Пролог Переправа
Бехрам, Турция, 2 сентября 2015
С берега нам был виден остров Лесбос – и Европа. Море простиралось передо мной, насколько хватало взгляда. Морская гладь была спокойной, лишь изредка появлялись маленькие белые барашки, танцующие на небольших волнах. Остров поднимался над водой, похожий на булку хлеба из камня, и казалось, что он совсем недалеко. Серые шлюпки были совсем маленькими; перегруженные десятками жизней – столько, сколько в них смогли запихнуть перевозчики-контрабандисты, – они почти черпали бортом воду.
Я впервые увидела море. Многое для меня было впервые – первый полет на самолете, первая поездка на поезде, я впервые рассталась с родителями и ночевала в отеле, а теперь еще и в первый раз мне надо было плыть на лодке! В Алеппо я практически не покидала нашу квартиру на пятом этаже.
От тех, для кого морской участок пути был уже позади, мы слышали, что ясным летним днем, таким как этот, шлюпке с мотором потребуется чуть больше часа, чтобы пересечь пролив. Это один из самых коротких путей из Турции в Грецию – всего восемь миль. Проблема в том, что моторы на лодках были старые и дешевые, им попросту не хватало мощности, чтобы тащить по пятьдесят – шестьдесят человек, и в результате на переправу уходило по три-четыре часа. Иногда в дождливые дни, когда волны поднимались на десять футов в высоту и качало будь здоров как, маленьким суденышкам не удавалось доплыть до берега, а те, кто в них находился, со всеми своими мечтами, с верой в лучшую жизнь, оказывались на дне моря.
Пляж, с которого нам предстояло отправиться в путь, был не песчаным, как я его себе представляла, а галечным, что сильно затрудняло мое передвижение на кресле-каталке. Чуть поодаль валялась разорванная коробка с надписью: «Надувная резиновая шлюпка. Сделано в Китае. Максимальная грузоподъемность 15 человек». По всей линии прибоя были разбросаны чьи-то вещи, будто здесь жили бездомные. Среди камней лежали зубные щетки, памперсы, упаковки печенья, брошенные рюкзаки и одежда. Вещи приходилось оставлять на берегу, потому что в лодках совершенно не было места для багажа, и нас заставляли брать только самое необходимое. Рядом со мной лежала пара туфель на высоком каблуке с пушистыми черными помпончиками – кто мог такое взять с собой в это путешествие? Здесь же валялись крохотные детские розовые сандалии с пластиковыми розочками. Неподалеку я увидела мужские светоотражающие кроссовки и большого плюшевого медведя без одного глаза. Кому-то точно было очень жалко оставлять его. Брошенные вещи превратили это место в свалку, навевающую тоску.
После того как нас довезли до горной дороги на мини-вене, мы провели в оливковой роще всю ночь. Оттуда нам пришлось спускаться пешком около мили по склону в сторону берега. Звучит довольно просто, но все сильно усложняется, когда ты спускаешься по каменистому склону на инвалидной коляске, когда солнце печет так, что пот заливает глаза, и помочь тебе может только твоя сестра. Вниз зигзагами шла нормальная дорога, спускаться по ней было бы гораздо легче, но мы не могли ею воспользоваться. Нам ни в коем случае нельзя было попадаться на глаза турецкой полиции, которая могла нас задержать на неопределенный срок или даже отправить обратно.
Со мной были две из моих четырех старших сестер. Нахда шла с нами, за собой она вела трех маленьких дочерей и держала на руках еще одну малышку. Вторая сестра, Насрин, – самая близкая мне из сестер, она всегда приглядывает за мной и помогает во всем. Насрин мне кажется невероятно красивой – ее имя означает «белая роза», такие розы растут на склонах курдистанских холмов. Еще с нами были мои двоюродные братья и сестры, чьих родителей, моих дядю и тетю, застрелили снайперы из ИГИЛ в июне, когда они шли на похороны в Кобане. Это был один из тех дней, о которых я больше не хочу вспоминать.
Спуск был тяжелым. Насрин тянула меня за собой, и я была развернута спиной вперед, мне лишь изредка удавалось взглянуть на блестяще-голубую гладь моря. Голубой – мой любимый цвет, ведь это цвет нашей планеты, созданной Богом. На пути вниз народ становился все более раздражительным. Моя коляска была мне слишком велика, и мне приходилось до боли в руках хвататься за поручни, чтобы не вывалиться, и еще терпеть удары снизу, когда под колеса попадали камни, но я молчала, сцепив зубы.
Перед отъездом я собрала немного информации о местах, в которых мы теперь оказались, чтобы рассказать о них сестрам. Тут было чем восхититься. На вершине холма неподалеку находился древний город Ассос, в этом городе есть разрушенный храм Афины, недалеко от этого храма давным-давно жил Аристотель. Он основал там школу философии и построил ее с видом на море, потому что хотел оспорить теорию своего учителя Платона, который утверждал, что приливы и отливы случаются из-за изменений в речных потоках. Позже, когда город атаковали персы, ученики школы пустились в бега, и Аристотель оказался в Македонии, где стал учителем Александра Великого. Святой апостол Павел тоже побывал здесь на своем пути из Сирии в Лесбос.
Как всегда, моих сестер не особо интересовали эти вещи. Заметив их невнимание, я перестала рассказывать и вместо этого стала наблюдать, как чайки резвятся в потоках воздуха, выписывая круги высоко-высоко в небе. Они ни разу не потеряли скорости. Как бы мне хотелось уметь летать! Даже у космонавтов нет такой свободы, как у птиц.
Насрин постоянно поглядывала на смартфон Samsung, который купил нам в дорогу наш брат Мустафа, чтобы мы в точности могли следовать указанным координатам. И все равно, когда мы наконец добрались до берега, оказалось, что мы пришли не туда. У каждого перевозчика есть свой «отличительный знак», о котором оповещают заранее. Разноцветные полоски ткани на наших запястьях говорили, что мы пришли не на тот участок пляжа.
Нужный нам участок был совсем недалеко, но, когда мы уже почти подошли к нему, перед нами выросла неприступная скала. Конечно, можно было обогнуть ее вплавь, но мы сделать этого не могли. В итоге нам пришлось снова взбираться на каменистый склон, а потом спускаться с него, чтобы добраться до нужной точки на берегу. И подъем, и спуск были жуткими – если бы кто-то поскользнулся и сорвался вниз, спасать было бы бесполезно. Везде торчали острые камни, и людям пришлось переносить мою коляску на руках. Мои братья и сестры подшучивали надо мной: «Ты прямо как настоящая королева, королева Наджин!»
Когда мы добрались до нужного нам пляжа, солнце уже начало заходить, щедро разливая по небу розовые и лиловые краски, будто одна из моих маленьких племяшек изрисовала весь небосвод. С холмов доносились позвякивания пастушьих колокольчиков.
Ту ночь мы снова провели в оливковой роще. Стоило солнцу зайти за горизонт, как температура резко упала. Лежать на каменистой земле было неудобно, даже несмотря на то, что Насрин расстелила всю одежду из наших сумок. Я никогда так много времени не проводила на улице и, выбившись из сил, проспала почти всю ночь. Нам нельзя было развести огонь, ведь он мог привлечь внимание полиции. Кто-то пытался устроиться на остатках коробок из-под шлюпок. Все это напоминало один из тех фильмов, где группа друзей отправляется в поход и с ними случается что-то ужасное.
Наш завтрак состоял из кубиков сахара и «Нутеллы». Да, звучит здорово, но на самом деле если это все, что у тебя есть, то восторгов поубавится. Перевозчик обещал, что мы сможем отплыть рано утром, и к рассвету мы все уже сидели на пляже в полной готовности, надев спасательные жилеты. Мы даже запрятали свои телефоны в надувные шарики, чтобы защитить их от брызг, как нам показали в Измире.
Неподалеку от нас перевозчиков ждали еще несколько групп. Мы заплатили своему по 1500 долларов вместо обычных 1000, попросив, чтобы на нашей шлюпке никого, кроме нас, не было, но оказалось, что все-таки будут еще люди. На одну нашу лодку набралось 38 человек – двадцать семь взрослых и одиннадцать детей. Сидя здесь, мы уже ничего не могли поделать – назад пути нет. Кто-то даже сказал, что перевозчики иногда запугивают ножами и электрошокерами тех, кто в последний момент пытался передумать.
На небе не было ни облачка, и чуть дальше линии прибоя можно было увидеть, что на самом деле море не одинакового синего цвета, как на картинках и в моем воображении. Оно было лазурным у берега, по мере отдаления от него становилось темно-синим, переходило в серый, а у заветного острова приобретало цвет индиго. Я видела море только в документальных фильмах National Geographic, и теперь мне казалось, будто я сама в одном из этих фильмов. Меня переполняло радостное волнение, и я никак не могла понять, почему все вокруг так нервничают. Для меня это было величайшим приключением!
Дети бегали по пляжу и собирали разноцветные камушки. Маленький афганский мальчик подбежал ко мне и вручил камень, напоминающий лебедя, – он был плоский и серый, с белой прожилкой посередине, и гладкий, идеально отполированный морем. На ощупь он был прохладный. Мне не всегда легко удается держать что-то в моих неуклюжих пальцах, но такой подарок я бы ни за что не выпустила.
Среди нас были люди из Сирии, Ирака, Марокко и Афганистана. Многие переговаривались на языках, которые я совершенно не понимала. Взрослые вполголоса обменивались своими историями, но большинство сидели молча. О чем разговаривать? Для тех, кто собрался на берегу, наступил тяжелый момент – целыми семьями люди были вынуждены отправиться в это опасное путешествие, бросив все, что они нажили у себя на родине.
Утром первые лодки отправились в путь. Две плыли более-менее прямо, а две другие – зигзагами. На лодках не было мотористов – перевозчики разрешали одному из пассажиров плыть за полцены или вообще бесплатно, если он соглашался управлять мотором. В нашей семье ни у кого не было опыта вождения лодки. Рулевым был назначен мой дядя Ахмед. Думаю, что он никогда не пробовал управлять лодкой, он и на море-то никогда не был, а последние несколько лет держал магазинчик мобильных телефонов. Но он убедил нас, что справится. «Это то же самое, что ехать на мотоцикле», – сказал он.
Мы слышали, что некоторые беженцы врубают мотор на полную мощность, чтобы как можно быстрее доплыть до острова, и в результате мотор ломается. Иногда двигателям не хватает топлива. Если случается что-то подобное, турецкая береговая полиция отбуксовывает лодки обратно на берег. В кафе «Синдбад» в Измире мы видели семью, которая пыталась пересечь пролив шесть раз подряд. У нас не было денег на столько попыток.
Около девяти утра дядя Ахмед позвонил перевозчику, который сказал, что нам придется ждать, пока береговая полиция не уйдет с горизонта. «Мы доверились не тому человеку», – вздохнула Насрин. Я переживала, что нас могли обмануть. Мы не ожидали просидеть на берегу так много времени, и скоро все проголодались, но больше всего хотелось пить. В этом даже есть какая-то ирония: море воды рядом, а люди мучились от жажды. Но море – соленое. Мои братья пошли искать воду, но вернулись с пустыми руками.
Тем временем день становился все жарче. Контрабандист-перевозчик наконец появился. Он привез шлюпки для нас и еще нескольких групп, но запретил нам выходить в море, пока у береговой полиции не начнется пересменок. Марокканцы разделись до пояса и начали петь. Во второй половине дня поднялись волны, они все громче разбивались о камни на пляже. Никто не хотел плыть ночью, так как все здесь слышали истории о пиратах на гидроциклах, которые под покровом ночи крали у людей ценные вещи и снимали с лодок моторы.
Наконец, около пяти часов вечера, у береговых патрулей началась пересменка, что дало нам возможность отправиться в путь. Я вновь взглянула на море. На водную гладь спускался туман, крики чаек больше не казались веселыми и задорными. На остров легла угрюмая тень. Некоторые называют эту переправу «Рихлат аль-Мут», или «Дорога смерти». Эта дорога либо приведет нас в Европу, либо проглотит нас. Впервые в этом путешествии мне было по-настоящему страшно.
Дома я часто смотрела «Игры разума» по National Geographic. В одной из передач рассказывали, как мозг может контролировать чувство страха и панику, если следовать определенным приемам. С тех пор я начала практиковать глубокие вдохи и как можно чаще повторять себе, что я сильная, что я со всем справлюсь.