В детстве я называл маму все время на «вы», даже дома.
– Мама, разрешите мне пойти во двор, отпустите меня с друзьями.
Простая, обычная женщина, она тянула все лямки, которые ложились на ее плечи по жизни.
Отец был деловитым и бойким. Это он решил уехать на заработки в Сибирь, а она покорно это приняла. Взяла двух годовалых детей и поехала за ним в Нижневартовск.
Городок нефтяников тогда только начинал строиться, и первым нашим жильем был строительный вагончик. Отец все время менял работу, а она тащила на себе домашние заботы, параллельно устроившись в строительную контору следить за «техникой безопасности». В советское время работать должны были все – и муж и жена.
Со стороны казалось – отец был главным. Но глядя изнутри, своим детским чутьем я понимал, что главная – она.
Когда отец заработал на машину, он решил, что хватит уже Сибири, и мы поехали назад на большую землю. Он потратил на «Жигули» почти все, что заработал, но все равно решил: хватит. И мы вернулись в Горловку.
Там у нас была трехкомнатная квартира на пятом этаже обычной пятиэтажки, которую отцу, молодому выпускнику института, дали сразу, как только родились мы с сестрой. Такие же дома стояли и вокруг. Строительство «хрущевок» было тогда в самом разгаре. Вчерашние жители деревень переселялись в отдельные квартиры из тесных рабочих общежитий и коммуналок. Горячая вода, отдельный туалет уже считались обязательным уровнем комфорта для советского человека.
Изредка приезжая к родственникам в деревню, я видел старые деревянные дома с туалетом на улице, где воду носили из колодца на коромысле. Нам нравилось греться у деревенской печи, но это было уже как игра в старину.
Деревня – вчерашний день, сегодня люди должны жить в городе. Любая городская отдельная квартира воспринималась как ступень наверх. Там многого еще не хватало, но прогресс шел и чувствовался во всем. К концу 70-х у всех в квартирах было по холодильнику, это считалось нормой.
А вот с телевизорами были еще проблемы. Всеобщая телефикация проходила в течение 70-х и постепенно решился и этот вопрос. В нашем доме черно-белый телевизор был у всех, а цветной – только у соседей с первого этажа, мы ходили к ним смотреть фигурное катание. У нас цветного телевизора так и не появилось, да и черно-белый все время ломался. Шла какая-то рябь, помехи, часто нужно было придерживать сзади отходившие лампы, чтобы наладить картинку.
Перед телевизором посреди комнаты в зале стояли два кресла, а между ними торшер.
Каждый вечер после работы отец усаживался в кресло и раскладывал у ног пришедшие за день газеты. Он выписывал тогда «Правду», «Известия», «Комсомолку» и местную «Кочегарку». Отец зачитывал их до дыр, периодически что-то комментируя или обсуждая с мамой и нами, детьми. А после прочтения газет начинался его длинный монолог о рабочих делах на его участке, сложностях и заботах.
Он работал на стройке, был человеком неуживчивым и все время с кем-то ругался. Все эти производственные проблемы он сильно переживал и вечерами выражал нам свое недовольство то одним начальником, то другим. Мама и мы с сестрой дружно кивали, успокаивали его, поддерживая в его бесчисленных рабочих конфликтах.
Так проходили вечера. Папа изливал свою душу, а мама его утешала, занималась домашними делами, готовкой, уборкой.
Она успевала везде и терпеливо тянула все.
В отличие от отца, у нее на работе к этому времени все было хорошо. Она устроилась сначала инженером, а потом постепенно доросла до главного инженера по технике безопасности на местной трикотажной фабрике. И считалась там начальницей.
У нее был даже свой кабинет.
От обращения к родной маме на «вы» я отучился не сразу. Это удивляло многих друзей и постепенно, как и все, я перешел с мамой на «ты». Но внутри так и осталось.
Самая главная – это мама!