Боль в пояснице была нестерпима – почечные колики вещь очень неприятная. Борис Павлович скрипел зубами, обливался потом. Старость подкрадывалась, выглядывала из-за угла, к беспокоящему радикулиту добавились еще и камни в почках. Жена звонила к медбрату, чтобы зашел и сделал укол. Лиду, свою жену, Борис не любил, боялся и презирал. Это была вторая его супружница, первую он бросил с двумя детьми тридцать лет назад. Крикливая и вздорная, не выбирающая выражений, к пятидесяти годам из привлекательной женщины Лида превратилась в толстую и некрасивую тетку с выпуклыми глазами.
– Бабы такие твари, – думал Борис Павлович. – Что первая, Томка, что эта. Думают только, как мужика захомутать да денег из него побольше вытянуть.
Боль сковывала, делала беспомощным, и это злило еще больше. Надо оперироваться, деньги у Лидки выклянчить. Борис Павлович давно уже удалил бы камни, современная медицина позволяет это сделать быстро и практически безболезненно. И деньги были – свою пенсию Борис копил и жене не отдавал, скандалы из-за этого были страшные. Работая на рынке у Лидкиного сына, весь заработок, ну или почти весь, отдавал жене и требовал оплатить операцию.
– Плати из своих, хитрый хрыч, – кричала Лида.
Такая ситуация продолжалась уже пол года, это был третий приступ.
– Мяса она мне стала меньше давать, сама съедает, – злился Борис.
Да еще стал покойный сын сниться, не дает спокойно спать. Боль после укола прошла, навалилась сладкая истома. И опять маленький Вова предстал перед глазами – замерзший, в промокших ботиночках. Глаза открыл, видение прошло. Вспоминал, как уходил от Тамары к Лиде. Молодой, полный сил мужчина, работающий экономистом, большой любитель женского пола – вот каким был Борис Павлович тридцать лет назад. Лида, молодая вдова, часто зазывала к себе, любила жарко и необычно и внушила, что в семье его не ценят, жена гуляет. Сейчас и не вспомнишь, было или не было что у Тамары, но всю жизнь Борис что-то пытался доказать первой жене, с детьми перестал практически общаться, хотя и жил в соседнем доме.
– Ничего, пусть без меня попробует, поживет, – думал тогда Борис. – А дети, ну что дети, алименты я плачу, все равно против меня настроит.
Так и жил, к родным детям особо не чувствуя привязанности. Да и сейчас, встречая взрослую дочь с внучком, особого трепета не испытывал, а вот погибший сын покоя не давал. Боль прошла, пора на рынок, а то будет Лидка нахлебником обзывать. По рынку бегали студенты – шумные, радостные. Вспомнилось, как сын пришел и попросил помочь деньгами на учебу, поступать хотел, точно Томка направила.
– Деньги есть, иди у моей нынешней спроси. Если позволит, дам, – пусть матери расскажет, какой я семьянин примерный, – думал тогда Борис.
– Да что же он у меня из головы не идет, – чертыхнулся нерадивый отец. Домой идти не хотелось, брел не спеша по улицам маленького города. Мокрый снег и ветер заставляли слезиться глаза. Из магазина вышла дочь с внуком. Остановились, поздоровались, перебросились пустыми фразами. Борис Павлович достал из кармана дешевенькую конфету, которую дали на сдачу в распивочной, сунул внуку и побрел домой.
Мысли опять вернулись к сыну. Вот тут, на этом месте, теплым весенним днем, встретил его, вернувшегося из армии, встретил и испугался. Молодой мужчина в форме, увидев отца, обрадовался, бросил своих друзей и предложил посидеть и выпить вместе за встречу. Страх заставил Бориса Павловича как-то странно усмехнуться. Не верил он сыну, в искренность его чувств не верил, побоялся что напоит, а потом побьет, отомстит за прошлое. И от страха нахамил:
– Я думал, ты генерал, а ты всего-навсего сержант, э-хе-хе, – и быстро ушел, чувствуя растерянный взгляд Владимира.
Домой идти не хотелось, зашел на подсобное хозяйство, где в клетках сидели кролики. С ними Борис проводил все свободное время, разговаривал, брал на руки, ласкал. Почистив клетки и покормив пушистых животных, побрел домой. Лидка тарахтела на кухне посудой.
– Где так долго шлялся? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вернулась в свое кастрюльное царство. Борис Павлович в сторону кухни скорчил рожу, зашел в ванную помыть руки, поглядел в зеркало и решил побриться. Долго размазывал крем для бритья по щекам – бриться было приятно, пахучий крем холодил кожу.
– Да сколько раз ты будешь брить свою морду! – внезапно закричала Лидка, забежав в ванную комнату. От неожиданности Борис Павлович порезался.
– Какого ляда ты орешь? – грозно спросил у жены.
– Трешь ее и трешь, вода все льется, – орала Лидка.
– Тебе что, воды жалко? – начал заводиться намыленный и пускающий пузыри супруг.
– Цену на воду подняли, а ты все бреешься, жених хренов, – шипела как змея экономная супруга. Глядя в эти выпученные глаза, в тупое выражение лица, захотелось ударить между глаз изо всех сил. Еле сдержал себя – нельзя, прибегут ее сыновья, побьют.
Лида, почуяв неладное, убежала на кухню и бурчала оттуда. Раздосадованный и выбритый мужчина сел в кресло, пнул ногой кота и включил телевизор.
Ужинали молча, жена заснула быстро, громко захрапев.
– У-у-у-у, трактор, – зло подумал Борис Павлович и ушел спать в другую комнату.
Сон не шел, раньше можно было с кумом вечер скоротать в гараже, но после смерти Владимира кум перестал с ним общаться. Сын служил в военизированной охране и погиб при исполнении. Хоронили Вову с почестями, с траурными речами, с почетным караулом. За поминальным столом надо было что-то сказать. Борис Павлович пришел с Лидой, долго нес какую-то ахинею о несправедливости судьбы, об отцовском горе и даже выдавил слезу. Присутствующие слушали его с кривыми усмешками. Когда он сел, Лида толкнула его локтем: – Какого ты разошелся, слезу пустил? – Вот тогда кум и вскипел, обругал Бориса Павловича и Лиду последними словами и выгнал из-за стола.
Даже на смерти сына папаша успел нажиться, быстро подсуетился и оформил себе пенсию за потерю кормильца и льготы на коммунальные услуги. Оставалась страховка, приличная сумма, но получить ее могли только вместе оба родителя. Тогда впервые пришел к Тамаре бывший муж выяснить, почему не оформляет страховку. Убитая горем женщина глянула на него с ненавистью и прокричала: – Страховка, чтобы тебе половина досталась? – и разорвала документ.
Сон не шел, мысли о потерянных деньгах не давали покоя. Борис Павлович пошел на кухню и заварил чай. За окном хулиганил ветер, в квартире было тепло и уютно.
– Не везло мне с женами. Завтра поставлю условия Лидке – если операцию за свои сделаю, пусть мне купит спиннинг, японский! – и с этой идеей пошел спать.