Вместо тревоги и страха я почувствовал только живое любопытно.
Недолго думая, вышел из-за стеллажа и увидел перед собой своих сослуживцев из числа тех, с кем удалось «подружиться». Как я и ожидал, один из них оказался Трусовым – был в составе тех, что уже пытались сделать мне «темную». Помнится, тогда мы с Генкой всыпали им так, что мало не показалось. А перепугавшийся Трусов истошно заорал на всю «располагу», будто его убивают. Мышь позорная.
Но оказалось, что либо старое забывается, либо у некоторых просто память короткая. Они снова начали что-то мутить.
Вторым был рядовой Зайцев, тоже из числа уральцев. Довольно крупный юноша, откуда-то с центральной части Союза. Негласно был у них заводилой, по крайней мере, так мне казалось.
– Савельев?! – изумленно произнес он, заметив мое появление. Оба потеряли дар речи.
– Что? Не ожидали меня здесь увидеть? – усмехнулся я, подходя ближе. – Ну, рассказывайте, что будете сегодня ночью делать? Вы бы хоть убедились, что здесь никого нет.
– А? – протянул Трусов, хотя глаза предательски бегали.
– Ты слышал, – улыбка пропала с моего лица.
Оба растерянно переглянулись.
– Савельев, что, смелый, да? – лицо Зайцева исказила гримаса. Он уже понял, что закосить под дурачка в сложившейся ситуации не получится. Шагнул ко мне, рука его дернулась, словно хотел что-то сделать, но в последний момент резко передумал. – Похвально, но зря. Ведь ты сейчас один, а Иванец в госпитале. Некому тебя защищать.
– Защищать? Меня? Да я и сам справлюсь, – злорадно улыбнулся я, затем быстрым ударом зарядил ему в солнечное сплетение. Бил несильно, но так, чтобы тот прочувствовал весь букет ощущений.
От неожиданности Зайцев охнул, схватился за грудь и, качнувшись, рухнул передо мной на колени. Я намеренно отошел назад и обратился к Трусову.
– Ну, ты тоже хочешь? – поинтересовался я, глядя на него, как на противное насекомое, кем он, по сути, и являлся. Тот смотрел на меня со смесью страха и ненависти.
– Зря ты это сделал… – прошипел тот, явно опасаясь связываться со мной в одиночку. – Ты не понимаешь.
– Конечно, не понимаю, – продолжил я, шагнув к нему. – Вы – жалкая горстка придурков, отчего-то решивших, что можете диктовать тут свои правила!? Да ни черта подобного. Воинский коллектив – вещь сложная, в нем нужно адаптироваться, пропустить через себя. Стать одним целым. Если сложится обстановка, при которой придется всем вместе принимать бой, такие, как вы, сдохнут первыми! И все потому, что сами не разобрались и других в дерьмо втянули. Вы, черти, собрали тут группку земляков и считаете, что таким образом обойдете за века сложившиеся правила? Что, в наряды ходить не хочется? А придется! Все ходят, даже сержанты. Самые умные, что ли?
Трусов молчал. Я буквально чувствовал исходящий от него страх, круто перемешанный с ненавистью. Но тявкать он не рискнул бы.
– Слушай сюда, потом Зайцу передашь! Либо вы перестанете валять дурака, либо кому-то будет очень больно, – я протянул руку и поправил на груди оппонента смятый китель, улыбнулся ему. – А знаешь, вот сейчас моя чуйка подсказывает другое. Полагаю, что мои слова вы не воспримите всерьез, поэтому выберите второй вариант. Дело ваше. Я предупредил.
Я повернулся, посмотрел на сидящего на коленях рядового Зайцева, хмыкнул.
– Ладно, пойду я. Друга забери, а то, кажется, ему нехорошо, – рассмеялся я, и, плечом отодвинув Трусова, вышел из кандейки.
До самого вечера все было тихо. «Земляки» ходили мимо и делали вид, что ничего не произошло. Лишь сам Зайцев кидал на меня ненавистные взгляды, но этим все и ограничивалось. Я не сомневался – они устроят мне какую-нибудь подлянку. Скорее всего, ночью.
Прошел ужин. Тушеная рыба с отварным картофелем и хлеб. Ну, еще чай.
Вообще, кормили нас неплохо. А по советским меркам и вовсе хорошо. К счастью, из-за того, что личного состава было относительно немного, наряд по столовой справлялся хорошо. Известно, что чем на большее количество людей готовится еда, тем хуже готовое блюдо. Из-за экономии и не соблюдения пропорций. Если собрать всех, кто питался в столовой, то можно смело заявить, что число ртов не превышало отметку в семьдесят человек.
С моим возвращением из госпиталя произошли и некоторые перемены. С подавляющим большинством сослуживцев отношения у меня были хорошие, уверенные. Лишь шестерка уральцев, из которых один вечно лежал в лазарете, точили на меня зуб. Хотя изначально я им вообще ничего плохого не сделал. Сержантский состав больше не гонял – тот случай на стрельбище они оценили, хотя и не показывали это.
Прошла вечерняя прогулка, затем поверхностный медицинский осмотр. Делалось это для того, чтобы убедиться, что в строю нет тех, кто у кого проблемы со здоровьем.
Наряды теперь распределял не я, и слава богу. Муторное это, неблагодарное занятие – считать, кто и сколько уже отходил, кому нужно накинуть дополнительно. Умывшись и почистив зубы, я отправился к своему спальному месту. Мне сразу показалось, что синее одеяло, которым была застелена кровать, лежит как-то неестественно, даже примято. Откинув край, я стал свидетелем того, что весь пододеяльник был перемазан гуталином.
– Ну что за детский сад? – пробормотал я, оглядевшись по сторонам. Почти сразу столкнулся взглядом с Зайцевым.
Тот выдавил кривую усмешку, отправился в умывалку.
Ладно, мы негордые. Сорвал пододеяльник, смял его. Отправился за придурком, уже понимая, что гуталин был использован ими как предлог, чтобы взбесить меня. Взбесить не удалось, но внимание к себе они привлекли, безусловно. Неожиданно на моем пути возникло препятствие. Дверь каптерки распахнулась и оттуда выбрался Васильев – вид у него был странный, как будто что-то задумал.
– Оп, Савельев! – он ткнул в меня пальцем. – Так! Рыльно-мыльные процедуры закончил?
– Так точно, – вздохнул я, понимая, что стороннее обстоятельство обойти не получится.
– Вот и хорошо. Заходи, – он кивнул на дверь в каптерку.
– Зачем?
– Не понял. Савельев?! Это приказ! – возмутился сержант, тут же нахмурившись. – Сейчас наряд выхватишь. Ну?
Я кивнул, вошел внутрь, Васильев прикрыл за мной дверь.
Внутри каптерки уже сидели Петров и Бойко, оба в одних штанах, без верха. Оба вспотевшие. На полу лежал спортивный инвентарь. Ну, все ясно.
Частенько замечал, что после отбоя наши сержанты занимаются спортом. Очевидно, что к дембелю хотят массу нарастить, жир согнать ну и чтоб мышца появилась – нормальное желание каждого солдата, готовящегося к дембелю. Надо же потом покрасоваться накачанными мышцами?!
Для этого они заранее натаскали в каптерку гантели, гири. И по вечерам, через день устраивали прокачку, соревнуясь друг с другом. Иногда приходили сержанты с других точек, у которых личного состава не было.
– Так, Савельев! Ты вроде не дрыщ, давай так… – начал воодушевившийся Бойко. – Отожмешься больше, чем я, получишь банку сгущенки!
– Ну-у, ты не распыляйся особо, Серега! – фыркнул Петров, оценив приз.
– Нормально все! – тот, не приемля возражений, качнул головой. – Банка сгущенки – самое то! Я у Макара в столовой аж шесть банок отжал. Все равно столько сами не сожрем. Да и достала она уже. Лучше бы тушенку дал.
– Угу… А он где жрать будет? – Петров махнул в сторону двери рукой. – Под одеялом?
– А если я проиграю? – уточнил я, прервав дискуссию.
– Ха-ха… Э-э! Ну ладно… Наряд вне очереди во внешний патруль!
– Идет! – усмехнулся я.
Перспектива, конечно, так себе. Бродить по периметру в течение суток мне несильно хотелось, зато была куча времени подумать.
– Ну, тогда первый и начинай! – потер руки Бойко, затем достал из-под стола банку, бахнул ее на стол. – Вот суперприз! Давай, упор лежа принять!
Я принял стойку, начал под счет. Делали без контроля, расстояние от груди до пола не фиксировали. Мы же не на олимпиаде, в конце концов.
Первые тридцать раз прошли легко и быстро – Васильев считал, как положено, без обмана. Еще двадцать пять я сделал уже с должным усилием, но по правилам и в счет. Следующие двадцать пошли уже через силу и напор, таким образом, добив общее число повторений до семидесяти пяти. Иногда сержант филонил, пропуская отдельные повторения. Я не реагировал.
– Ну, Савельев! Выдохся? Нет? Что, неужели так сгущенки захотелось? – подначивал Петров, глядя то на меня, то на младшего сержанта Бойко. Последний стоял рядом со столом, вид у него был озадаченным.
В общем-то, на алюминиевую банку со сгущенным молоком внутри мне было фиолетово, тут дело принципа. Продолжал выполнять, уже порядком устав и вспотев. Появилась одышка, а мышцы, хотя и подготовленные, тоже начали ощутимо ныть. С каждым повторением все сильнее.
– Девяносто! Девяносто два! – Васильев уже просек, что я выдыхаюсь, а потому и считал уже с большим азартом. – Сто одиннадцать.
Зато Бойко все больше мрачнел – видать, счет был выше его возможностей.
На девяносто девяти я выдохся. Руки предательски подвернулись, и я рухнул плашмя на пол. Мышцы, словно задеревенели.
– Вот и все, – Васильев довольно хлопнул по столу. – Девяносто девять раз. Еще бы раз и сотка, ну да, силенок не хватило. Серега, мне кажется, он тебя сделает! Давай, твоя очередь.
Тот потер ладони друг о друга, вдохнул-выдохнул. Принял упор лежа и принялся за дело. Поначалу у него шло не очень – торопился и, видимо, считал, что не осилит, зато потом выровнялся. Дошел до восьмидесяти, приостановился, чтобы перевести дыхание. Силы почти исчерпал, но действовал лишь на морально-волевых и осознании того, что не может проиграть простому срочнику. То, что я был непростым срочником, во внимание не берем, потому что об этом знал только я.
Младший сержант упрямо выжимал повторения дальше, но все-таки не выдержал и рухнул животом на деревянный пол. Судорожно выдохнул, что-то процедил.
– Ну-у, Серега! Девяносто семь! Ты чего, еще пару раз выжать не мог! – разочарованно произнес Петров. – Тебя же Савельев сделал! Бабка ты чахлая!
– Отстань, ты и девяносто не вытянешь, – с досадой процедил Бойко, кое-как поднимаясь с пола и разминая затекшие руки. Посмотрев на меня, он с нескрываемым уважением произнес: – Молодец, твоя взяла, но сгущенку не дам. А то Кабанов увидит, вопросы будут. Он уже даже по сержантским тумбочкам роется.
– Как раз сам собирался отказаться! – пошутил я, бросив взгляд на банку. – А вот в наряд за территорию я все равно сходил бы.
– И на черта тебе это? – хмыкнул Васильев.
– Да что-то в роте душно, – признался я, вспомнив про «друзей».
Сержанты переглянулись.
– Не понял, это как?
– Да никак. Проветриться после госпиталя хочется.
– Темнишь, Савельев! Ну да ладно… Как раз завтра мой наряд, заступаю начальником патруля, – сказал Петров. – Со мной и пойдешь. Все. Дуй отсюда! Так, стоять… Что с пододеяльником?
Только сейчас они заметили, что в руке у меня был смятый и перемазанный гуталином пододеяльник.
– Ты что им, сапоги вытирал?
– Да нет, шутка неудачная, – пробормотал я.
– Возьми другой, завтра застираешь. Сегодня не успеешь, – внезапно смягчился Бойко.
Я произвел замену, затем двинулся к выходу. Толкнул дверь, шагнул на центральный проход и нос к носу столкнулся с Трусовым. Скорее всего, эта мышь казарменная стояла под дверью и подслушивала.
– И почему я не удивлен? – хмыкнул я, затем рассмеялся.
Ответа я от него не ждал, и так все было понятно. Прошел мимо, направился в сторону умывальной комнаты.
По пути взглянул на часы – до отбоя оставалось еще несколько минут.
Зашел, быстро смыл пот. Вытерся полотенцем. Из туалета послышались голоса. Кто там был, я и так знал.
Вышел. Как раз дневальный дал команду строиться на проходе.
Все двадцать пять человек выстроились в одну шеренгу. Из каптерки вывалился Васильев. Он уже привел себя в порядок – как ни крути, а за внешним видом временно исполняющий обязанности старшины следил и на построениях выглядел так, как требовал устав.
– Становись! Равняйсь! Смирно! – скомандовал сержант, окинув нас хмурым взглядом. – Равнение налево!
Приставив руку к голове, он двинулся в сторону канцелярии, но Кабанов выбрался оттуда и сам.
– Товарищ старший лейтенант, взвод к отбою построен. Личный состав проверен, в наличии!
– Вольно! – лениво отозвался тот, проходя мимо строя. – Жалобы просьбы или пожелания есть?
– Никак нет! – хором отчеканили двадцать пять глоток.
– Ну и хорошо, – он остановился, смерил всех нас недовольным взглядом. – Отбой!
Все бегом бросились к своим кроватям. Погасили свет, оставив только дежурное освещение.
Стоит отметить, что часть наших кроватей были двухъярусными. Их в шутку называли «паровозами». Они стояли друг от друга на расстоянии чуть менее метра. В связи с тем, что роты, как таковой, еще не было, многие кровати были пустые. На них лежали скатанные в рулоны ватные матрасы.
Я прекрасно понимал, ночью что-то будет. Наверняка Трусов все передал своим «землякам». И хотя мой удар в солнышко дал понять Зайцеву, что церемониться с ними я больше не буду, все же чувствовал – не дошло до них. Захотят отомстить.
Именно поэтому сначала я лег на свою кровать, а спустя минут десять, когда товарищи уже сопели, я перебрался на соседнюю, на второй этаж, где ранее спал рядовой Иванов. Его буквально несколько часов назад перевели в лазарет с подозрением на аппендицит.
Под свое одеяло подоткнул пару плотных подушек и вещевой мешок. Имитация того, что под одеялом кто-то есть, конечно, не самая лучшая. Но я был уверен, в темноте сработает.
Так и получилось.
Минут через сорок после отбоя, в мою сторону, словно мрачные тени, устремилось четверо уральцев, таща с собой чье-то шерстяное одеяло. Задумку я разгадал сразу – накинуть, скрутить. Ну а дальше надавать по мягким местам. Цель не то чтобы прям искалечить, а скорее, напугать и поставить на место. Ну и чтоб пару синяков тоже осталось.
Вот они поравнялись с моей кроватью – я сразу опознал, кто из них Зайцев. Шептались, чем-то шуршали. Резко накинули одеяло сверху и принялись бить ногами, кулаками. То ли никого не смутило, что слишком уж мягкое у меня тело, то ли увлеклись процессом… Не знаю.
– Все, хватит, – зашипел кто-то, остановившийся первым.
– И правда, хватит! – усмехнулся я, затем резко выпрямил ногу и зарядил прямо в морду первому попавшемуся. Тот булькнул, ударился головой о кровать. Второй, дернулся ко мне навстречу, но я отработал его тем же приемом, что и первого. Тот сразу откатился куда-то в соседний проход, пропав из виду.
Зайцев, сообразив, что их надули, яростно зашипел. Разглядев меня на втором этаже соседней кровати, устремился в мою сторону. Я ловко спрыгнул вниз с обратной стороны, рванул влево. Уже в проходе, ловко увернувшись от неумелой «двойки» противника, я втащил ему точно в подбородок. Тот клацнул челюстями и, словно мешок с цементом, с грохотом приземлился между двух тяжелых армейских табуретов.
Что тут началось…
От неожиданно громкого звука, некоторые товарищи проснулись, непонимающе вертели головами, пытаясь понять, что произошло. Кто-то вскочил. Посыпались вопросы – неразбериха полная.
Ну а я, шагнув к поднимающемуся Зайцеву, ухватил его за ноздри, и подтащив к себе, процедил:
– Если еще раз, ты, мразь, или твои дружки ко мне сунутся, я тебе ухо откушу! Понял?
Тот возмущенно мычал, пытался вырваться. Кажется, его лоб был рассечен, на голове шишка – хорошо же он грохнулся.
Я понимающе кивнул, дал ему в челюсть. Клацнуло.
– Прости, не понял! – я приблизил ухо к его рту. – Что ты сказал?
Но тот только что что-то лепетал, плюясь кровью.
– Ладно. Позже поговорим! А пока будем считать, что ты меня понял, – я отпустил его и ловко шмыгнул под свое одеяло.
– Что происходит?! – со стороны раздался приближающийся топот сапог и суровый голос дежурного по роте. Это был Васильев.
В нашем крыле вспыхнуло дежурное освещение.
Только сейчас заметил, что Трусов тоже был в числе этой карательной группы – стоял и жался спиной к колонне. Оказалось, по счастливому стечению обстоятельств, а также собственной трусоватости, он снова не пострадал. Просто стоял и растерянно смотрел на своих подельников, которые поднимались с пола.
Зайцев пускал кровавые пузыри, но продолжал сидеть на полу.
– Что за ерунда? – Васильев уже был тут как тут, стоял и смотрел непонимающими глазами на уральцев. – Зайцев? Китаев? Трусов! Какого черта вы тут делаете? Вы спите в соседнем ряду!
Сержант перевел на меня вопросительный взгляд, но я умело соорудил сонное лицо, картинно собрал глаза в кучу. И вообще сделал вид, словно я тут ни при чем. Получилось очень правдоподобно.
Прокатило.
Зайцев вытирал разбитую губу, Китаев зажимал нос – моя нога прилетела ему точно в пятак. Если бы с обувью, нос сломал бы гарантированно, а так только мягкие ткани повредил.
– Так! Ну-ка, марш в умывалку, приводить себя в порядок! – приказал Васильев, затем продолжил: – А потом все трое ко мне в каптерку. Послушаю ваши страшные истории, как один споткнулся и упал, другой нес одеяло и случайно ударился о кровать, а третий…
С третьим все было в порядке.
Из канцелярии неожиданно высунулся старший лейтенант Кабанов.
– Дежурный, что там за черт?
– Рядовой Зайцев упал с кровати, все нормально, – отозвался сержант. – Сейчас разберемся!
Дверь в канцелярию хлопнула – недовольного жизнью старлея такие мелочи не интересовали. Старшина сам примет меры, не маленький уже. Его, похоже, вообще ничего в подразделении особо не волновало. Должность тоже, надеялся в самое ближайшее время соскочить куда-нибудь.
– Ну, чего встали? Шагом марш! – повторил команду Васильев, буравя их недовольным взглядом.
Куда деваться?! Вся эта гоп-компания уныло поплелась в умывалку. Дневальный погасил свет, а я повернулся на бок и довольно улыбнулся. Красиво получилось, да и я не при делах остался. Вряд ли эти «земляки» расскажут сержанту, что я один всю компанию на пятую точку посадил…
Так и заснул.
Спустя примерно семь часов традиционно прозвучала команда:
– Подъем! Строимся на центральном проходе!
Взвод повскакивал с кроватей, толкаясь и мешая друг другу, рванул на построение. С утра в казарме было не так уж и тепло, поэтому все мгновенно взбодрились.
Васильев вышел перед строем, туда же подошли младшие сержанты Петров и Бойко.
– Товарищи солдаты! – начал Бойко, осматривая личный состав. – Вы охренели?
Некоторые, кто спал крепко и были еще не в курсе, растерянно озирались по сторонам, гадая, в чем причина. Другие тоже пока недоумевали.
– Ночью, трое ваших сослуживцев заболели лунатизмом! – продолжил сержант. – Один случайно упал и об табурет разбил губу, другой треснулся лбом об раму кровати, а третий вообще… В общем, неважно. Я настоятельно рекомендую следующее… Еще раз увижу подобное, будем все вместе заниматься лечением этого недуга. Все ясно?
– Так точно! – ответили двадцать с лишним глоток. Естественно, не все – пострадавшие в это число не входили.
– Вот и ладно! Через пять минут строимся на утреннюю пробежку! – слово взял Петров. – Проветримся, а то вы как сонные мухи! Разойдись!
Пробежка прошла успешно, затем были утренние процедуры в умывалке, затем построение на завтрак. Мне на глаза попался Зайцев.
Тот старался на меня не смотреть, отводил глаза. Нижняя губа опухла, на голове большая шишка. На лбу заметное рассечение – наверное, когда падал, тормозил лбом. Вид у него был невыспавшийся – неизвестно, сколько времени они провели в каптерке.
Я решительно подошел к Зайцу на выходе из столовой. Толкнул плечом.
– Прости, не заметил. О, ну что, ко мне какие-то претензии есть?
Тот нервно дернул плечом, но не ответил.
– Не слышу!
– Нет, – пробурчал тот. Его аж передернуло при этих словах.
Конечно, тяжело признавать собственное поражение, особенно в его случае. Мало того, что не смогли прогнуть под себя, так еще и люлей получили, сначала от меня, потом ночью от Васильева.
Сержант ведь тоже не дурак. Догадался, что именно эти трое пытались совершить. И тот нюанс с перемазанным пододеяльником тоже. Беседа в каптерке затянулась надолго, поэтому он все узнал. Со мной говорить не стал, да и смысл?
Отмечу, что больше эта компашка земляков в мою сторону даже не смотрела. Правда, они еще пытались найти себе другую жертву, но кажется, безуспешно.
После обычного завтрака наш взвод отправился на специальные занятия.
Я планировал поскорее наверстать то, что пропустил, пока валялся с пневмонией в госпитале – чувствовал, очень пригодится. Теория сама по себе меня не завлекала, слишком все однообразно было. То, что считал нужным, записывал в специальную тетрадь, хранящуюся в секретном отделении. Их нам выдавали секретчики, специально на то уполномоченные. К концу обучения там набралось достаточно нужного материала.
А вот практика мне очень нравилась. Работать на специальной аппаратуре, одно название которой держалось в секрете, было очень интересно. Тут, кстати, очень многое зависело от преподавателя – если он тупо монотонно читал с методички, то грош-цена такому учителю. А вот если он насквозь изучил свой предмет, знал в нем каждую собаку и умел заинтересовать, приводя примеры – вот он залог успеха.
Нам повезло – попался именно такой. В течение декабря он не только разжевал нам весь материал и обучил работать на технике специальной связи, но и показал все нюансы, с которыми мы могли столкнуться. Подробно разъяснил проблемные моменты и как их решать. Теперь, со всей уверенностью я мог заявить, что готов к сдаче зачетов.
Их определили на пятнадцатое декабря. Обычные дисциплины мы сдавали прямо в процессе обучения. Всего зачетов было пять – общевоинские уставы, строевая подготовка, физическая и тактическая подготовки. Еще был отдельный зачет по сдаче норматива одевания общевойскового защитного комплекта и противогаза.
Со всем этим я справился на отлично. Строевую я еще с прошлой жизни не любил, но от нас и не ждали чего-то феноменального. Так что справился без проблем.
А вот спецкурс включал в себя сдачу зачетов по всем трем предметам, которые и решили бы мою дальнейшую судьбу.
Правда, слишком уж недобро смотрел на меня Кабанов…