* * *
Рельс в рельс. Гудит набат железною дорогой.
Железный мост, как жерло пушки, раскалён.
Безмозглый товарняк выстреливает к богу
И порохом коптит нависший небосклон.
Как укротить разгул вселенской ночи?
По зеркалам окраин мировых
Ракеты бьют; пространство кровоточит,
Уходит сквозь проломы в глубь иных..
Вода в пустыне… В кое-то мгновенье
Мы пропадём в воронке декабря,
Ничтожные крупицы озаренья
Меж нищими потомками деля.
9 сентября 1978
Бетонная прогалина,
Чугунная испарина,
Зубила-кулаки,
Резец бутылки битой
И шпиндель чьих-то рук,
И стружки текстолита
Роняет мой сюртук…
Болванка головы!
28 сентября 1978
* * *
Сапоги. Осины дрожь.
Ты смывай, осенний дождь,
Что осталось красок лета —
Акварельного букета
Под дождём не сбережёшь!
Красота вся эта – ложь.
И не нужный больше лоск
Шелухою мёртвых листьев
Ты уносишь, вечный дождь,
К горизонту из рогож
Расчищая мне дорогу.
30 сентября 1978
* * *
Завалился в избу я под вечер
дубовою мёрзлой колодою —
Заколдобился драный треух,
ну а лапти – совсем заколдобились.
Волочится по грязному полу дымок
синеватой угарной петлёю.
Не клюют караси в телескопе
чернеющих окон колодезных.
Будто мышь пробежала,
и роется, ищет по коробу —
Только зря, ещё в осень
последние крохи подобраны.
У квадрата четыре угла, ну а в пятом —
иконка с Николой-угодником.
Расскажи мне, как жить
одному в этой чёртовой горенке?
5 октября 1978
* * *
Жёлтый лист, плевок осенний,
Опустился на асфальт.
Между стен поганкой пленной
Исхудавший сник фонарь.
За бетонною коростой,
Под наплывами стекла
Колупается бесхвостый
Воробей на дне холста.
Машет крылышками, плачет:
Путь на волю покажи!
Сводят челюсти собачьи
Этажи и гаражи.
И машинных масел колер
Загустел, не хочет течь
Под мосты зубною болью
Нарушая речки речь.
Холодеют краски, стынут.
Отнимается рука.
Узок замысел картины.
Что ж поделать? Такова..
7—8 октября 1978
* * *
Краток миг счастья.
Нульмерен.
Белый.
Белый, как искры в глазах от удара.
Двери
Настежь!
Взлетаем на крыльях простынного флага.
Уходим в паренье.
Капитулирует спящий
Разум
Подавлен звенящим огнём воскресенья,
Освобождение песни дарящим
Экстазу,
Рвущему пену кипящего моря безверья.
8 октября 1978
Здравствуй, здравствуй, русская грязь!
Видно, этим я только и красен..
Далеко за осиной погост.
Борозда. Подтянувши подрясник,
За бугор убегаю, сердясь —
Впереди горизонт, паровоз,
И дорог волочащийся трос
Просветляет набрякшее око —
Спиртовая слеза,
И коза-дереза
Убегает ободранным боком.
21 октября 1978
Выхожу я на улицу. Люди!
Пробегая под маской стекла..
Что же будет? Казармой незрячей
Ваши стены. Иль жертвенной чашей?
Как же это случилось? Песок на зубах,
И мозги заслонили солнце.
Шаг вперёд. Подоконник. Оконный страх..
Что за чёрт! Это улица. Поздно.
Люди! Страшно знакомый ветер
Гонит вас по проспекту в закат.
Ваши милые дети
В голубой полутьме никогда не узнают,
Что были обмануты зря,
И куда ни пойдёшь —
Перепутаны все адреса,
И пурга, словно белая почта,
Заметает следы. Только это потом,
А сейчас – эстакады бетонный кукиш
И парабола. Остановитесь в пике!
И не бойтесь. Кошмарик, и всё!
В загребущей
Так приятно качаться руке..
Где ты, простая мясная правда?
Пайковая карточка, червонный туз..
Кроет тебя чёрной шестёркой покатая..
Карты в чёрном снегу. Прах.
26 октября 1978
* * *
Деловито-сдержанны санитары смерти.
Хорошо ли, плохо ли – в будущем светло.
Не стыдись отчаяния – всё давно проверено.
В тихий синий вечер распахни окно.
Пусть в холодном блеске суетятся шприцы,
И обломок жизни тонет в простынях —
Хорошо ли, плохо ли, но последним волоком
Вынесет на отмель в розовых санях.
Как же будет дальше? Сгорбились сугробы,
Сарафанно-облачный, голый березняк
Потемнел, придвинулся, словно в даль кромешную
Мы глядим сквозь пальцы, или просто так.
Остывает комната. Вот уж свечи вынесли.
Бесконечно долго у окна впотьмах..
Много, много снега в эту ночь ложится,
Белизной своею просветляя мрак.
5 ноября 1978
* * *
Запах тёплых цветов обнимает и валит на траву.
Разогрелась земля, словно море, одежду снимай!
Плещут, брызгают в зелени белые пальцы ромашки
И заманчиво кружится лёгкий штурвал василька.
С головы и до ног обдаёт пузырьками пригоршней
Свежесть волн, чередуя прилив и отлив.
Замирает фонтан колокольчика, вторящего
Взмахом линий своих этот сине-зелёный мотив.
С каждым разом кидает всё глубже и выше
В густоту контрабасов, в воздушные арии флейт,
И, теряя опору в немолкнущей музыке, слышу
Как смеются аккорды, взлетая на гребень волны.
И в прозренье букашкой-матросиком
Я, уменьшенный в тысячу раз,
Лезу к небу, на мачты, проросшие
Мой расстеленный чёрный баркас.
Ты плыви, холостая посудина,
А не хочешь, иди ты ко дну!
В перелётной кофейне цикория
С удовольствием тебя вспомяну!
Развалившись в кресле тычинок,
Допиваю напиток богов,
И трепещет, струится хламида,
Голубой шатёр лепестков.
31 октября – 6 ноября 1978
В чётком зимнем вечере
В синей чистоте
Скрещивались линии
И скользили впроголодь
Лёгкие такси
Время путь прочерчивать
Над дрожащей калькою
В высоту Останкина
Взмыл лимонный свет
Замерзая падает
Над землёю колкою
Звук шероховатости
Загустел качается
И всё выше хрупкая
Башенка секунд
Подалась посыпалась
Кто-то тронул маятник
Разбежались веером
Чёрные басы
И опять в прозрачности
Встормошились веточки
На стеклянном ветреном
Фоне километров
То игра с диезами
Чёрный крестик вечера
6—7 декабря 1978
* * *
Разлетелась, разбилась бутыль синевы,
И в себя не придёт, и теряется взгляд —
От небес до порога зелёной травы
Голубые ручьи протянулись, звенят,
Наполняя дыханьем оживший простор,
И, сливаясь и ширясь, полнеба зажгли,
И трещит, полыхая, гигантский костёр,
И последняя туча истлела вдали.
16 декабря 1978
* * *
Широко раскрыты ворота кладбища.
Эй, прохожий, останови свой бег!
Не спеши, погляди, здесь красиво и шума не слышно.
Заходи, не стесняйся! Заходи, дорогой человек!
В этих скромных могилках все тебе очень рады.
Это лишь от застенчивости, что не могут слова сказать.
Ты помедли, постой, опершись на прозрачность ограды,
Помнишь, как тебя в детстве укладывали в кровать?
Почему так легко, так замедленно дышится?
Восковые цветы по соседству с зелёной травой.