За дверью кабинета послышались странные звуки, будто там кто-то тихо всхлипывал и сморкался в платок. Иннокентий Павлович бросил подозрительный взгляд на дверь и даже привстал, и эти звуки сразу стихли. Зато раздались едва слышные торопливые удаляющиеся шаги. Иннокентий Павлович снова опустился на стул. Даже если это и была Эльвира, подслушивавшая их разговор с нотариусом, то все равно она узнала бы его содержание от Мстислава Ивановича, как только осталась бы с ним наедине, в этом Иннокентий Павлович не сомневался. Так что не стоило уличать старую деву перед ее работодателем в излишнем любопытстве и тем самым окончательно и бесповоротно портить с ней отношения. Это было бы не умно, а, как часто любил повторять сам Иннокентий Павлович, в жизни все должно быть разумно. Ведь любопытство сгубило даже праматерь всех людей, Еву, но когда ее обвинили в этом, то пострадала не только она, но и ее муж. Иннокентий Павлович не собирался идти по пути Адама, тем более в компании с Эльвирой.
– Не мы такие, жизнь такая, – задумчиво произнес Мстислав Иванович, ничего не услышавший и не заметивший. Он говорил с остановками, словно уставая от слов и набираясь сил в паузах. – Я нередко слышу это… Причем с каждым годом все чаще. Просто удивительно, насколько легко… И даже изощренно… Современные люди оправдывают свои слабости и прегрешения, даже самые ужасные. В мое время… Когда я был молод… Все было иначе.
– Я вижу, вы меня поняли, – удовлетворенно сказал Иннокентий Павлович. – Приятно говорить с человеком, который понимает тебя с полуслова.
– Не уверен, что это так, но то, что вы хотите, я, кажется, хорошо понял, – сказал нотариус. – Удовлетворите любопытство старика – у вас уже есть на примете та женщина, с которой вы готовы заключить брачный договор? Или это все, так сказать, только умозрительно?
– Есть, – кивнул Иннокентий Павлович. – Именно это и подвигло меня на такое решение. Она молода, красива и даже умна – настолько, насколько мне это необходимо в женщине. Я долго думал, взвешивал, анализировал – и решил связать с ней свою дальнейшую судьбу. Эта женщина устраивает меня во всех отношениях. Мне кажется, я ее даже люблю – разумеется, насколько это возможно в моем возрасте и с моим прошлым. Она словно подарила мне вторую молодость.
Он помолчал, словно давая собеседнику время обдумать свои слова, затем уже другим, скучным тоном продолжил:
– Однако, к сожалению, есть одно «но». Видите ли, уважаемый Мстислав Иванович, уже почти год мы живем вместе, в так называемом гражданском браке, но она все еще не забеременела. И это несмотря на то, что мы не предохраняемся последние шесть или семь месяцев. И данное обстоятельство не может не тревожить меня. – Тон его стал назидательным, словно он пытался убедить самого себя: – Любовь – это одно, а брак, целью которого является рождение наследника – совсем другое. В моем возрасте надо уже мыслить головой, а не другими органами. Вы согласны, Мстислав Иванович?
Губы старика едва заметно дрогнули, что должно было, вероятно, означать улыбку.
– Мне в моем возрасте ничего другого уже и не остается, – сказал он. – Так что я просто вынужден согласиться с вами, мой дорогой друг. Но все-таки… Любовь в браке – это немаловажно. – Нотариус помолчал, будто обдумывая какую-то мысль, а потом спросил: – Так вы серьезно опасаетесь, что ваша избранница не сможет подарить вам наследника?
– Более чем, – кратко ответил Иннокентий Павлович, всем своим видом давая понять, что ему неприятно обсуждать эту тему.
Но престарелый нотариус проявил настойчивость и задал ему новый вопрос:
– Вы уверены, выражаясь вашим поэтическим языком, что в прошлом вашей будущей жены есть… Или могут быть… Некие темные пятна… Способные превратиться в черную дыру?
– Нет, – неохотно ответил Иннокентий Павлович. – У меня нет абсолютной уверенности. Но есть подозрение. – Он наклонился к старику и заговорил так тихо, насколько это было возможно, чтобы его не смог услышать никто другой: – Когда мы с ней сошлись, она уже не была девственницей. Как она сама призналась, ее соблазнил на выпускном школьном вечере какой-то одноклассник после того, как она впервые в жизни выпила бокал шампанского и опьянела. Юный паршивец воспользовался этим…
Голос Иннокентия Павловича стал неприятно жестким.
– Когда я узнал об этом, то страшно разозлился. Хотел найти насильника и наказать. Даже предпринял некоторые шаги. Но, к сожалению, он погиб через несколько лет после того изнасилования в автокатастрофе… Ему повезло.
Иннокентий Павлович глубоко вздохнул, помолчал и через паузу, уже громче и без злобы, продолжил:
– Ну, да это дело прошлое. Когда мы познакомились, она встречалась с каким-то молокососом. Как уверяет, у них были чисто дружеские отношения. Разумеется, я потребовал, чтобы она прекратила эти свидания, какими бы платоническими они ни были. Она пообещала. Но кто знает, выполнила ли она свое обещание. И, главное, что было между ними в действительности. Я могу только верить ей на слово. Как вы понимаете, Мстислав Иванович, в данном случае презумпция невиновности не играет никакой роли.
– А не проще спросить об этом у нее самой? – произнес старик. – О ее темных пятнах?
– Я пытался расспрашивать, но она обижается и молчит. Или начинает плакать. А это еще хуже. Не выношу женских слез… Но почему вы спрашиваете?
– Видите ли, дело в том, что моя жена… В далеком прошлом… Тоже долгое время не могла забеременеть. Причем, в отличие от вас, я был абсолютно уверен… Как бы это выразиться… В чистоте ее жизни до встречи со мной. Просто не могла зачать – и все… Такое с женщинами случается, и не так уж редко. Причин множество… В нашем случае, как я думал, сказывалась значительная разница в возрасте. Я был старше ее почти на сорок лет… Ведь это веская причина, не так ли?
Иннокентий Павлович кивнул, соглашаясь, но глаза его поскучнели. Ему было не интересно слушать чужие истории, однако перебить старика он не решался из опасения, что тот обидится.
– Тогда еще не было так называемого экстракорпорального оплодотворения, к которому в наше время прибегают многие бездетные пары… – Старик вздохнул, помолчал, а потом неожиданно спросил: – Кстати, а вы не рассматриваете такой вариант?
– Процент удачного зачатия при искусственном оплодотворении не так уж велик, чтобы полагаться на современную медицину, – сухо ответил Иннокентий Павлович. – Это своего рода рулетка, а я не люблю азартных игр. Что может быть глупее, чем ставить на кон свое будущее?
Нотариус понимающе кивнул.
– А мы с женой часто ходили в церковь. Молились, каялись в грехах, причащались. Ставили свечи перед иконой святых великомучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Но ничто не помогало. Мы уже почти отчаялись, когда однажды кто-то из моих клиентов рассказал мне о волхве по имени Ратмир.
Иннокентий Павлович сделал нетерпеливое движение, собираясь прервать монотонный рассказ старика, который утомлял его. Но следующая фраза остановила его и заставила прислушаться внимательнее.
– Этот волхв Ратмир творил просто чудеса. К нему обращались бесплодные женщины, уже потерявшие всякую надежду. Он проводил свой языческий обряд, и те зачинали.
– С божьей помощью? – язвительно спросил Иннокентий Павлович.
– По воле языческого бога Велеса, – тоном, отвергающим всякие сомнения, ответил старик. – Вы не слышали о таком?
– Это что-то из древнерусской мифологии? – пренебрежительно произнес Иннокентий Павлович. – Предания, былины, сказки…
– И я тоже так подумал вначале, – сказал Мстислав Иванович, осуждающе взглянув на него. – Но моя жена отнеслась к этому иначе. Она нашла этого волхва. Прошла через языческий обряд, искупалась в Зачатьевском озере. Вернулась домой. А ровно через девять месяцев в нашем доме появился младенец. Моя жена родила долгожданную дочку. – Он помолчал, а потом произнес: – Можете считать это простым совпадением, воля ваша. Но мне так не кажется.
– Вы говорите, Зачатьевское озеро? – задумчиво произнес Иннокентий Павлович. Он умел расслышать самое главное в любой, даже бессвязной речи. Считал это врожденным даром интуиции, которая и помогла ему пробиться в жизни и заработать состояние. Поэтому всегда прислушивался к своему внутреннему голосу. А сейчас тот утверждал, что в рассказе старика есть нечто, над чем стоит подумать на досуге. – Символическое название.
– Вообще-то я говорил о языческом обряде, – уточнил Мстислав Иванович, не понявший, что вызвало такой интерес у его собеседника. – А омовение в озере было всего лишь его частью. Возможно, приобщение к языческому культу. Что-то вроде крещения в воде в православной религии. Не знаю, я не думал над этим до ваших слов…
– А я могу встретиться с этим волхвом? – перебив старика, спросил Иннокентий Павлович. В его глазах уже не было скуки.
Но Мстислав Иванович не заметил метаморфозы, произошедшей с его собеседником. Он уже сильно устал от этого разговора и хотел поскорее его закончить, чтобы остаться в одиночестве и подремать в своем мягком кресле.
– Увы, – сокрушенно покачал он головой. – Год назад волхв Ратмир умер.
– Тогда зачем вы мне все это рассказали? – разочарованно и даже с обидой спросил Иннокентий Павлович. – Раздразнили, как собаку костью…
– Но у него есть наследник, – сказал старик почти виноватым тоном. Он только сейчас понял, какой промах совершил, предавшись воспоминаниям. – Волхв Ратмир завещал все своему внуку. Быть может, не только свое состояние, но и свое ремесло?
– Состояние? – пренебрежительно спросил Иннокентий Павлович. Он все еще не мог простить старику рухнувших надежд. – Пару бубнов да страшную маску, вырезанную из дерева, при помощи которых языческие жрецы пытаются внушить мистический ужас своим зрителям?
– Ошибаетесь, мой дорогой, – укоризненно покачал головой нотариус. – По самым скромным подсчетам движимое и недвижимое имущество, принадлежащее волхву Ратмиру, в миру носящего имя Святослав Вячеславович Полоцкий, включая банковские вклады, акции и прочее, оценивается приблизительно в пятьсот миллионов рублей. Я точно знаю, потому что был знаком с его завещанием.
Иннокентий Павлович едва не присвистнул от изумления, но сдержался.
– Чудны дела твои, господи, – сказал он. – Вот это я понимаю – бизнес на деторождении!
– А что вы хотите? – сказал старик. – Я и сам по настоянию жены заплатил волхву довольно кругленькую сумму после того, как она забеременела. Это было, так сказать, добровольное пожертвование, акт благодарности. Впрочем, я не жалею о деньгах. Счастье, как известно, не купишь ни за какие миллионы. А наша дочь была для нас с женой неимоверным счастьем. – Он помолчал, погрузившись в воспоминания, а потом тихо произнес, словно разговаривая сам с собой: – И даже то, что жена вскоре ушла от меня, не омрачило моего счастья. Ведь у меня теперь была дочь. Иногда я с ужасом думаю, как бы я жил, если бы ее не было…
– И думаю, вы были не один такой, – невпопад произнес Иннокентий Павлович. Он не слушал старика, думая о своем. – Теперь мне все понятно… Так вы говорите, у волхва есть наследник? И где мне его найти?
Нотариус порылся в своих бумагах и извлек из груды архивных записей одну. Поднеся ее к самым глазам, прочитал:
– Несколько часов на поезде до станции Глухомань. Затем на автобусе до поселка Кулички. И еще два-три километра до дома, который местные жители называют Усадьбой волхва.
– И зовут его…? – нетерпеливо спросил Иннокентий Павлович.
– Олег Витальевич Засекин, – дрожащим голосом произнес старик. Усталость одолевала его. Казалось, что он сейчас заснет на середине фразы, и уже ничто не сможет пробудить его.
Видя это, Иннокентий Павлович поспешил откланяться. Впрочем, он уже узнал все, что хотел.
У самого порога комнаты его окликнул Мстислав Иванович.
– Так вы когда зайдете? – спросил старик.
– Зачем? – удивленно посмотрел на него Иннокентий Павлович.
– Ознакомиться с проектом вашего брачного договора.
– А, это…, – пренебрежительно отмахнулся мужчина. Было видно, что сейчас он думает о чем-то другом, и возвращение к прошлым мыслям только тяготит его. – Зайду как-нибудь на днях. Через неделю, может быть, через две.
Он поспешно вышел из кабинета и прошел мимо Эльвиры, даже не взглянув в ее сторону. И поэтому не заметил заплаканных глаз старой девы. Как и того, что в них не было вражды и былого презрения, зато светились сочувствие и понимание. На то у Эльвиры были причины. Кому, как не ей, было знать, что такое одиночество и желание иметь ребенка…
Эльвира была сентиментальна. Когда она, и в самом деле подслушивавшая, услышала признание мужчины, то невольно заплакала от жалости к нему и тем самым выдала себя. Вынужденная отойти от двери, чтобы ее не застигли врасплох, она все то время, пока Иннокентий Павлович находился в кабинете нотариуса, чувствовала себя счастливой. Женщина грезила наяву. В своих мечтах Эльвира представляла, как признается Иннокентию Павловичу в любви, тот предлагает ей руку и сердце, она рожает ему долгожданного ребенка…
Представляя все это, Эльвира снова не смогла сдержать слез, но уже от радости.
После того как мужчина ушел, Эльвира долго ждала, не прозвенит ли серебряный колокольчик, которым Мстислав Иванович обычно призывал ее в свой кабинет, но так и не дождалась. Когда, начав тревожиться, она тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь, то увидела, что старик спит в своем кресле, безмятежно посапывая, словно младенец. Эльвира с нежностью, будто любящая мать, посмотрела на него и осторожно затворила дверь. Затем она почти на цыпочках прошла к входной двери и закрыла ее на ключ, чтобы никто из случайных посетителей не смог потревожить сон Мстислава Ивановича. А сама встала у окна, охраняя покой старика, как преданная сторожевая собака.
За окном бурлила жизнь большого города, а в нотариальной конторе царили поистине патриархальный покой и тишина. Это как нельзя более соответствовало настроению Эльвиры. Ее душу, омытую слезами прощения, озаряла новая, пусть даже и безответная, любовь. С той же силой, что раньше ненавидела, она внезапно прониклась состраданием к Иннокентию Павловичу.
И в этом не было ничего удивительного для тех, кто хорошо знал эту женщину. Давно уже Эльвира жила не в реальном мире, а создавала собственный, сообразно своим привычкам, вкусам и фантазиям. И только в этом выдуманном мире старая дева была счастлива. Но большего ей, говоря по правде, и не надо было.