Усадьбу волхва окружал забор из массивных, в длину руки толщиной, и заостренных вверху, словно копья, бревен. Казалось, что неведомый великан на своих плечах перенес могучие деревья из леса, обломал им ветви и воткнул их в землю, ограждая дом от незваных гостей. Во многих местах толстые бревна были обуглены, словно их пытались поджечь, кое-где виднелись вмятины от сильных ударов, нанесенных явно не рукой, а чем-то вроде средневекового тарана. Усадьба походила на крепость, которую хотели взять приступом враги, но она устояла против их яростного натиска.
Таким было первое впечатление Ирины, когда она подошла к Усадьбе волхва. И оно только усилилось, когда молодая женщина не нашла в ограде ни ворот, ни даже крошечной калитки, через которую можно было бы пройти. В плотно пригнанных и словно спаянных между собой бревнах не было ни единой щели, которая позволяла бы заглянуть внутрь. Сам частокол намного превышал человеческий рост, не говоря уже о том, что заостренные колья выглядели непреодолимой преградой. Это действительно была неприступная крепость, и, судя по всему, именно с такой целью ее и строили в давно минувшие века.
В том, что Усадьбу волхва воздвигли, по меньшей мере, в мрачную эпоху царствования Ивана Грозного, а быть может, и во времена монголо-татарского нашествия или еще раньше, когда после принятия христианства начались гонения на язычников, даже у Ирины, не очень хорошо знавшей историю Древней Руси, сомнений не возникло. Слишком мрачными и замшелыми выглядели бревна, из которых была сложена ограда, слишком явными были следы былых войн и междоусобиц, оставленные на ней. Но, несмотря на это, Усадьба волхва выглядела так, словно время было не властно над ней, и она могла простоять еще тысячи лет, не подверженная ни тлению, ни прочим бедам.
Но Ирина не была ценительницей истории. Неприступная ограда, преградившая ей путь к дому, вызвала у нее не восхищение своей музейной ценностью, а раздражение. Обойдя ее кругом дважды, молодая женщина разъярилась. Она так долго добиралась сюда – сначала на поезде, потом на автобусе, а затем пешком, устала, проголодалась и испытывала сильную жажду. Но вместо ожидаемого гостеприимства ее встретило нечто, чему противостоять она была не в силах. Благодаря красоте, обаянию и хитрым уловкам молодая женщина всегда добивалась своей цели, какой бы труднодостижимой та ни была. Но обычно ей противостояли люди. А на этот раз это была бездушная стена. И Ирина растерялась. Она попыталась постучать по бревнам, но только почувствовала боль в руке. Раздраженно нанесла удар ногой, но с тем же результатом. После этого Ирина начала прихрамывать, а рука отзывалась болью при малейшем прикосновении, однако все жертвы оказались напрасными. Если Усадьба волхва и была обитаема, то ее не услышали, даже когда она начала кричать:
– Эй, кто-нибудь! Отзовитесь! Есть кто живой?!
Единственное, что изменилось – откуда-то прилетела ворона и начала кружить над ней с противным карканьем. Ирина почти с ненавистью взглянула на назойливую птицу.
– Только тебя на мою голову и не хватало, – зло сказала она. – Собираешься выклевать мне глаза, летучая тварь? Только попробуй! С гусями я справилась, и тебе перья повыщипаю.
Она огляделась и увидела лежавший на земле камень. Подняла его и бросила в ворону. Камень не попал в цель, но птица, негодующе каркнув, улетела.
– То-то же! – торжествующе крикнула Ирина. – И не вздумай возвращаться со своими подружками. У меня камней на всех хватит.
Но радость победы быстро прошла, и уныние снова овладело молодой женщиной. Она присела на свой чемодан, поставив клетку с голубями у ног, и пригорюнилась, подперев голову руками. Мысли ее были невеселыми. Это был не густонаселенный людьми город, где она чувствовала себя уверенно, как рыба в воде. Вокруг, насколько она могла видеть, простирался лес, пугающий ее, исконную городскую жительницу. Лес казался дремучим и словно исподволь наблюдал за нею, размышляя над тем, как завлечь ее в свои дебри и погубить. Она могла просидеть здесь до ночи, и так никого и не дождаться. Не считая диких зверей, обитающих в лесу, для которых она была просто добычей, легкой и лакомой. Подумав об этом, Ирина содрогнулась. Едва ли она отобьется от того же медведя камнями, как от вороны. А если верить тому, что ей рассказали, местные медведи охотно дополняют свой обычный рацион человечинкой…
Она уже была готова, подхватив чемодан, бежать прочь от Усадьбы волхва обратно в Кулички, чтобы там, на досуге, подумать, как ей быть, когда в ограде внезапно показалась щель, а потом распахнулась невидимая прежде калитка, и из нее вышел человек. Это был высокий широкоплечий мужчина с густой копной светлых волос, ниспадавшей ниже плеч, одетый в простую домотканую рубаху и такие же штаны. Мужчина выглядел очень несовременно, будто открылся портал времени, и он появился из глубины прошлых веков, в том виде и наряде, который был принят в его эпоху. Поэтому Ирина его не узнала. Да и прошел уже год, когда они виделись в последний раз, и то мельком. Она с нескрываемым изумлением смотрела на мужчину, пока он приближался к ней.
Зато тот сразу признал ее.
– Ирина Владимировна! – воскликнул он. – Глазам не верю! Каким ветром вас сюда занесло?
– Попутным, – нашлась Ирина, все еще не признавая в этом по-мужски красивом человеке того сутуловатого и вечно унылого учителя истории, с которым она проработала год в одной школе после окончания института, пока он не уволился. Удивительная метаморфоза, произошедшая с ним, поразила ее настолько, что, может быть, впервые в жизни Ирина лишилась дара речи и своей обычной находчивости. Поэтому она не нашла ничего лучше, чем спросить, словно желая получить подтверждение: – Вы ли это, Олег Витальевич? – И невольно воскликнула: – Как вы изменились в таком случае!
– Я это, я, – рассмеялся мужчина. – Только отрастил волосы да сменил городской наряд на более удобный. И, как говорит моя жена, раздобрел на сельских харчах.
– Так вы женились? – с некоторым разочарованием, смешанным с удивлением, спросила Ирина. – А мы-то – я имею в виду ваших бывших коллег по школе, – всегда думали, что женщины вас мало интересуют.
– Так и было, пока я не встретил свою жену, – снова рассмеялся Олег. – Моя Марина просто чудо! Когда я вас с ней познакомлю, Ирина Владимировна, вы сами это поймете.
– Куда уж нам, бедным школьным учителкам, – не смогла удержаться, чтобы не съязвить, Ирина. Она не любила, когда в ее присутствии восторгались другими женщинами, и всегда жестко пресекала такие попытки. Но тут же она мысленно выругала себя. Роль, которую Ирина собиралась играть в Куличках, не предполагала стервозности и других женских недостатков, включая ревность. – Поздравляю вас, Олег Витальевич! Но, думаю, вашей жене повезло не меньше, чем вам.
Однако мужчина остался равнодушен к этому комплименту, словно не услышал его.
– Так все-таки, какими судьбами, Ирина Владимировна? – спросил он. – Вот уж кого не ожидал увидеть в этой глуши, так это вас.
Но Ирина была готова к этому вопросу.
– Помните директора нашей школы, Галину Павловну Волчок? – весело спросила она.
– Как забыть! – воскликнул с улыбкой Олег. – Кстати, она по-прежнему оспаривает педагогический авторитет Макаренко и восстает против его «варварских» методов воспитания?
– И даже с еще большим азартом, – рассмеялась Ирина. – У Галины Павловны слишком добрая натура, и она не может простить Макаренко его «завтраков в ужин», которыми он наказывал своих воспитанников. Но как по мне, так лучше это, чем ее многочасовые беседы «по душам», которыми она при каждом удобном случае потчует как учеников, так и учителей, считая их такими же детьми.
– Детьми, требующими неусыпного надзора и наставления на путь истинный, – с улыбкой подтвердил Олег. – Лично я после таких бесед частенько чувствовал себя боксером, получившим жестокую трепку на ринге. Но теперь, признаюсь, отношусь к этому иначе. – Он перестал улыбаться и серьезно произнес: – Думаю, это проявление ее материнского инстинкта. Из-за того, что своих детей у Галины Павловны нет, она и стала матерью для всех нас. А мать не только ласкает, но иногда и наказывает, при этом не переставая любить.
Однако Ирине уже наскучил этот разговор, который она сама же и начала. Она не желала оправдывать привычки старой директрисы, находя их отвратительными. У нее были личные счеты со «старухой». Галина Павловна нередко порицала ее за то, что молодую женщину часто подвозили к школе на разных автомобилях различные мужчины, деликатно называя это «излишней любвеобильностью». Ирина ни от кого из коллег не скрывала, что находится в активном поиске будущего мужа, который смог бы удовлетворить ее как физически, так и материально. Но в разговорах с Галиной Павловной она лукавила, оправдывая новые знакомства тем, что ищет того «единственного мужчину, с которым свяжет свою судьбу навсегда и уже никогда не расстанется с ним». Однако Ирину очень раздражало, что директриса, пусть даже из благих побуждений, вмешивается в ее жизнь. Она долго терпела нотации Галины Павловны, не смея возражать авторитарной старухе. Но при расставании, когда та уже подписала ее заявление на увольнение, высказала ей в глаза все, что думает о ней и ее методах воспитания. Ирина до сих пор с удовольствием вспоминала об этом. Галина Павловна была посрамлена. Это был триумф Ирины, тем более впечатляющий, что, по слухам, в тот же день эта рослая тучная женщина, обычно с высоты своего роста, положения и авторитета снисходительно взирающая на всех окружающих ее людей, слегла с инфарктом в больницу.