Сергей
Стеф ворочается, матрас пружинит, я не дышу. Я просто, мать его, обмер! Лежу и бью все рекорды мира по продолжительности задержки дыхания. Где там, ребята из «Книги Гиннеса» со своими секундомерами?
Ростовцева стягивает с меня одеяло. Я не двигаюсь и не протестую. И без него огонь в этой спальне. Подминает под себя подушку и выдает свое «м-м» так, что мое достоинство в боксерах решительно дергается в сторону своего «любимого» триггера, беззаботно отрубившегося на соседней подушке. Хорошо ей. Никаких у человека проблем!
Пора признать: месяц без секса рядом с Карамелькой – я взорвусь.
У меня и так в этом плане, вопреки гуляющему обо мне в прессе мнению, серьезные проблемы. Не физические, слава богу. Психологические. С возрастом я становлюсь типом избирательным. Если раньше меня могли возбуди сиськи и подкачанная задница, то теперь мне ум и индивидуальность подавай. Не встает на однотипных кукол, которых штампуют в клиниках пластической хирургии. Их же рядом поставь, хрен отличишь!
Да, я все еще мистер обаяние. Характер у меня такой. Могу флиртовать и заигрывать направо и налево, но это не значит, что каждая такая «интрижка» заканчивается жарким паревом. Уже давно и далеко не так. Я чертов гурман. Изыски мне подавай.
Просто так легче. Когда люди видят в тебе только балбеса, ведомого тем, что в штанах, с такого меньше спросу. Даже у той же матушки, которая вместе с отцом крепко присели мне на уши, заявляя прямо: пора остепениться. Старший братец пока в этом вопросе держит нейтралитет. За что ему спасибо. Но тоже поглядывает косо каждый раз, как выходит какая-нибудь очередная обличительная бульварная статейка.
Вранье там все. Наглое и неприкрытое фактами вранье!
Демьян просто знает, сколько я впахиваю. Видит, как быстро фирма набирает обороты. Поэтому и не лезет. Я же, уходя с головой в работу, мотаясь по командировкам, спокойно обхожусь без физической близости неделями. Мне просто некогда страдать сперматоксикозом.
Но со Стеф…
Мы уже выяснили, что хватает вида ее голого пупка, и меня клинит. С ней жажда усиливается в разы, достигая своего апогея. Один день – я уже в фарш. И даже дневное развлечение с собственной рукой в душе едва ли помогло сбросить напряжение.
Вот если бы это рука была не моя, а Карамельки… А лучше губы… Ее порочные сладкие губы…
Стоп! Срочно думаем о плохом, Серый!
Мировой кризис…
Таяние ледников…
Катаклизмы и голодающие дети Африки…
Перенаселение планеты… Черт, нет! Перенаселение не пойдет, оно напрямую связано с сексом… проклятье!
Ростовцева вроде затихает.
Я мысленно считаю овец. От одной до ста и в обратную сторону. Сбиваюсь на сорока пяти, когда Карамелька снова, как партизан, по-тихому подползает вместе с одеялом ко мне, на ощупь закидывая свою ножку мне на бедро. Близко очень, в глазах искрит!
Голодовка, пандемия, кризис…
Голодовка, пандемия, кризис…
Судя по тому, что Карамелька появилась в номере, не включая свет, и рухнула на кровать почти поперек – она решила, что меня в номере нет. Вот будет для нее сюрприз, когда девчонка сообразит, что я не просто в номере, но и еще в одной с ней постели.
Это невыносимо…
Осторожно сдвигаюсь на край кровати. Допускаю страшную ошибку. Ростовцева завозилась. Опять. Да что ж ей не спится-то спокойно?! Я от нее. Она за мной. Двигается ближе некуда!
Очаровательно-дерзкий носик утыкается в мое голое плечо. С каждым глубоким вдохом-выдохом ее горячее дыхание поднимает у меня на загривке дыбом волосы. Меня буквально скручивает в бараний рог. И это уже становится совсем не смешно!
Кровь, хлынув, сосредотачивается ниже пояса. Вся. До последней капли. Я честно держусь. Из последних сил. Пока вместо подушки Ростовцева не начинает обнимать меня. Тут все стопоры срывает напрочь. Ее голова перемещается на мое плечо, а рука на грудь.
Я сдаюсь…
Обнимаю ее за плечи. Карамелька улеглась спать в одних трусах. Ни топа, ни пижамы, ни захудалой тонкой сорочки. Абзац! Он такая теплая, вкусная, нежная и… беззащитная в данный момент, что я честно ненавижу себя за свою слабость. Так делать нельзя. Но остановиться уже не могу.
Едва касаясь, пробегаю пальцами по ее спине. Пересчитывая позвонки, устраиваю ладонь на ее попке. Зажмуриваюсь, затыкаю голос разума и сжимаю идеальные половинки идеальной задницы. У меня дыхание срывается в пропасть. Губы поджимаю, глуша стон. Сколько у меня в башке развратных мыслей с участием этой ее части тела, знала бы Стеф – на сотню километров обходила бы меня стороной.
Вывожу круги на упругих ягодицах Ростовцевой, она тоже начинает дышать чаще. Льнет ближе, прижимаясь. Машинально. Я это понимаю. Но это капец, как подстегивает мужика во мне!
Осторожно меняю положение и наклоняюсь, нависая над ней. Карамелька все еще не проснулась, но ее сердечко возбужденно часто бьется.
Что творю, идиот? Она без пяти минут замужем. У нее есть ее “душный” Федор. С ним она спит. Его она целует. И любит она тоже, мать твою, его. А я? Сбоку припека. Решил ее скомпрометировать? Поставить в неудобное положение? Херово решил! И джентльмен я тоже херовый!
Но я не зайду далеко…
Просто полапаю слегка. Пощупаю. Потрогаю. Соскучился!
Сделаю девочке приятно. Помогу расслабиться. Ей же нравится! Она отвечает. Она поддается. Я слишком хорошо знаю отклик женщины на ласки. Карамелька завелась. Извивается подо мной, сжимая ладонями простыни. Щеки раскраснелись, губы приоткрыты на выдохе, белые кудри разметались по подушке. Горячая картинка для «дрочуна», блть…
Интересно, что ей сейчас снится? Вряд ли я, щупающий ее за грудь.
А я щупаю…
Она у нее идеальная. Накрываю ладонью ее аккуратную двоечку, перекатываю в пальцах возбужденные соски. Сначала один, затем второй. Ласкаю те самые коварные горошины, которые сегодня вечером заставили меня долбиться в собственную руку, кончая с мыслями о них.
Касаюсь своим носом носика Стеф. Веду к щеке, замираю губами над ее. С губ Карамельки срывается вздох.
Я перемещаю ладони ниже. Глажу плоский животик, на котором проглядываются мышцы пресса. Еще ниже. Добираюсь до резинки ее стрингов…
Разум вопит – она на хрен тебя убьет, когда проснется! Вырвет все твои “стоящие дыбом” части тела с корнем и бантиком на шее завяжет.
Телу же мало. Ему по хрен. Умирать, так с пустыми яйцами!
Я сдвигаю ее трусики, ныряя пальцами под ткань. Карамелька инстинктивно отзывается на мои ласки. Упирается затылком в подушку, подаваясь бедрами вперед, навстречу моей ладони. Шепчет во сне:
– М-м-м, еще… вот так… м-м-м…
Да ты же моя девочка! Касаюсь ее складочек. Уже мокрая. Бери и вс… и бери ее всю до самого основания.
Мой член думает так же. Он уже готов взорваться в боксерах. Ему не нравится оставаться «в стороне» от активных действий. Но прости, дружище, сегодня не твой день…
Стеф
Это какой-то очень странный сон, в который я резко проваливаюсь, едва закрыв глаза…
Он начинается со ссоры. Засасывает так глубоко в бессознательное, что в какой-то момент я теряю ту самую грань, не понимая, где сон, а где реальность?
Мы с Федей ругаемся. Сильно. Что-то кричим, выясняем отношения, кидаемся друг в друга вещами и подушками, а потом… неожиданно начинаем мирится. Ни с того, ни с сего набрасываемся друг на друга!
Мы никогда не миримся посредством постели. Примирительный секс – это не наш стиль. Я четко это понимаю, но воображение не остановить. В моем сне у нас обоих срывает башню!
Всегда сдержанный в постели Федор набрасывается на меня, как кролик на морковку. Я даже не успеваю сообразить, когда с меня слетает вся одежда. Он укладывает меня на обеденный стол в моей квартире и целует. Много, часто, везде.
Я тихо стону. Это будто и не Федя вовсе! Эмоциональный, решительный, нетерпеливый и жадный. Его руки касаются моей груди. И я готова поклясться, что ощущаю это прикосновение как наяву!
Слишком яркий сон….
Слишком настоящая тяжесть мужских ладоней…
Его губы на моей шее. А пальцы оказываются между ног. Ныряют под ткань трусиков, касаясь клитора. Я, не сдерживая себя, шепчу:
– Еще… да… еще…
Запрокидываю голову и зажмуриваюсь. Цепляюсь за сильные плечи, впиваясь ноготками. Ого, какие рельефные мышцы! Я у Феди таких не помню…
А, впрочем, плевать, это же сон!
Тело начинает бить дрожь. Я выгибаюсь, делая движение бедрами навстречу руке Федора. Его пальцы творят невообразимо приятные вещи, которые не делали со мной раньше! Я понятия не имела, что он умеет быть таким чутким и ненасытным.
Его длинные пальцы ласкают, стимулируют, доводят до исступления. Проникают снова и снова. Я задыхаюсь на этом чертовом столе. Хватаю ртом воздух, извиваюсь и стону. Раз за разом. Это очень приятно! Это очень горячо! Будто он знает и задевает каждую особенную точку. Разрядка подступает все ближе и ближе. Я уже в шаге от пика, и…
Тут происходит то, чего совсем точно не должно было произойти в этот момент.
Я улавливаю знакомый аромат сирени. Щекочущий, волнующий, тяжелый. Аромат, смешанный с мужским возбуждением. Какого черта?!
Перемещаю пальцы с плеч на голову Федора и понимаю, что не ощущаю короткого рыжего ежика. Мои пальцы тонут в мягких, длинных кудряшках. Сердце набирает разбег за миллисекунды.
Я слышу хриплое мужское:
– Вот так, девочка моя… да…
Но это не голос Феди.
Это…
Да быть того не может!
Я резко распахиваю глаза.
Твою мать!
Встречаюсь не с зелеными Федора. А с карими, жгучими глазами Нагорного, нависшего надо мной всей своей широкоплечей фигурой.
Секундная заминка, и до меня доходит еще кое-что важное.
Я не у себя дома, отлюбленная на столе своим женихом. Я в Сочи. В долбаном номере для новобрачных. На огромной кровати, и… все это был не сон!
С моих губ срывается оглушительный визг…