Магазин находился в Москве, рядом с метро «Трубная», но не в людном месте, а в одном из закоулков, куда было прилично по времени идти пешком. Добираться до него Дмитрию пришлось около полутора часов.
Придя на место, он увидел перед собой современную подсвеченную вывеску на старом, пропахшем гниющим деревом доме. На ней было написано название магазина. Директором его был Максим Владимирович Бувин, которому магазин достался от рано умершего отца. И он бы уже закрыл его, если бы его самого не одолевали ностальгические чувства каждый раз, когда он ступал внутрь стареньких помещений, а также если бы не подушка безопасности в виде приличного стороннего заработка, позволявшего ему не только держаться на плаву, но и содержать магазин. Но знакомство Дмитрия с директором произошло не в первый день, так как уже согласованное по телефону ранее собеседование проводил один из постоянных работников.
– Привет. Грэг, – представился он, встречая Дмитрия.
***
Завершив допрос матери обвиняемого, следователь несколько десятков минут разбирался в документации, после чего вызвал к себе помощника Добина. Владислав со стуком зашел в кабинет и предстал перед следователем.
– Андрей Климович, вы что-то хотели? – спросил он.
– Ты пытался дозвониться до этого парня – Григория Мушкина?
– Да. Только вот он не отвечает на звонки.
– Не отвечает?
– Не отвечает, Андрей Климович. Я и вчера пытался, и сегодня с утра.
Завьялов раздраженно цокнул языком. Поговорить с возможным свидетелем все же было нужно. Мушкин – старый знакомый Троицкого – мог обладать информацией, которая им поможет.
– Ну, связаться с ним все же надо, – сказал он.
– Направить к нему машину?
«Нет уж, дружок. Я тебя заставлю попотеть», – подумал Завьялов.
– Не-а. Направляйся-ка ты к нему сам.
– Я? – изумленно спросил Владислав.
– Да. В чем проблема?
– Ни в чем, Андрей Климович. Просто…
– Ну, раз проблем нет, тогда в путь.
Завьялов сухо ему улыбнулся. Добин, не говоря ни слова, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, после чего закусил губу. Он был крайне недоволен тем, что ему придется ехать на окраины Москвы, чтобы поговорить о деле человека, уже сознавшегося в убийстве, но с начальством спорить не стал. Он и понимал, что это нужно в их работе, но почему следователь просто не приказал отправить за Мушкиным машину? Ответ у Добина был один – начальник просто решил его помотать. И решение этой загадки точно не улучшило Добину его настроение, так что он в самом плохом расположении духа накинул на себя фуражку и отправился к машине.
Через час он звонил в дверь квартиры, находившейся в многоэтажной панельке, что была в одном из недавно присоединенных к Москве серых урбанистических спальных районов. Достаточно долго ответа не было, и он позвонил повторно, нетерпеливо постукивая тяжелым ботинком о пол.
Мушкин спал в тот момент, когда к нему явились. От звонка он проснулся и первым делом пошел посмотреть в глазок, где увидел одетого в полицейскую форму Добина, и тут же нервно сглотнул. Он совершенно точно не ожидал увидеть сотрудника органов у себя в выходной день. Быстро прибежав в спальню, он достал из-под подушки пакетик с измельченной травкой, смешанной с табаком, которую еще вчера вечером использовал по прямому назначению. Он осмотрел комнату, раздумывая, куда ему ее спрятать, и остановил взгляд на большом баре, стоявшем в углу. Он просунул пакетик через горлышко непрозрачной бутылки от виски и положил ее на место, после чего прибежал на кухню, открыл шкафчик под раковиной и стал осматривать мусорное ведро. Он не выносил мусор уже несколько дней, и поэтому в ведре лежали использованные им пару дней назад шприцы. Накидав сверху них мусора, чтобы их точно не было видно, он завязал пакет. Он сразу же подумал о том, как удачно в прошлый раз израсходовал все то, для чего эти шприцы были нужны – одной проблемой меньше.
Затем Мушкин снова приблизился к двери. При взгляде на угрюмого полицейского в его голове тут же стали проноситься видения о том, что с ним будет, если его поймают. Первое, что его могло ждать – это предложение замять дело с помощью денег. Денег у него не было, по крайней мере столько, сколько они могли бы потребовать. Тогда они бы взяли его под стражу и допрашивали о том, где, что и как он доставал. И ему бы пришлось об этом рассказать, если у него, конечно, не появилось бы желания посидеть в тюрьме на пяток лет больше. А об этом рассказе вне сомнений узнали бы и те люди, которые и являлись его поставщиками. Он уже давно не водился с обычными уличными барыгами, теперь через нужных людей он связывался с настоящими акулами наркобизнеса, а такие ребята могут сделать очень многое с обычным парнем без влияния и связей. Мушкин повторно сглотнул и еще раз оббежал всю комнату, проверяя, не пропустил ли он чего-нибудь.
Добин совсем устал ждать. В нем все копилось раздражение. Он прекратил использовать звонок и стал просто стучать в дверь. После пары ударов послышался скрежет замка, и дверь открылась.
На пороге перед Добиным появился худощавый, но с небольшим жиром в области живота, высокий мужчина с заросшим щетиной, слегка желтоватым лицом, которое тот отчаянно пытался сделать дружелюбным, но прищуренные выцветшие голубые глаза выдавали в его взгляде смешанные друг с другом чувства презрения и страха.
– Доброе утро, – сказал он.
– Доброе, – коротко и совсем неприветливо кинул мужчина. – Я – помощник следователя Владислав Добин.
– По какому вы здесь вопросу? – спросил тот, нервно потирая руки.
– Вы Григорий Мушкин?
– Да-а… Вам что-то от меня нужно?
– Вы знакомы с Дмитрием Троицким?
Это был всего лишь стартовый вопрос. Добин, конечно же, уже знал, что тот с ним знаком.
– Допустим, – ответил Григорий после промедления.
Добин тяжело вздохнул.
– «Допустим» мне не подходит, Григорий. Вы знакомы с ним или нет?
– Знаком, – тут же решил не испытывать судьбу Мушкин.
– Он обвинен в убийстве.
Губы Мушкина согнулись в дуге удивления.
– Я хочу задать вам пару вопросов, – продолжил помощник.
– Но я его не видел уже много лет.
– Все равно. Если чего-то не будете знать, просто скажите это. Я пройду?
– Хорошо. Только у меня, правда, не очень убрано…
– Ничего страшного. Я не брезгливый.
Мушкин захлопнул за прошедшим внутрь помощником следователя дверь.
Его квартира была однокомнатной и выглядела совсем по-холостяцки, можно даже сказать, что слегка аскетично, без каких-либо декоративных излишеств, помимо пары музыкальных инструментов, густой слой пыли на поверхности которых говорил, что их давно не брали в руки, и довольно-таки большого бара, который тут же привлек внимание помощника следователя. Мушкин с опасением покосился на бар, тут же отодвинул стул подальше от него, повернул его так, чтобы помощник следователя, сев, был отвернул от бара, и предложил его Добину. Тот кивнул и принял предложение.
Он официальным, утомительным тоном вкратце рассказал Григорию детали дела, которые они знали, и тот делал максимально сосредоточенный вид, хотя фокусироваться на сказанном ему удавалось с огромным трудом.
– То есть он сознался? – спросил Григорий, когда рассказ подошел к концу.
– Да.
– Тогда зачем вы пришли? Это…
– Вы что, хотите сами позадавать мне вопросы? – грубо оборвал его Владислав.
– Нет, простите…
– Я хочу услышать о Троицком от вас. Это важно для следствия. Понятно?
– Хорошо… Я… Я… – Мушкин отер пот со лба. – Я, честно сказать, просто… озадачен сказанным вами. Не представлял себе, что он может убить.
Ему было трудно говорить, он постоянно сглатывал накапливавшуюся во рту слюну и шмыгал носом. Это еще больше раздражало Добина, который помассировал виски и сказал:
– То есть вы не верите, что он совершил убийство?
– Ну, раз он сознался, тогда это, наверное, он, – пожал плечами Мушкин.
– Что вы можете сказать о нем? Что в первую очередь вам вспоминается?
– Да ничего особенного я про него не могу сказать. С ним у меня не связано ничего плохого, но и ничего хорошего тоже.
Григорий вообще был человеком, который почти ни о ком, кроме себя, не любил говорить хорошо.
***
Тогда, в двадцать четыре года, Мушкин был смазлив, худ и, при его росте, казался несколько андрогинным. Этой своей черты он нисколько не стеснялся и даже любил выставлять ее напоказ, надевая обтягивающие цветные футболки и брюки, впоследствии сильно пожалев о ее утрате с возрастом, огрубившим его лицо и тело. Он всегда был модно одет, на его лице в трех местах был пирсинг – в губе, и два в ушах – и пару колец, – дешевых, но производивших впечатление маленькой роскоши на не сильно сведущих девушек, – на безымянном и среднем пальцах. В его взгляде всегда читалась надменность, которую он и не старался скрыть, а светлые волосы были подстрижены в модную на тот момент прическу, челкой закрывающую лоб и ниспадающую на брови.
– Грэг, – представился он.
– Дмитрий, – ответил Троицкий.
– Я буду проводить собеседование… Если ты еще не понял. Иди за мной.
Его голос был скучающим.
Он отвел Дмитрия в небольшое помещение, усадил его на стул и сел сам перед небольшим письменным столом.
– Почему ты решил устроиться в наш магазин? – начал Григорий.
– Я увидел в газете вакансию, и… мне понравилось предложение, и я пришел сюда.
– И тебе близко то, чем мы занимаемся?
– Не совсем. Я пока без опыта работы, так что…
– Нет, я не о том. Я о том, что мы продаем. Книги, музыкальные инструменты, диски, пластинки, художественные принадлежности. Ты увлекаешься чем-то из этого сам?
Дмитрий не любил врать, но не врать на собеседовании было бы совсем глупо, поэтому он ответил:
– В целом – да.
– Чем?
– Музыкой, – подумав, ответил Троицкий.
– И ты много о ней знаешь?
– Не сказать, что так уж много… Но мне это интересно. Может, как раз тут я смогу подтянуть свои знания.
– А ты разбираешься в том, что популярно?
– Не сказал бы. Но не думаю, что это мне понадобится много времени, чтобы это узнать.
– Ты сказал, что ты без опыта работы. Чем ты занимался до этого?
– Учился в школе, был в армии.
– Понятно. Слушай, как ты видишь, я уже обращаюсь к тебе на «ты», и не говорю всяких глупостей, по типу «расскажи о себе», «назови свои достоинства», «какой у тебя любимый цвет» или «какой стороной ты используешь туалетную бумагу». Так что это собеседование не совсем официальное.
Он посмотрел на реакцию Дмитрия, но лицо того было как каменное.
– Понимаешь, что это значит?
– Не совсем, – покачал головой Троицкий.
– Ладно, скажу откровенно – ты не подходишь на эту работу.
Даже после этих слов спокойствие Дмитрия ему не изменило. Это слегка выводило Мушкина из себя – он любил ставить людей в неловкое положение и наблюдать за их суетой.
А сам Троицкий в душе даже надеялся на подобные слова, ведь теперь у него появилось бы оправдание и для себя, и для родителей – он сделал попытку, которая оказалась неудачной, что означает перерыв перед следующей. Однако затем Мушкин продолжил:
– Но тебе повезло. У нас нехватка кадров, и мне сказали брать практически любого кандидата, если он не совсем уж… – он искоса взглянул на собеседника, – Отсталый. Так что… Поздравляю, ты принят на испытательный срок.
С этого момента Дмитрий должен был являться в магазин «творческий уголок» в Москву каждые два через два дня.
***
– И какое у вас о нем было первое впечатление, когда вы познакомились? – спросил Добин, орудуя ручкой в записной книжке.
– Не помню, – развел руками Мушкин. – Обычный парень, каких миллионы в нашей стране. Не поступил в университет, отслужил, в голове пусто, в кармане тоже… Вы хотите чай?
– Я хочу, чтобы вы быстрее и конкретнее отвечали на вопросы.
«Ох, а я-то как хочу быстрее отвечать на твои вопросы, тупой урод», – подумал Мушкин, жуя язык.
Нервность ситуации не давала ему сидеть спокойно, и он постоянно ерзал.
– В общем… – продолжил он, – что мне о нем думать? Он просто статист.
«Статистами» Мушкин называл людей, которые, по его мнению, не представляли из себя ничего особенного и были всегда на вторых планах.
– Он мне жутко не нравился поначалу. Но, надо сказать, потом он меня немного удивил.
– Чем?
– Стремлением к… развитию, что ли. Не знаю. В начале он был с совсем пустой башней, а потом вдруг взялся за все подряд.
– Что это значит? Вы можете договаривать, Мушкин?
– Эм… Скажем так – я никогда не видел, чтобы человек читал или слушал музыку с такой… э-э… страстью, вот как я бы сказал. Он на это все свое свободное время тратил. Понимаете?
***
Если положить маленький бумажный кораблик в небольшое озеро, он не будет стоять на месте. С дерева в нескольких метрах от него упадет ветка, пустит небольшую рябь, и он немного отплывет от того места, где был в начале. Подует ветер, и он отплывет еще дальше. Небольшая рыбка проплывет рядом, задев хвостиком поверхность воды, и он еще больше отдалится от первоначальной точки. Он может оказаться в любом месте озера, ну или потонуть, если все совсем неудачно сложится. Так и двигался Дмитрий. И если бы в детстве его не разубеждали в его способностях; если бы он поступил в университет; если бы он, после армии, пошел бы на другую работу; если бы он хотя бы не встретил на работе Мушкина и еще миллиард «если бы», тогда он бы не сидел там, у следователя, не думал бы о том, что совершил и насколько он прав в своих действиях, а, быть может, жил бы обычной жизнью, заботясь о своей семье и своих деньгах. Но как известно, история не любит сослагательного наклонения, и мы все будем пожинать то, что, во многих случаях, посеяли не сами.
Мушкин ненавидел собственное имя, поэтому просил всех называть его «Грэг», на западный манер, при этом жутко злясь, если его просьбу не выполняли. Он с дикой страстью высмеивал других, считая большинство из окружавших его людей невеждами, но таил огромную злобу на тех, кто смеялся над ним самим. При этом надо заметить, что он был начитанным и наслушанным человеком, с умеренной жадностью поглощавшим то, что попадало ему в руки. И когда он увидел Дмитрия, – малообразованного, не прочитавшего до конца ни одной книги и не имевшего даже музыкального вкуса – не смог скрыть презрения на лице, посчитав при этом молчаливость парня за неспособность поддерживать любой содержательный разговор. И он еще больше невзлюбил того за его невероятные габариты и грозный вид, ведь был не раз побит за свои слова и едкости и теперь опасался говорить в лицо людям, бывшим явно сильнее его, свое о них мнение.
– Как тебе новенький? – спросил его директор Бувин – благородного вида полноватый мужчина, уже переживавший свой четвертый десяток.
– Ничего хорошего, Максим Владимирович. Вряд ли он тут задержится.
– Ну, посмотрим, как он вольется в работу.
Мушкин с директором были в более дружелюбных отношениях, нежели просто рабочих. Так как на этом поприще Бувин и не собирался зарабатывать себе на жизнь, – как уже было описано, – он позволял себе некую халатность в отношении с сотрудниками, каковую ни за что не допустил бы в своем основном деле. Поэтому Григорий мог позволить с ним себе несколько больше, чем многие другие работники могут со своим начальством, но все же оставался сдержанным, стараясь не переступать черту. И сам Бувин хорошо знал характер подчиненного, так что не был склонен воспринимать его неблагоприятное отношение к новоприбывшему совсем всерьез.
– Пойдем, познакомлюсь с ним лично, – решил он.
Они вдвоем подошли к Троицкому, стоявшему у одного из стеллажей в ряду.
– Максим Владимирович, – представился мужчина, получая ответ на предложенное рукопожатие, – твой непосредственный начальник.
– Дмитрий, – без деланных улыбок сказал молодой человек.
– Осваиваешься? – спросил Бувин, окидывая окружение любящим взглядом.
– Угу.
Тут Бувин увидел, что парень держит в руках диалектику Гегеля и снисходительно улыбнулся, легонько приподняв брови. Не укрылось это и от взгляда Мушкина, и он издал тихий смешок, который остальные не услышали. Было понятно, что Троицкий взял первое попавшееся, и вообще вряд ли когда-либо держал в руках что-то подобное.
– Познакомь его с рабочим процессом, – сказал директор Григорию, после чего добавил, уже обращаясь к Дмитрию:
– Добро пожаловать в наш скромный коллектив!
Склонив голову, он попрощался и ушел к себе в кабинет. Он не любил судить людей по первому взгляду, поэтому никаких выводов так и не сделал. Но и приглядываться к парню с усердием он тоже не решился, так как думал, что он скорее всего окажется одним из тех, кто устраивается на такую работу всего на пару месяцев, или даже до конца испытательного срока. Бувин не осуждал таких людей, ведь знал, что немногие хотят всю жизнь проработать обычным продавцом, не двигаясь дальше, хотя имел свойство привыкать к своим работникам и отпускал их с тяжелым сердцем.
– Как видишь, магазин у нас не очень большой, – начал Мушкин, после зевка. – Но товаров тут целая куча, так что советую в свободное время взглянуть на номенклатуру… на список товаров в распоряжении магазина, – добавил он, подумав, что Троицкий не знаком с понятием «номенклатуры», и будучи в этом правым. – Ты все равно ничего не запомнишь, но хотя бы станешь лучше ориентироваться.
– А чем мне сейчас заниматься?
– Первое время ты будешь работать на складе: таскать коробки, распаковывать товар и так далее. И здесь тоже поработаешь, не беспокойся. Нужно иногда кому-то мыть стекла, протирать полки… Ну, ты понял. Но в основном на складе. Там работает Олег Андреич. Спросишь у него, какая нужна помощь. Только он алкаш, идиот и лентяй, так что… В общем, разберешься.
– А когда я начну работать с клиентами?
Дмитрий помнил, что зарплата зависит от продаж, а какой тут процент, если до продаж его не допускают.
– Не торопись, дружище, – это слово было сказано им немного пренебрежительно. – Для начала хотя бы запомни, что и как лежит. И вообще, все не так просто, как тебе кажется. Ты должен разбираться не только в устройстве магазина, но и в покупателях. Я с девяноста девятипроцентной точностью могу определить, кто и зачем пришел после пары взглядов. Пошел к стеллажам с пластинками, рассматривает классический рок, при этом достает то «битлов», то «роллингов» – консервированный лоб, ищущий раритетное старье. Ничего нового я ему предлагать не буду, только что-то старое и эксклюзивное. Или девчонка, направившаяся к зарубежной литературе. У нее дурацкие косички, странный макияж и бегающие по полкам глазки – по-любому возьмет Коэльо или Ремарка. Плюс тут полно мути, к которой надо привыкнуть: раскладывать в правильном порядке то, что неправильно переставляют всякие придурки; следить за тем, чтобы дети ничего не сломали; чтобы никто вдруг не жрал шоколад прямо среди старой книжной коллекции – а такое бывало; и так далее.
Хотя он всегда любил бахвалиться, от такого загруженного разглагольствования он слегка утомился, поэтому напоследок коротко кинул что-то вроде «ну, удачи» и хотел было удалиться, но Дмитрий остановил его.
– Если мне что-то понадобится, я найду тебя, – сказал он.
– Эм-м… Это вопрос? – не совсем поняли его интонацию Мушкин. – В любом случае, не стоит сильно упорствовать в моих поисках. У меня полно работы.
Он осторожно и чуть брезгливо хлопнул Троицкого по плечу и перед уходом добавил:
– И возьми что-нибудь почитать в свободное время. Хотя бы старшего Дюму.
Троицкий и сам понимал, что до человека, способного советовать книги, музыку или даже гитару, ему как до луны, но он по-прежнему относился к работе несерьезно, поэтому не горел сильным желанием начинать усердствовать. Встретившись с Олегом Андреичем в затхлом складском помещении, который оказался толстым добродушным дядькой, пахнувшим дешевым дезодорантом и спиртом, он приступил к такой знакомой физической работе.
Магазин, хотя и располагал огромным количеством ассортимента, как уже говорилось, большим не был, и соответственно обладал относительно маленьким штатом сотрудников, большинство из которых были попутчиками, на месяц или два устраивавшимися сюда, и постоянно менялись. А основной костяк там составляли лишь три человека – уже представленный Мушкин, зажатый и незаметный Петров и Марина Зеленкова. Последняя была веселой девушкой двадцати трех лет. Она любила активную жизнь, занималась танцами, бегом, ходила на йогу, часто посещала клубы и, обладая незаурядной внешностью с прекрасной копной кудрявых рыжих волос и большими зелеными глазами, пользовалась большим успехом у мужчин. Ее парадоксально изящная неловкость, улыбка почти в любой ситуации и заводной характер производили позитивное впечатление на многих, среди которого, конечно, не было Григория, совершенно не переносившего ее по нескольким причинам. Во-первых, он любил быть в центре внимания, но с людьми исключительно яркого характера чувствовал себя забитым. Во-вторых, из-за ее успехов в области продаж, где она стабильно занимала первое место, не оставляя и шанса конкурентам. В-третьих, продажи удавались ей так хорошо совсем не благодаря разборчивому музыкальному вкусу или начитанности – она совершенно не читала и обладала уровнем эрудиции разве что на школьном уровне. Просто у нее была хорошая способность к расположению, убеждению, а также хорошая фигура. Но конфликт между ними разгорелся не сразу. Когда они только познакомились, они чувствовали друг к другу влечение, которое оборвалось достаточно резко и неприятно для них обоих.