Больница была большая. Построенная на излете последних сил советской власти. Видно, что задумывалось с размахом, но, увы, так и достроилось до конца.
Здание теперь было полупустым и обшарпанным, собственно, использовалось только одно крыло, точнее часть крыла. Как бахилы и халаты взяли, сразу бегом к Костику в палату. Рита с ума сходила от волнения, нечистая совесть мучила. Хотя за что? За что корить себя?
Ну, не позвонила, да, неправильно. Так он же не маленький мальчик! Целый мужик, неужели не мог о себе позаботиться?! Что теперь, всю жизнь ему носик подтирать?!
Но сердце сжималось в тревоге. Костик никогда раньше не пугал ее так, да и не болел он раньше так серьезно никогда. Разве что насморк схватит. Поневоле приходилось признать, что дело нешуточное – мужу плохо, а ее не оказалось рядом в трудную минуту. Чувствовала себя Рита ужасно, еще и бабушка Евгения Матвеевна всю дорогу изводила Риту причитаниями. Теперь ее мучило раскаяние.
Навстречу попалась пожилая медсестра. Рита сразу начала расспрашивать:
– Скажите, Константин Троепольцев…
– А, явилась!
– Простите? – очень не понравилась Рите эта хамоватая интонация. – Что вы имели в виду?
– А то, что пришел в себя твой мужик. Тебя спрашивал.
Рита не стала дальше продолжать этот малоприятный разговор, а понеслась к мужу в палату. Баба Женя за ней. А медсестра посмотрела вслед Рите неприязненно, покачала головой и пошла дальше, бормоча себе под нос:
– Вот из-за таких вот… – дальше следовало непечатное выражение, – хорошие ребята помирают. А им хоть бы хны!
Но Рита уже не ее слышала.
В палату она влетела с ходу, даже не сразу поняла, что Костик там лежит не один. В этот момент мужику на соседней койке как раз укол делали. Медсестра, конечно, не отреагировала, но мужик-то был слегка в шоке оттого, что его голая задница вдруг оказалась на обозрении у молодой женщины. Впрочем, кого это интересовало? Рита наконец увидела Костика.
Бледный, еще похудел, синяки под глазами, но улыбается. Слава Богу! Улыбается.
– Костечка! Ты… – у нее сорвалось дыхание, и слезы вдруг брызнули из глаз. – Ты…
– Ритка, – он протянул к ней руки.
Она бросилась к нему, а Костик прижал ее к себе, поглаживая по спине, и приговаривал:
– Ритка, Ритка. Ну не плачь, видишь, со мной все в порядке? Ритка… Ты же со мной…
А она уже пришла в себя настолько, чтобы начать привычно распекать его:
– Троепольцев! Ты вообще в уме? Что ж ты как маленький?! Разве можно так доводить себя? Я тебя зачем в деревню отправила? А?! Чтобы ты себя тут угробил?
– Не кипи, – улыбался он.
– Костик, к врачу надо было обратиться сразу!
– Да ладно, Ритка, – он махнул рукой и погладил ее по щеке. – У меня же ничего не болит. Ты не звонила просто…
– И что? Что?! Костик!
– Ничего, теперь все в порядке.
– Ох, Троепольцев… Ох и всыплю же я тебе!
Он откинул голову и радостно захохотал. Как счастливый и здоровый человек. И Рита даже отметила, что он и порозовел, да и выглядел лучше, чем в тот момент, когда она его увидела. Отлегло от сердца. Она обернулась к бабке, которая все это время сзади стояла изваянием:
– Евгения Матвевна, я пойду спрошу, когда Костю выписывать можно будет, а вы тут побудьте, хорошо?
Оказалось, что выписывать Троепольцева можно хоть сейчас. Потому как его случай вообще медицине непонятный. Вроде все в норме, а вроде и не в норме. Только симптомов никаких нет. В тот же день Рита забрала мужа домой.
А дома тщательно осмотрела, отмыла, откормила вкусным ужином. Он хотел любви. Была и любовь. С тем чувством вины, которое нет-нет да и всплывало в душе у Риты, она не смогла бы отказать ему. Даже если и не очень хотелось.
После Константин заснул, прижимая ее к себе, а Рите не спалось, как-то не укладывалась у нее голове ее двойная сексуальная жизнь. Как-то не укладывалась.
Когда она, наконец, заснула, ей приснился ночной любовник.
Но опять все было не так. Теперь он словно был заперт и задыхался от боли. И словно звал Риту. Приказывал прийти, убеждал. Но не могла она сейчас, никак не могла. Утром, когда проснулась, в ушах стояли его стоны.