Путь до Трушина был неблизкий. Как только они выехали из города, Саше позвонила его мама. Он уже понял, что сейчас ему предстоит выслушать новый виток жалоб. Но услышанное повергло его в оторопь.
– Я развожусь с твоим отцом! – заявила ему мама прямо с места в карьер.
– Почему? Он снова что-то перепутал?
– Я велела ему купить капусты и соли, а он приволок что? Угадай!
– Мороженое?
– Почему мороженое? – удивилась мама. – Нет, не настолько еще с ним все так плохо. Он принес мне уже квашеную капусту. Зачем, говорит, дорогая, тебе ручки пачкать и самой капусту солить? Я тебе уже готовую купил. И ведерко сует.
– Ну, это же и впрямь неплохо. Он о тебе позаботился. А сливки он купил?
– Купил, – буркнула мама. – Порционные. Знаешь, такие крохотные таблетки, которые люди берут с собой в путешествие.
– Но это лучше, чем совсем ничего.
– Я все равно прогнала его. Он убежал в гараж и сказал, что до Нового года оттуда не вернется. Так что ужин я готовить не буду. Хотела пирожков с капустой налепить для вас с папой, но раз вы такие бездари, то я пойду к тете Нине, будем с ней пить кофе с порционными сливками и заедать их тортом.
Порадовавшись, что родителям удалось решить проблему покупок, Саша вновь сосредоточился на дороге. Но она была ровной, гладкой и, что удивительно, хорошо почищенной. Так что у новых друзей нашлось время, чтобы о многом переговорить.
– Все-таки Татьяна не очень хорошо поступает со своим Рустамом. Фактически она его использует. Как думаешь, может, стоит открыть ему глаза?
– Смотри, как бы Татьяна тебе самому их тогда не закрыла.
– Да, она может.
– А как тебя угораздило на ней жениться? Ты меня прости, но она далеко не красавица. Да и возраст… Мне показалось или она постарше тебя?
– На двенадцать лет.
– И что же заставило тебя просить ее руки и сердца?
Степан вздохнул.
– Это мое проклятие. Над всеми мужчинами в нашем роду оно довлеет. В трезвом состоянии рассудительней нас не найдешь, но стоит нам выпить, как все, жди от нас глупостей. И всегда это бывает связано с женским полом. Мой дед трижды уходил от бабки к ее сестрам. Первый раз умудрился сбежать прямо на своей собственной свадьбе. Но тогда дело замяли, потому что вроде как свадьба еще не кончилась и дед еще считался вроде как частично холостым. Второй раз он отчебучил такое уже на похоронах у тестя. Но тогда это даже никто не заметил, все сестры в таком горе пребывали по случаю смерти отца, что измена вроде как под видом утешения прошла. А вот третий раз бабка его здорово поколотила, потому что с ее сестрой он умотал на отдых в Сочи, хотя изначально в санаторий поехать должна была бабка. Думаю, что бабка переживала больше за уплывший от нее отпуск, чем за самого деда. Тем не менее досталось именно ему.
– А что за история с дядей, которому ты остался должен за бензин?
– А… Не обращай внимания! Татьяна сама не знает, что мелет. Я все деньги ее дяде давно вернул до копеечки. Если он ей об этом не сказал, то я не виноват.
– Значит, с дядей у вас никаких разногласий не возникло?
– Ни малейших.
Саша спрашивал неспроста. Мысль о том, что Аню увезли в Трушино неспроста и что за этим стоит кто-то из семьи Татьяны, по-прежнему не давала ему покоя. А иногда у людей бывает очень специфическое понятие о справедливости. Скажем, задолжал Степан этому дяде несколько тысяч, а тот в отместку у него невесту увез. Ну и что с того, что, с одной стороны, небольшие деньги, а с другой – человеческая жизнь. Деньги-то его кровные, а невеста чужая. По его мнению, чаша весов находится в полнейшем равновесии. А если и кренится, то в его пользу. Это же деньги, их еще добыть надо суметь. А девка что… девок вокруг много.
– И тем не менее куда вы с ним ездили? Что за экспедиция такая?
– Если тебе интересно, изволь, расскажу.
Саша подтвердил, что интересно. Тем более что ехать им предстояло не меньше полутора часов. Было время, чтобы и послушать, и высказать свое отношение.
– У меня есть увлечение, я нумизмат. Коллекционирую старинные монеты.
– Я помню. Ты предлагал ими со мной расплатиться.
– Честно говоря, – покраснел Степан, – я погорячился.
– Монет жалко?
– Да ты что! Да я ради Анечки на любую жертву готов пойти. Вот только коллекция моя почти ничего не стоит. Для меня-то она драгоценна, а вот для покупателя так барахло и средний сорт.
– Ты мне ничего не должен. Выброси эти мысли из головы. И рассказывай дальше.
– Так вот, долгое время я занимался копом просто на свой страх и риск. А потом подумал, почему бы не облечь это все в научное русло и ездить копать уже с официальным разрешением и за счет бюджета. Разумеется, надо было придумать соус, под которым я мог бы подать заявку на получение гранта и чтобы она была одобрена. Ну, работа с молодежью у нас нынче в приоритете, и это замечательно. Я и написал, что хочу вывести группу своих учеников на летнюю практику с целью более детального ознакомления с бытом древних племен, проживающих на территории нашей области. Всякие там свои прежние дипломы и награды указал, название ученых статей, а они у меня к этому времени уже были, тоже прибавил. И неожиданно получил деньги. Небольшие, но на выезд с ребятней нам хватило. Даже кое-что из оборудования удалось купить. У меня был один детектор, а нужно было хотя бы два-три. Палаток тоже на всех не хватало, но тут мы решили вопрос проще. Жена посоветовала поехать в Трушино, мол, там много пустых домов, в которых все равно никто не живет, хозяев нет, они не станут возражать, если кто-нибудь остановится в их доме, приведет там все в порядок и вообще похозяйничает. Родители тоже не возражали. Им это не стоило ни копейки. А дети при деле, увлечены чем-то кроме своих гаджетов. Какая-то польза от их пребывания на свежем воздухе опять же будет.
– Получилось что-то приблизительно похожее на археологические раскопки?
– Ну, очень приблизительно. На самом деле, древние захоронения или руины меня лично интересовали только с точки зрения находящихся в них кладов. Но говорить я об этом никому не стал. Решил, если что-то найдем, тогда и будем решать. А если нет, то и так неплохо проведем время.
– И что? Нашли?
– Ты будешь удивлен, но нашли.
– И что это было? Клад?
– Нашли мы с ребятами на чужом участке кожаный кошелек с медной мелочью. Ничего особенного, монеты конца девятнадцатого и начала двадцатого веков. Но сохранность их была хорошей. В нашем деле ведь как бывает: идет из земли устойчивый сигнал цветного металла, начинаешь копать, находишь медный кругляк. Да, монета, то есть когда-то была монетой. Ты даже примерно понимаешь, какого она была достоинства. Но на этом и все. Она уже находится в таком состоянии, что там ни орла, ни решки не разглядеть, все давно окислилось и разложилось. Ну, нужна такая монета кому-нибудь?
– Сильно сомневаюсь.
– То-то и оно, что нет. А вот в этом случае кошель был сделан из очень прочной и толстой кожи, к тому же хорошо выделанной, она даже спустя столько лет сохранилась сравнительно целой. И монеты тем самым от порчи уберегла. Они выглядели так, словно их закопали несколько дней назад.
– И где же этот найденный вами клад? Сдали его в музей?
– В том-то и дело, что произошла неприятная история. До сих пор вспоминать противно. Стоило нам полюбоваться своей находкой, как среди местных пошел разговор, что земля эта принадлежит какой-то там бабке Сусанне, а стало быть, и клад тоже по справедливости должен отойти ей.
– Так вы прямо на чьем-то участке копали?
– Ну, там же деревня. Дома-то еле стоят, а заборы вообще все порушились. Мы и не понимали, где и чей участок. Думали, просто земля, ничья. А оказалось, что она принадлежала той бабке.
– И что?
– И понеслось! По деревням слухи разносятся быстро. Находку мы сделали во второй половине дня, не успело стемнеть, как вижу, идет к нашему лагерю какая-то бабка. А рядом с ней мужик. Оказалось, что ее сын Костя. И требует от нас эта парочка, чтобы мы вернули им клад, который нашли на их участке.
– Вернули?
– В том-то и дело, что уже хотели отдать, очень уж настойчиво они у нас его требовали, да и Костя этот – здоровенный жлоб, ни я, ни тем более ребята против него бы не выдержали и минуты. Но тут приезжает участковый. Оказывается, Сусанну эту в деревне не любили, а потому кто-то из односельчан, чтобы старуха случайно не разбогатела с тех монет, звякнул участковому. И сообщил ему, что нынче днем в Трушине найден клад неслыханной исторической и культурной ценности, место которому в музее, чтобы все, включая детишек, могли бы на него через витрину любоваться, а жадная Сусанна хочет его себе одной заграбастать.
История эта увлекала Сашу все сильней. В ней чувствовалась интрига и настоящая драма жизни.
– Значит, участковый эти монеты забрал?
– Погоди ты, там интересней получилось. Пошли мы с ребятами в дом, где кошель лежал, смотрим, а его и нет на месте!
– Украли!
– Да, представляешь! Пока мы ушами хлопали и всем вокруг про нашу находку рассказывали, кто-то из односельчан Сусанны изловчился и монеты у нас стянул.
– И вам поверили, что монеты у вас украли? Не сказали, что вы их сами припрятали?
– Нас же много было. И мы все торжественно поклялись, что когда пришла бабка Сусанна, то мы все вышли ее встречать, и монеты в этот момент были еще в доме, а когда мы за ними пришли, чтобы выдать их участковому под опись, то их на столе уже не оказалось. Кто-то посторонний ловко прошмыгнул в дом. И пока мы пререкались сначала с бабкой и ее сыном, а потом и с участковым, монетки все стибрил!
– Было следствие?
– Какое-то расследование велось. Но я уже тогда понимал, что ничего путного участковый найти не сумеет.
– Но если это был ценный клад, почему делом занимался участковый? Должны были следователя из города прислать.
– Может, и прислали, но мы уж уехали. Находка в последний день нашей экспедиции была сделана, задерживаться мы не могли, у меня же несовершеннолетние, родители начали бы волноваться, поэтому мы уехали. И осталась у меня на память об этом событии одна-единственная монетка, которую я поднял первой. Сам не знаю, с какой целью, но я положил ее себе в карман, да так про нее и забыл. И каюсь, когда вспомнил, то не отдал ни Сусанне, ни участковому. Почему? Во-первых, это вызвало бы волну новых вопросов и подозрений, а во‐вторых, Сусанна этот участок купила всего несколько лет назад. И монеты эти, как она утверждала, никак не могли закопать ее предки. Она имела на них ровно столько же прав, сколько и мы. Поэтому медную копейку я оставил себе. И не жалею! Имею право!
Он так разгорячился из-за присвоения себе жалкой копейки, что Саше даже стало смешно.
– Ну, взял и взял, – пожал он плечами. – Что тут оправдываться?
Но Степан не мог так легко относиться к своему поступку. И долго еще объяснял, что должен был поступить иначе, но не смог, потому что слаб человек и он не исключение.
– Погоди! – перебил его Саша, которому только что пришла в голову одна интересная мысль. – Но ты же в Трушине с детьми прожил довольно долго? Ну, вы же не один день монеты копали?
– Две недели мы там провели.
– Наверное, со всеми жителями деревни познакомился?
– Там их, жителей-то! Познакомился, конечно.
– И как же получилось, что ни Федора, ни его жены, ни их болезненного Петеньки ты не помнишь?
Степан уставился на Сашу, в глазах его плескалось изумление.
– А ведь и правда, – выдохнул он. – Как?
– Может, запамятовал их?
– Да нет, я всех помню. Тем более что у Федора, ты говоришь, собачий питомник. Кавказских овчарок разводят. Уж таких жителей я бы точно не прошляпил.
– Не было их?
– Не было.
Если бы этот разговор зашел у них раньше, когда они еще были в городе, то никуда бы Саша не поехал прежде, чем не переговорил бы еще раз со старичком с красным лифчиком. Что-то в его показаниях не складывалось. Либо старичок приукрасил, и Федор жил в Трушине гораздо меньше года, поэтому и Степан его семью там не застал. Либо старичок конкретно соврал насчет того, откуда пожаловал Федор со своей семьей. И тогда в самой деревне Трушино этих людей могло и не оказаться вовсе. Приедут Степан с Сашей, где Федор? А нет такого!
– Не нравится мне это. Что-то тут не так.
– Но не поворачивать же назад, – жалобно произнес Степан. – Больше половины пути проехали.
В том-то было и дело. Поворачивать назад, когда вперед осталось проехать меньше, чем возвращаться назад, было уже просто глупо. И друзьям осталось положиться на милость судьбы и двигаться дальше.
Когда они приехали в Трушино, солнце уже садилось, но было еще сравнительно светло. Снежная пелена, спустившаяся с начала зимы с неба, милосердно скрыла все огрехи сельской местности, прикрыла собой грязь и скопившийся местами мусор, придав даже старым сараям вид живописный и пасторальный.
Саша первым вылез из машины, потянулся после долгой дороги и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. Красота! Стало как-то совсем не жаль потраченного в пути времени. Вокруг была тишина, звенящая на морозном воздухе, цивилизация осталась далеко, а вокруг была первозданная тишь, гладь да божья благодать.
А вот Степан был недоволен, он тоже выбрался из машины и озабоченно заявил:
– Собачьего лая не слышно.
– И что? – спросил у него Саша, с умилением наблюдающий за тем, как его Барон радуется концу их поездки и носится по снежным сугробам, ныряя в них с головой, а потом выныривая.
Из-под лап собаки при каждом движении поднимались маленькие снежные фонтанчики. Снега тут намело порядочно, совсем не то что в городе.
– Если бы тут был питомник, – угрюмо произнес Степан, – то собаки бы нас уже учуяли и подняли бы тревогу.
– Да, точно.
– Похоже, что нас обманули.
– Раз уж мы на месте, пройдемся поспрашиваем про Федора и его семью. Неспроста же старичок упоминал про это Трушино.
Они загнали Барона обратно в машину и проехались по деревне. Искать пришлось долго, жилой дом тут был всего один. Именно над ним из печной трубы поднимался дым. И следы были совсем свежие. Дорожки к остальным домам были заметены после недавнего снегопада. Именно к нему, как к последней своей надежде, и устремились друзья.
Дверь им не открыли.
– Чего надо?
– Мы ищем Федора.
– Какого еще Федора?
– Он держит собачий питомник. Овчарок разводит.
– Проваливайте. Нету тут никакого Федора.
– А вы не знаете…
– Проваливайте, я вам сказал! Если что, у меня тут ружье. На счет три – стреляю! Один, два…
До сих пор разговор вел Саша, а тут и Степан подал голос:
– Погоди, дядя Витя, – произнес он. – Не стреляй, свои это.
– Какие это еще свои? Не знаю я таких своих! Свои у меня все дома!
– А мы из города приехали. Помнишь, как мы с тобой за щукой на Волхов рыбачить ходили? У меня от твоей остроги до сих пор шрам на ноге.
Дверь тут же распахнулась. И Саша со Степаном увидели неказистого мужичка, рядом с которым молчаливой глыбой замер огромный пес. Сердце у Саши радостно дрогнуло. Собака была грязной, лохматой и очень запущенной, но это была кавказская овчарка. А значит, это был след.
– Степан! – радостно воскликнул хозяин пса. – А я думаю, кому я там острогой ногу попортил. Вроде, кроме рыбы, от меня ущербу никому не случалось. И вдруг вспомнил, был один раз такой грех! Ты же, недотепа, под руку мне подвернулся.
– Дядя Витя, пустишь в дом-то? А то мы с дороги, замерзли, устали. Только собаку прибери, а то очень пес у тебя грозный.
– Заходите, конечно, – засуетился хозяин. – А Казбека моего вы не бойтесь. Он у меня смирный! Сам всего боится.