дальше… Впрочем, до этого «дальше» надо еще дожить. В любом случае к Аленкиной свадьбе я должен уже достаточно хорошо уметь контролировать свою Силу.