Вопреки моим ожиданиям, никто на меня ствол пистолета не наставлял.
Пару секунд бритый смотрел на меня внимательным изучающим взглядом, затем мотнул головой назад. Одновременно приоткрылась задняя дверь – видимо, для меня.
Они хотели, чтобы я ехал с ними.
Какие только мысли не пронеслись в моей голове за следующие несколько секунд. Кто эти люди и сколько человек в машине, я понятия не имел, да и приехали они на какой-то иномарке серебристого цвета. С какой стати я должен куда-то ехать? У меня, вообще-то, встреча запланирована…
Это вполне могли быть люди Клыка, а могли быть и чекисты. Какие-нибудь бандиты. Черт возьми, да кто угодно. Мысль сбежать не казалась мне правильной, хотя сделать это было бы несложно. Наряду с беспокойством, я понял, что прямо сейчас во мне проснулось еще и некое любопытство. Чуйка не била тревогу и это был хороший знак.
Немного подумав, я кивнул бритому, обошел дверь и забрался в салон, захлопнув за собой дверь. В машине было двое – водитель и пассажир, которого я и окрестил бритым. Внешность у обоих была типичной для братвы начала девяностых годов. Особенно у пассажира.
– Савельев? – спросил он, хотя по-любому и так это знал.
– Именно. Чем обязан?
Водитель обернулся, хмыкнул.
– Поедешь с нами.
– С какой стати? – спокойно спросил я. – Я вас не знаю, причины вашего появления тоже.
– Это в твоих же интересах. Мы от Павла Сергеевича, – ответил водитель, давая мне время переварить информацию. Затем добавил: – Он не смог прибыть на речной вокзал, поэтому обратился к нам.
– А вы кто?
– Бюро добрых дел, – хмыкнул бритый и, не оборачиваясь ко мне, спросил: – Ну что, едем? Или можешь идти куда шел.
– Едем! – спокойно ответил я, хотя начал немного нервничать. – Далеко?
Мне не ответили. Водитель тут же тронулся с места. Из-за того, что дороги были пустыми, остановившаяся у обочины серебристая иномарка не привлекла особого внимания. Никто за нами не ехал, никто не сигналил. Видимо, место моего перехвата было выбрано неслучайно – они меня ждали.
Ехали мы недолго, всего пару-тройку минут.
Иномарка свернула во двор одного из городских кварталов, остановилась у многоэтажного жилого здания.
– Приехали, дальше сам. Первый подъезд, третий этаж. Квартира номер двенадцать, – напутствовал бритый, потеряв ко мне интерес.
Я кивнул, вышел из машины и, хлопнув дверью, отошел на несколько шагов. Остановившись, взглянул на машину – это был Мерседес W123, кажется семьдесят девятого года выпуска. Несильно разбираюсь в немецких автомобилях, но, тем не менее, про себя отметил, что приехавшие за мной ребята были явно непростые. Вроде мода на личную охрану еще не наступила.
Даже усмехнулся – надо же, чтобы такое было в середине восьмидесятых… Быть может, так оно и было, просто будучи мальчишкой я в эту сферу не вникал?
Осмотрелся по сторонам.
В этом новом районе города я никогда не был. Хоть и находился он неподалеку от речного вокзала, сюда меня как-то не заносило. Людей в округе не было, да и машин не особо. Учитывая погоду, все сидели по домам и грелись.
Дом передо мной был типичной панельной пятиэтажкой, одной из самых новых. Это что же получается, Павел Сергеевич ждет меня внутри? Как-то несерьезно получается и, наоборот, зачем такие заморочки?
В голове как-то не укладывалось – насколько мутная птица этот Иванец. Интересно, почему за все эти годы никто, даже его сын, не замечал за ним странностей? Для всех он был уважаемым членом горисполкома Припяти, человеком при деньгах. И все. Но на деле оказалось, что он совсем не тот, за кого себя выдает. Я до сих пор не понимал, какую должность он занимал в комитете и кому подчинялся. И вообще, что это за спектакль, с такой конспирацией?
Поднялся на нужный этаж, отыскал двенадцатую квартиру.
Настойчиво постучал в дверь.
Через несколько секунд дверь распахнулась и на пороге я увидел… Пономарева!
– Ну привет, Алексей, – широко улыбнулся он, затем указал рукой. – Входи, чего на пороге стоять?
– Товарищ капитан… – изумленно пробормотал я, совершенно не ожидая увидеть здесь бывшего подчиненного Алексея Владимировича. – А как вы здесь… оказались?
– Долгая и совершенно неинтересная история, – ответил тот, закрывая за мной дверь. – Чай, кофе?
– Нет, спасибо, – я все еще не мог отойти удивления, осматриваясь по сторонам. – А где Павел Сергеевич?
– Ребята внизу, наверное, забыли тебе сказать, что он не смог приехать? Так вот, я его доверенное лицо.
Мы прошли в небольшую гостиную, где стоял только низкий журнальный столик и угловой диван. Сама квартира была однокомнатной и очень походила на ту, где я прятался, пока числился дезертиром. Было очевидно, что это что-то вроде перевалочного пункта для сотрудников КГБ.
– Проходи, садись, – капитан указал на единственный диван в комнате.
– Вы все еще состоите в комитете госбезопасности? – поинтересовался. – Что с товарищем Черненко?
– Увы, больше нет, – Пономарев принес с кухни табурет и поставив рядом с диваном, оседлал его. – Поэтому я больше не капитан. И про Алексея Владимировича у меня, к сожалению, информации нет. С тех пор, как он лег в больницу, я ничего о нем не слышал. Ну, что ты хотел рассказать Павлу Сергеевичу?
Я колебался. Не то чтобы я не доверял Пономареву, просто странно было видеть его после стольких месяцев отсутствия и тем более обсуждать с ним такие непростые темы. Где он был, чем занимался? И действительно ли он здесь по указанию Иванца?
– Я совсем не на это рассчитывал… – медленно произнес я, глядя ему в глаза.
Видимо, чего-то подобного он и от меня и ожидал. Потому что, чуть улыбнувшись, он кивнул, поднялся и подошел к стоящему в коридоре телефону. Взял трубку и набрал какой-то номер.
Самого его я не видел, лишь слышал голос.
– Да, он здесь, – отчетливо произнес Пономарев. – Все верно. Хорошо.
Капитан выглянул в комнату и жестом поманил меня к себе. Поднявшись, я подошел ближе, и тот сунул мне в руки телефонную трубку.
– Да, слушаю! – немного помедлив, произнес я, уже наперед зная, чей голос я там услышу.
Оттуда раздался знакомый, слегка надменный голос отца Генки:
– Привет, Алексей. Я так понимаю, ты сильно удивлен, что мы не встретились лично? К сожалению, возникли обстоятельства, из-за которых я не смог приехать.
– Но вы ведь и не уезжали из Припяти! – вырвалось у меня. Очень уж мне хотелось выяснить этот непонятный момент сейчас. Зачем он мне тогда соврал?
– Догадался, да? – в голосе послышались виноватые нотки.
– А чего тут думать? Я звонил на домашний, потому что только он мне и известен. Трубку вы взяли, но сказали, что находитесь в столице… не совсем понимаю, как можно быть в двух местах одновременно?
– Сейчас это неважно, – в голосе Иванца появилась сталь и недовольство. – Что ты хотел рассказать?
– Даже не знаю, стоит ли мне вообще что-то говорить… Я думал, мы доверяем друг другу, а оно оказывается вон как.
– Алексей, ты понимаешь, с кем ты говоришь? – на этот раз уже открыто чувствовалось раздражение.
– Нет, не понимаю, – спокойно, но с вызовом ответил я. – Потому что говорить-то и не с кем. Что мне телефон, я о личной встрече просил! Информация, которую я хотел сообщить…
Связь неожиданно прервалась, как будто тот бросил трубку. Постояв еще пару секунд у столика, я тоже положил ее на корпус аппарата и вернулся в гостиную.
– Ну что?
– Не знаю, – задумчиво ответил я. – Павел Сергеевич бросил трубку.
– Тогда разговора не получится, – вдруг изменился в лице капитан. Или бывший капитан, уж не знаю, кем он сейчас был на самом деле.
Поднявшись, он направился ко мне, указал рукой на дверь.
Честно говоря, подобного я совершенно не ожидал. Это было как минимум некрасиво – Пономарева я знал давно.
– Странные вы ребята! – глухо ответил я, затем сам открыл дверь и вышел из квартиры. Дверь за мной закрылась на замок.
Шел по лестнице и прокручивал в голове ситуацию. Абсурд какой-то.
Спустившись вниз по лестнице, я вышел из подъезда и, осмотревшись по сторонам, понял, что серебристого Мерседеса поблизости уже нет. Куда-то укатили эти модные ребята.
У меня в голове не укладывалось, что вокруг меня происходит? Когда я шел на встречу с Иванцом, я и предположить не мог, что все закончится вот так… Глупо и бессмысленно. Только время зря потерял.
Взглянул на часы – десять минут четвертого. Раз встреча с Иванцом себя не оправдала от слова совсем, мне не оставалось ничего другого, как отправляться к Юльке. Ведь именно этого я хотел больше всего, а остальное меня несильно-то и волновало. В конце концов, встреча с Павлом Сергеевичем не принесла бы мне ничего кардинально полезного.
Я снова мысленно отругал себя за то, что вместо того, чтобы сразу бежать к своей девушке, зачем-то потащился в квартиру к Донченко. После того, как я сообщил отцу Юльки, что приду минут через сорок, а по факту это вылилось в четыре часа, мне было стыдно ему в глаза смотреть. Хотя, если подумать, это была такая мелочь по сравнению с тем, каких сюрпризов я ему уже подкинул ранее…
Сначала я угнал его машину, затем он подобрал меня на дороге, когда я уже был в розыске, из-за меня сожгли дом его друга. Потом он спас меня от смерти, убив одного из людей Клыка, на свой страх и риск держал меня раненого в лазарете гарнизона ЗРК «Волхов», что в принципе было запрещено. Наверняка у подполковника Кошкина сложилось обо мне определенное мнение – кем же я был в его глазах? Желал ли он, чтобы я был избранником его любимой дочери?
Офицер он правильный, справедливый. Но после всего того дерьма, в которое я вляпался, у кого угодно закончиться терпение.
С этими мыслями я и подошел к ее дому.
Потоптался у входа в подъезд, выдохнул. Развернулся и пошел искать цветочный магазин – а то не виделись почти три месяца, и тут на тебе, заявился, да еще без цветов и подарка. Это было бы некрасиво с моей стороны. Учитывая время года, цветы я нашел с большим трудом и обошелся мне букет роз в неплохую сумму. Но по итогу квест был выполнен, а я отправился в КБО «Юбилейный» и взял там коробку шоколадных конфет «Столичные».
К половине пятого я вновь вернулся к дому Юльки.
Поднялся наверх, позвонил в дверь. Однако мне никто не открыл.
Я не сразу воспринял тот факт, что я слишком долго возился, и дома уже никого нет. Кто знает, может быть, они с отцом отправились в кино или театр? А может, меня уже и не ждет никто, и она списала меня со счетов – каково это любить человека и не видеть его месяцами?
Продолжая жать на черную кнопку звонка, я стоял и не мог поверить, что дома никого нет, что, несмотря на все усилия, свою любимую я сегодня не увижу. Постояв еще минуту, я в расстроенных чувствах двинулся обратно.
Я настолько ушел в себя, что даже не слышал, как в подъезд кто-то вошел. Не слышал, как снизу раздался собачий лай. Лишь спустившись на второй этаж, я едва не столкнулся с Юлей, которая поднималась наверх, держа на поводке черно-рыжую бестию Баффи.
– Леша? – удивленно спросила девушка, явно не веря своим глазам. – Леша! Откуда ты?
Несколько мгновений мы стояли и смотрели друг на друга, прямо так, на лестничной площадке. Я невольно восхищался тем, какая она у меня была красивая – с холода у девушки на щеках застыл легкий румянец, на губах помада нейтрального цвета. Из-под шапки выбивается непослушная кудряшка…
Я устремился к ней, а она ко мне. Обнялись, поцеловались. Потом еще раз. Еще и еще. Снизу меня облаяли, попытались укусить за ботинок. Дважды.
Естественно, ничего у таксы не получилось – слишком мелкие зубы, чтобы прокусить толстую резину ботинок.
– А ты чего здесь? Ко мне? – с надеждой спросила девушка.
– У меня только одна любимая девушка, и живет она здесь, – я протянул ей цветы и конфеты. – И сейчас она передо мной. А это тебе, чтоб веселее было, когда мое увольнение закончится. Кстати, ты в курсе, что ученые сделали важное открытие?
– Это какое?
– Шоколад стимулирует у человека выработку гормона счастья. Еще его нашли в помидорах и в морской капусте. Поэтому вот тебе конфеты, генерируй счастье. В помидорах, при термической обработке гормона счастья больше, но не приходить же мне к тебе с кастрюлей вареных помидоров?
Юля рассмеялась.
– Думаю, с конфетами будет проще разобраться. А мы вот с Баффи решили прогуляться на свежем воздухе, но там очень холодно. У кое-кого лапы замерзли. Идем домой?
– Пойдем. А то у меня тоже лапы замерзли. Причем как верхние, так и нижние. А где отец? – поинтересовался.
– Ему с работы часа полтора назад позвонили. Сказали, собираться в командировку. Последнее время у них там какие-то курсы повышения квалификации для управляющего состава ввели, вот он и мотается по всей области. А ты в увольнении?
– Да. Как только вырвался, сразу к тебе. Жаль, раньше не получилось, куча задач была. Пока со всем разобрался, четыре часа прошло.
Юля прижалась ко мне.
– Я так по тебе соскучилась. Каждый день без тебя, у себя на календаре в общежитии прокалываю иголкой. Это я так дни считаю, до нашей встречи и до твоего окончания службы.
– Потерпи солнце, осталось совсем недолго, – обнадеживающе ответил я.
Мы вошли в квартиру. Сняли верхнюю одежду.
– Кстати, Юль… – вспомнил я. – У меня есть информация, что, возможно, мне не придется служить все два года.
– Это почему? – нахмурилась Юля. – Что-то случилось?
Я сразу понял, что подполковник ничего не рассказывал дочери о моих непутевых приключениях. И это правильно, незачем ей зря волноваться. Пусть для нее я останусь образцовым военнослужащим. Я ведь для общего блага стараюсь.
– Еще в сентябре я травму получил, пришлось в госпиталь ложиться, – уклончиво ответил я. – Ну а по итогу решили, что меня можно комиссовать. Вроде как в апреле. Но это не точно.
– Так это же хорошая новость, – обрадовалась девушка, но тут же насторожилась. – А в военном билете что будет написано? Ты же вроде собирался на сверхсрочную или даже на офицера учиться. Возьмут?
– Я попробую договориться, чтобы там все было как нужно.
– Тогда это отлично.
– А сколько тебе еще учиться на ветеринара?
– Леш, я тут поговорила с ректором и теперь перешла на другой курс. Теперь я буду не совсем ветеринаром, а хирургом. А учиться мне еще год, закончу в мае восемьдесят седьмого.
– Ого, круто! Будешь делать операции пушистым пациентам? Это хорошее благородное дело!
Я невольно подумал о том, что сейчас эти ветеринары на фиг никому особо не сдались. Зато в двухтысячных годах ветеринарные клиники очень хорошо поднимутся, быстро превратившись в прибыльный бизнес. Люди, ради того, чтобы избавить своих любимых питомцев от страданий, готовы платить. А те клиенты, что при деньгах, вообще не жалеют средств, лишь бы животинка была веселой и сытой. А если при клинике имеется свой хирург, это вообще шикарно. Учитывая мои знания, ее любовь к животным и опыт обучения, можно легко продавливать эту нишу…
Она заварила чаю с лимоном, которого я хотел выпить еще в кафе Припять у речного вокзала, но так и не смог этого сделать. Оказалось, что Юля приехала еще вчера, а сегодня утром испекла яблочный пирог.
Я настолько проголодался, что слона бы сожрал. Но, вообще-то, я культурный, поэтому вслух этого не сказал. А вот желудок решил, что пора ему напомнить о себе. Ну и заурчал так, что мне аж неудобно стало.
– Так! Это ты с утра в увольнении? И, наверное, еще не обедал? – Юля по-хозяйски уперла руки в бока, впилась в меня изучающим взглядом.
– Не обедал, – признался я.
– Сейчас мы это исправим. Как насчет рассольника? И бутербродов с «Любительской»?
– Это было бы чудесно, – улыбнулся я, под аккомпанемент завывающего урчания желудка.
– Иди в зал, а я сейчас все разогрею и подойду.
– А давай вместе? – спросил я.
– Что вместе?
– Вместе разогреем? Ты ведь помнишь, что я тоже люблю готовить?
– Еще бы. Я до сих пор вспоминаю тот шашлык, что ты приготовил на свое восемнадцатилетие. Пальчики оближешь. Всем девчонкам с курса рассказала, так они мне не верят, представляешь?
– Ага. Вот и давай вместе разогревать и болтать. Я по тебе ужас как соскучился.
Все оставшееся время мы провели вместе. До семи часов я пробыл у нее в квартире. Мы повалялись у телевизора, посмотрели фильм про Шурика и операцию «Ы». Все-таки близился Новый год, а потому и фильмы начали показывать соответствующие. Впрочем, в те годы, на советском телевидении очень неохотно показывали зарубежные фильмы, поэтому отечественный кинематограф процветал, пусть и выбор был невелик. Я невольно поразился тому, что традиция показывать фильмы на предновогоднюю и новогоднюю тему тянула свои корни еще с советских времен. Не знаю, может, просто совпадение, а может, и нет. Все равно на душе было тепло.
Когда Юля переоделась в домашнюю одежду, я снова восхитился тому, насколько она у меня красивая. Вроде не виделись всего несколько месяцев, но теперь она выглядела чуть иначе, чем когда я первый раз увидел ее в одном халате. Она держала себя в форме, да и вообще, все было при ней. Наверняка, в этом ее ветеринарном парни за ней толпой ходили, но Юлька никого в упор не замечала…
А в семь часов мне пришлось возвращаться в учебный центр. Как бы ни было хорошо, но больше рисковать мне было нельзя. Я и так у командования на особом счету.
Мой отец собирался в ночную смену, поэтому без проблем подкинул меня до КПП «Чернобыля-2», а сам направился на станцию. Он еще раз выразил желание перебраться с четвертого блока куда-нибудь на первый, а то и вообще в административный корпус.
В учебный центр я вернулся вовремя, доложился командиру о прибытии с увольнения. Одновременно со мной подтягивались и остальные сослуживцы, кому тоже выпала честь сгонять в субботнее увольнение. Те, кому не повезло, полдня наводили в казарме марафет. ПХД, все-таки. Многие бойцы, после перевода в новое подразделение, возвращались со своего первого увольнения. Судя по рассказам, город энергетиков им понравился.
Я нехотя подумал о том, что если бы они видели, во что превратилась Припять в двадцать первом веке, они бы точно так не говорили. Ну, ничего, мы не допустим повторения истории!
Оставшаяся до нового восемьдесят шестого года неделя, пролетела незаметно.
Большую часть времени я провел в лазарете. Меня все-таки направили на военно-врачебную комиссию, для этого из Киева даже приехал представитель министерства здравоохранения. И еще кто-то там – я не вдавался в подробности. Майор Привалов там тоже был, но лишь как наблюдатель.
Я вновь услышал его коронную фразу о радиоактивных крысах, которые в пыли сношаются. Честно говоря, он так часто использовал эти слова, что они уже начали раздражать.
На двадцать седьмое декабря, в последний рабочий день старого года, состоялось заседание военно-врачебной комиссии, по итогам которой мне должны были объявить решение. Честно говоря, я вообще не парился. Накануне у меня произошел разговор с командиром роты и тот высказал предположение, что меня могут и вообще не комиссовать.
Из-за того, что я не заступал в наряды, я на фиг никому не сдался, а потому не переживал. Заседание длилось уже минут двадцать. Помимо меня было еще несколько военнослужащих, но никого из них я не знал. Одни выходили радостные, другие хмурые и раздраженные.
Настал и мой черед.
– Савельев! – из внезапно открывшейся двери показалась голова секретаря. – Входите!
Я вошел внутрь. В зале совета сидело около десяти врачей, все в белых халатах. В центре стола сидел председатель, рядом с ним начальник медицинской службы. Также, я заметил там командира роты капитана Потапова.
– Сержант Савельев на заседание военно-врачебной комиссии прибыл! – отчеканил я. Председатель, в звании подполковника медицинской службы, сухо кивнул.
Слово взял секретарь.
– В результате нештатной ситуации, военнослужащий срочной службы сержант Савельев Алексей Сергеевич получил огнестрельное ранение плеча. Пуля калибра девять миллиметров прошла навылет через мягкие ткани, кость повреждению не подвергалась. Ранение было скрыто самим военнослужащим, командование учебного центра о ранении ничего не знало. Должных мер по уходу за раной предпринято не было. Тем не менее, сержант Савельев все равно заступил в суточный наряд, где его состояние ухудшилось. В срочном порядке он был доставлен в военный госпиталь города Чернигов, где проходил лечение пятьдесят два дня. По результатам лечения в военном госпиталя, военнослужащий был отправлен в свою часть, для реабилитации.
– Вывод? – спросил председатель, покосившись на секретаря.
– По итогам медицинского освидетельствования, членами комиссии принято решение комиссовать сержанта Савельева Алексея Сергеевича, освободить его от дальнейшей службы и уволить из рядов вооруженных сил. Признать заключение военно-врачебной комиссии действительным с первого февраля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. До этих пор, будут готовиться его документы на увольнение. По месту жительства встать на учет в медицинском учреждении.
Далее, врач-хирург зачитал мне мой диагноз.
– Сержант Савельев, вы согласны с решением комиссии? – бесстрастным голосом спросил председатель, посмотрев на меня хмурым взглядом.
Новость меня ошарашила. Ка-ак с первого февраля?