– Здравия желаю, Павел Сергеевич! – отчеканил я, услышав знакомый голос в телефонной трубке.
– Зачем ты мне звонишь, Алексей? – вместо приветствия, небрежно спросил тот. Впрочем, я все же заметил некую заинтересованность. – Не помню, чтобы между нами оставались вопросы. Что-то случилось?
– Пока ничего. Но у меня есть для вас крайне интересная информация относительно того, что недавно произошло на Чернобыльской АЭС. Вы ведь в курсе, что там погибло двое иностранцев из прибывшей делегации?
Я услышал в трубке тяжелый вздох.
– Слышал. Но я больше не занимаюсь такими вопросами. Впрочем, с удовольствием послушаю, что у тебя за информация.
– Не по телефону.
– Неужели чего-то боишься? – усмехнулся Павел Сергеевич. – Ладно, считай, что я пошутил. Так, я не в Припяти и в ближайшие дни не планирую туда приезжать. У меня есть другие, не менее важные дела в столице. К тому же моя новая должность не позволяет мне скакать по всему Союзу, как собачонка.
– Вас повысили?
– Да, можно сказать и так.
Повисла пауза. Я переваривал, кем же мог стать Павел Сергеевич, получив новую должность.
– Так как насчет встречи? – поинтересовался я, откинув лишнее.
Несколько секунд Иванец обдумывал ответ, затем произнес:
– Я буду в городе двадцать второго декабря. От Генки слышал, что у тебя нет увольнений. Помочь в этом вопросе?
– Верно, обстоятельства так сложились. Буду очень признателен.
– Хорошо. В три часа дня, на речном вокзале, – ответил тот. – До встречи.
В динамике щелкнуло, чекист положил трубку, и я последовал его примеру. Оглянулся на широко открытую входную дверь в помещение – напротив нее, у самого окна, дневальный стоял на стреме. Младший сержант Фадеев, исполняя обязанности дежурного по роте, на всякий случай меня страховал. Свою просьбу вскрыть канцелярию, я объяснил ему тем, что есть вариант позвонить знакомому милиционеру из «РОВД» и хоть что-то узнать по тем двум убийствам на электростанции. Хорошо, что его не смутило позднее время… Весь учебный центр продолжал потихоньку мусолить эту тему, порой придумывая самые невероятные истории. Этим-то я и воспользовался.
Естественно, в милиции никакого знакомого у меня не было. Ну, кроме Андрюхи, хотя он и не местный. Мы с ним предварительно договорились встретиться в городе, как только появится возможность. Приезжать Курсанту на КПП после всего, что произошло – бессмысленно. Да и слишком подозрительно. И вообще, в ближайшее время ему лучше не светиться рядом с учебным центром.
Меня немного сбивал с толку один момент – раз серию убийств в Припяти уже раскрыли, то теоретически, межведомственная группа Горохова должна была убыть обратно в Москву. Однако я предполагал, что Андрей все еще находится в городе. Неужели ему разрешили остаться?
– Леха, ну чего ты там копаешься? Скоро командир вернется! – прошипел Фадеев, заглядывая в канцелярию.
– Уже иду! – ответил я.
Собираясь выходить, я вдруг обратил внимание, что на столе лежала картонная папка, с наклеенной на нее биркой. Посветил фонариком, осмотрел. На приклеенной бирке синей ручкой была написана моя фамилия.
Меня это очень заинтересовало.
Взяв ее в руки, раскрыв и полистав содержимое, я понял, что внутри много документов, касающихся моего процесса обучения, достигнутых результатов. Фотографии. Имелось и старое досье написанное почерком капитана Гнездова, аж на пяти листах. Зачем и для какой цели Потапов все это собрал?
Решил изучить свое досье подробнее, но едва я начал его читать, как снова шикнул сержант Фадеев:
– Леха, шухер. Потапов идет!
Естественно, из-за событий на станции командир вынужден был выйти из отпуска раньше срока – все-таки произошедшее оказалось серьезным инцидентом, и подразделению на это жестко указали. Главная претензия – как на станцию проникли люди с оружием?! Началась череда расследований, разумеется, без огласки.
Я быстро вернул папку обратно на стол, а сам поторопился покинуть канцелярию. Дежурный тут же запер ее обратно на замок. Мельком посмотрел на часы – двадцать минут одиннадцатого – отбой был всего двадцать минут назад. Ответственного офицера неожиданно вызвали в лазарет – сразу у двоих бойцов из четвертого взвода неожиданно выявили пневмонию.
За прошедшее после инцидента на АЭС время я многое успел обдумать.
Во-первых, меня волновал тот факт, что теперь Клык остался без куратора. Что он намерен делать? Будет следовать прежнему плану, начнет импровизировать? Быть может, у него есть и другой куратор? Или же он попросту сбежит, лишившись связи с теми, кто отдавал ему приказы?
Сложно сказать. Я до сих пор не понимал, что представляет собой Клык. Каких взглядов это человек? Какого характера? Да, пусть у меня и был примерный фоторобот, составленный Курсантом по словам Григория – его отца, но это мало что давало.
Вообще, хорошо бы мне самому переговорить с Гришей, вдруг Андрей случайно упустил какую-нибудь малозначимую, по его мнению, деталь? В его аналитических способностях я не сомневался, но все же это не совсем его тема. С такими «клиентами», как Клык, он ранее не сталкивался, а у меня некоторый опыт уже имелся. Да и знаний относительно самой станции и принципа ее работы было куда больше, чем у Андрюхи.
Во-вторых, еще одна проблема оставалась нерешенной – сколько осталось диверсантов? Куратора, если это был он, больше нет. Донченко сбежал, и я не знаю, сумел ли Петров его перехватить? Короткого телефонного звонка оказалось недостаточно для того, чтобы обсудить все проблемные моменты. Про других, если они существовали, вообще ничего не было слышно.
И в-третьих… В свете последних событий, в комитете должны были сообразить, что угроза для ЧАЭС по-прежнему существует. Они должны были принять какие-нибудь ответные меры.
Вся обстановка осложнялась еще и тем, что ко мне уже было проявлено повышенное внимание сверху и меня могли комиссовать в любой момент. Майор Привалов, подложивший мне свинью и сообщивший об инциденте в Министерство Здравоохранения, тоже оказался темной лошадкой. Я так и не понял, каким боком он был замешан во всей этой мутной истории, и действительно ли Клык оказывал на него какое-то влияние? Вообще, этот офицер из военной комендатуры показался мне не совсем адекватным. То он демонстрировал ко мне явную агрессию и раздражительность, то почему-то начал показывать какую-то нездоровую заботу… Явно у него с головой проблемы.
Сложности были со всех сторон, куда ни глянь.
Невольно отметил еще и тот факт, что сам не заметил, как склонил Андрея на свою сторону. Убедил делать то, что ему вообще было не нужно. Он ведь не ставил перед собой целей спасать Чернобыльскую атомную электростанцию и ловить диверсантов. Он просто вытаскивал из передряги отца, который сам не понимал, во что влез.
Я еще раз подумал о том, что мне определенно нужно поговорить с самим Григорием. Вдруг действительно в его расследовании кроется какая-то важная деталь, которая поможет нам? Как жаль, что я скован срочной службой… Покинуть учебный центр – это целая проблема, шаг влево или вправо – сразу залет. Но с другой стороны, если бы не военная служба, хрен бы я когда смог попасть на станцию. Нет, конечно, каким-нибудь сантехником или уборщиком попасть на АЭС относительно несложно, но что бы мне это дало?
Лучше уж так. Увольнений бы только побольше…
В пятницу вечером нам неожиданно объявили, что в субботу треть личного состава подразделения пойдет в увольнение. В это число в основном вошли те, кто десятого декабря стоял в наряде и участвовал в приеме иностранной делегации. Вроде как поощрение.
Разумеется, я был в их числе – наверняка Павел Сергеевич поспособствовал. Уж у него ниточек хватало, кем бы он теперь ни был. Я даже пытался понять, выше ли он по должности, чем Алексей Владимирович или нет.
Пока я ждал двадцать второе число, неожиданно успел сходить во внеочередной наряд по КПП. Денисов свалился с аппендицитом, пришлось его подменять.
Само по себе несение службы в наряде прошло максимально спокойно – за все время я только несколько раз ворота открыл, когда начальник военного городка въезжал и выезжал с территории. Плюсом был тот факт, что на самом пропускном пункте имелся отдельный городской телефон. Пользуясь возможностью, я позвонил в «РОВД» Припяти и попросил дежурного связать меня с капитаном Петровым. Но неожиданно выяснилось, что такого в отделении больше нет. Как я и предполагал, межведомственная группа благополучно закончила расследование и уже убыла обратно в столицу. Благо дежурный, вовремя вспомнил и продиктовал мне номер телефона, который специально оставили для того, кто будет искать капитана Петрова. Весьма предусмотрительный ход.
Так и получилось.
Набрав номер, я несколько секунд слушал гудки, а потом раздался знакомый голос:
– Здорова, Леха! Рад, что ты нашел способ связаться со мной.
– Как ты понял, что это я?
– По этому номеру мог позвонить только один человек, – спокойно ответил капитан. – Это ты.
– Почему ты не уехал? – я задал вопрос, хотя уже заранее знал ответ. – Ты ж в составе группы был.
– Потому что у нас с тобой осталось незаконченное и очень серьезное дело. Перед отъездом я поговорил с Никитой Егоровичем по душам и выпросил у него двухнедельный отпуск. Полагаю, раз ты звонишь, есть интересные новости?
– Да. Двадцать второго декабря у меня будет увольнительная, я встречаюсь со знакомым из комитета. Нам тоже нужно встретиться в городе и все обсудить.
– Отлично. И у меня кое-что есть для тебя. Кстати, ты тот конверт, что был у куратора, уже вскрыл?
– Нет. Не рискнул. Вдруг там вирус сибирской язвы?
– Ее еще не изобрели! – усмехнулся Петров.
– Не согласен, – возразил я. – Первый смертельный случай в СССР был зафиксирован в семьдесят девятом году, так что вполне возможно.
– Ну, тебе виднее. Ты же в прошлом офицер по всем этим делам. В общем, я тебя понял. Встречаемся двадцать второго? Где и во сколько?
– Давай возле колеса обозрения, в час дня?
– Договорились. До встречи.
На следующее утро специальным автобусом нас вывезли в Припять. Меня сильно удивил тот факт, что для нас выделили целый автобус, пусть и небольшой. Это с чего такая щедрость?
Спросили у Озерова. Тот косвенно пояснил, что из-за недавних осадков, общественный транспорт между Чернобылем и Припятью ходит очень редко, а командир части дал четкое указание на КПП, чтобы машин такси поблизости не было вообще. Соответственно, добраться до города своим ходом солдаты вряд ли смогут, отсюда нам и перепало. Домой я не дозвонился, поэтому не смог попросить отца забрать меня в субботу.
Конечно, были некоторые опасения, но до города мы добрались без проблем. Всех высадили на центральной площади, неподалеку от дворца культуры «Энергетик».
Первым делом я решил сгонять домой. Затем, сразу к Юльке.
Было ощутимо холодно, дул ледяной ветер. В центре площади увидел большую и пышную новогоднюю елку, щедро украшенную разноцветными шарами и гирляндами. Сверху торчала огромная красная звезда. Чтобы дети не пытались таскать игрушки, красавицу окружили заборчиком, оббитым деревянными стендами с зайцами и медведями. Во всю длину там было написано поздравление с наступающим восемьдесят шестым годом. Уже чувствовалось праздничное настроение.
С улыбкой подумал о том, что и дома наверняка стоит наряженная елка. Скорее всего, живая, пахнущая свежей елью, а не пылью и дешевым пластиком. Черт возьми, я уже и забыл, как пахнет настоящая живая елка, ведь в моем времени мода на искусственные давно уже вытеснила живые. Хотя и не везде.
В предвкушении, я ускорил шаг. Но не успел отойти от площади и на сотню шагов, как позади меня раздался тройной автомобильный гудок. Обернувшись, я увидел желтый четыреста двенадцатый «Москвич», из открытого окна которого махал рукой Женька Филатов.
Обрадовавшись, вернулся и влез в машину.
– Ну здорова, Леха! – поприветствовал Женька. – Ты чего здесь? В увольнении?
– Ну да, домой иду. Семью уже пару месяцев не могу увидеть.
– Хорошее дело. Давай по пути подкину?
– Не откажусь. Что-то холодно сегодня.
– Ну да, вон снега сколько навалило. Я смотрю у тебя уже погоны другие? Это ты сейчас кто?
– Сержант. На должности заместителя командира взвода. Недавно присвоили. Ну, как недавно, еще в сентябре.
– Так мы же с лета не виделись. Последний раз тогда, у затона. Когда на «Метеоре» катались. Ну, поздравляю. Как служба-то?
Я тяжко вздохнул. Много бы чего хотел рассказать, но не стал. Во-первых, помнил, чем обернулось его стремление помочь мне в решении сложных вопросов, касающихся АЭС – серьезная авария, из-за которой тот слег в больницу на несколько месяцев. Ну а во-вторых – зачем? Вот серьезно, не хотелось мне.
– Да все нормально. Интересно, постоянно что-то новое. В наряды по станции заступаем.
– Ага, знаю. Отец тебя там видел недавно. Ты с комиссией там был.
– Тогда ты в курсе, что там произошел несчастный случай? – спросил я и по выражению лица Женьки понял, что новость его крайне удивила.
– Не, не в курсе. А что за случай?
Все ясно, значит, комитетские все умолчали. Информация через гражданских сотрудников никуда не просочилась. Раз его отец ничего не сказал сыну, значит, либо сам не знает, либо подписал бумагу о неразглашении.
– Да ничего особенного, – отмахнулся я. – Просто во время их визита один человек пострадал. Да, неважно. Лучше скажи как сам? Как Катюха?
– Все хорошо. Скоро станет мамой.
– Вот это я понимаю новость, не то, что у меня. Сплошная рутина.
– Ну а у вас как с Юлей?
Я тяжко вздохнул.
– Да все так же. Месяцами не видимся. Письма писать друг другу перестали, да и мне совсем некогда этим заниматься. Даже не знаю, что с ней и как. Да я отца ее чаще вижу, чем ее саму. Можешь представить, каково ей? Что это за отношения такие, когда не только не видишься, не пишешь письма, но даже и по телефону поговорить не получается… Даже не знаю, может, уже и не ждет меня совсем.
– Она тебя любит, – спокойно ответил Женька, следя за дорогой. – Она понимает, где ты находишься и что отсутствуешь не по своей воле. К тому же она сама дочь офицера, уже привыкла. Поэтому будь спокоен – она тебя ждет! И обязательно дождется!
Мысленно я был с ним согласен. И благодарен за то, что только укрепил мое мнение. Как жаль, что я не могу привлечь Женьку к своей задаче…
Тут же у меня возникла другая мысль. Раз Филатов тогда пострадал из-за своего стремления мне помочь, то почему это же правило не касается Курсанта? Или все только впереди?
От этой мысли меня пробрала дрожь.
– А ты чего катаешься?
– Да Катю к ее родителям отвозил.
Пока мы ехали, успели обсудить еще пару тем. Через несколько минут он подъехал к моему дому.
– Спасибо, Женька. Ну давай, увидимся. Катюхе привет.
– Ага, передам. Кстати! – Филатов вдруг посерьезнел. – Леха, крестным будешь?
Вообще-то, крестным я уже был, правда, в другой жизни. У майора Ветрова родилась дочка шесть лет назад, вот он и предложил он мне стать крестным. И как-то это дело мне понравилось… Как в гости к нему не приду, обязательно какую-нибудь куклу или хотя бы киндер, но притащу. Но это в той жизни, а сейчас реальность у меня другая.
– Раз ты мне предложил, значит, буду! – улыбнулся я. – Это дело святое!
– Вот и отлично! – обрадовался Женька, пожимая мне руку.
Выбрался из машины, едва не шлепнулся на замерзшей луже. У подъезда все было тщательно посыпано песком, чтобы жители ноги не переломали, поднимаясь по скользкой лестнице.
Поднявшись на свой этаж, я позвонил в дверь. Так как была суббота, вся семья была дома – общими силами наводили в квартире порядок, причем задействованы были все.
Когда мама открыла дверь, я увидел за ее плечом Настю, волочившую за длинный шланг бирюзовую «Ракету». Это неубиваемое детище Днепропетровского завода было в каждой квартире, нещадно шумело, но честно сосало пыль. Кот Тишка сидел на шкафу в прихожей, с ужасом таращился на пылесос и искренне не понимал, зачем эта шайтан-машина с воем катается за хозяевами.
– Привет, мам! – широко улыбнулся я.
– Леша! Ой, привет! – удивленно воскликнула мама и тут же заулыбалась. – Опять не предупредил, вот паразит! Заходи, заходи скорее! Промерз, наверное, весь?
– Да не особо. Меня Женька Филатов подвез до самого дома. Так что, нормально.
– Настя, Сережа. Леша приехал, – крикнула мама.
Пылесос был благополучно выключен, а кот испытал облегчение. Тут же подскочила Настя, прыгнула в объятия. И сразу же испуганно отпрянула:
– Ой, какой ты холодный…
Из кухни показался отец с молотком в руке и сумкой с инструментами через плечо – видимо, что-то ремонтировал.
– Здорово, сын! – сказал он, протягивая руку. – Ну что, увольнительная?
– Так точно! Смотрю, у вас тут парко-хозяйственный день?
– Ну, наконец-то. А то мы уже не помним, когда у тебя последнее нормальное увольнение было. До конца службы осталось десять месяцев?
– Ну, где-то так. Да, недавно отличился в несении службы, вот и отпустили, – улыбнулся я, снимая бушлат. – Ну что, помочь вам с уборкой?
– Конечно, помочь! – ответила за всех Настя и, ухватив меня за руку, потащила в свою комнату. По пути успела похвастаться. – А у нас новый телевизор. Старый теперь у меня стоит.
С уборкой квартиры мы закончили примерно через час.
Когда я выбрался на лоджию, туда же вышел и отец. Вид у него был слегка взволнованный.
– Леш, у тебя все в порядке? – спросил он.
– Да, что такое?
– Я слышал, что ваши солдаты стояли, когда на станцию прибыла делегация из МАГАТЭ? Там у вас что-то произошло, да?
– Ну, можно сказать и так, – слегка напрягся я. – А что?
– Среди наших мужиков поползли слухи, что директору станции Виктору Брюханову очень не понравилось, что у него повсюду стоят военные, от которых нет никакого толка. Вроде как он даже в Москву собрался звонить, чтобы обсудить этот вопрос с высшим руководством.
Я усмехнулся. Кто такой Брюханов, что собрался перебороть инициативу КГБ СССР по охране атомных станций?
– Не думаю, что это произойдет на самом деле. Его ведь тоже можно понять, на станции двойное убийство и…
– Что? Как двойное убийство? – изумился отец.
– Вот так, пап, – ответил я, сообразив, что сболтнул лишнего. Несколько секунд я соображал над тем, стоит ли продолжать. Почти сразу решил сказать ему часть всей правды, относительно произошедшего десятого декабря. – Никаких несчастных случаев там не было. Это были люди, которые намеренно собирались устроить аварию на четвертом энергоблоке. Их выявили и ликвидировали люди из первого отдела атомной контрразведки. Теперь понимаешь, почему я был против, чтобы ты переводился на новое место?
Отец не ответил. Лишь судорожно выдохнул… Около минуты он думал, затем спросил:
– А откуда ты об этом знаешь? – с некоторым недоверием спросил он.
– Пап… Вообще-то, я не должен об этом говорить. Но, чисто между нами… Наше подразделение частично курирует комитет госбезопасности, отсюда и допуск к информации. К тому же я был в дежурстве на станции десятого числа, – я старался говорить как можно проще, но все равно, сам того не желая, нагнал жути. По его посеревшему лицу все стало понятно.
– И что, теперь никакой угрозы больше нет?
– К сожалению, есть, пап, – вздохнул я, колеблясь. – Я не могу тебе всего рассказать, сам понимаешь. Но! Угроза никуда не делась и не денется в ближайшие полгода, год. Скажу честно, что пока рядом стоит «Дуга-1», станция тоже под угрозой. Никогда не думал, что если устроить серьезную аварию, то АЭС перестанет работать и, соответственно, не сможет снабжать ЗГРЛС электроэнергией. Все просто.
– Думал. Но кому нужно устраивать аварию? Будут же ужасные последствия! Да и каких масштабов должна быть авария, что придется остановить всю станцию?
Я промолчал. Хотел бы я ему рассказать об аварии на двадцать шестое апреля, очень хотел. Но делать этого было никак нельзя.
– Да-а, Леш… Ты мне такое рассказал, а я и понятия не имел…
– Пап, только это строго между нами, хорошо? Я тебе ничего не рассказывал. И, наверное, будет лучше, если ты все-таки переведешься куда-нибудь из четвертого энергоблока. Да и вообще, подальше от АЭС.
– Ты знаешь, мне что-то расхотелось работать на атомной станции! – негромко ответил он, вытирая вспотевший лоб.
– Отличное решение, пап! – похвалил я. – Слушай, все хотел тебя спросить. А ты инженера по автоматике, с фамилией Донченко знаешь?
– Сергея? Конечно, знаю. Он же в соседнем доме живет. Забыл, что ли?