Лето пролетело; большинство дней Прокл провёл с друзьями у пруда. Они ловили раков, купались, а если везло, и вблизи оказывался свободный понтон, то плавали на нём, отталкиваясь от дна длинными шестами, и часто удирая от шпаны, которая, при виде сопливого экипажа, так и норовила забрать судно или пойманных ими раков. В эти моменты адреналин зашкаливал: это были настоящие, рискованные погони. Часто шпана была сама на понтоне, и тогда это и вовсе напоминало пиратский абордаж, – если, конечно, им удавалось нагнать Прокла и его друзей. Были случаи, когда уносить ноги от захватчиков приходилось по суше.
В тех же неприятных случаях когда их всё-таки ловили, мальчишки получали подзатыльники и весомые удары коленом чуть пониже спины, а также лишались всех раков, если таковые имелись.
– Да вы что, пацаны! Мой брат Сачок недавно вернулся, слыхали наверное?.. Возьмите раков, забирайте! Не бейте только меня! – так обычно выходил из положения Мятый.
– А я – с ним! Пожалуйста, не бейте, я о вас знаю! Слышал, вы сильная банда, – раки ваши! – как всегда извивался Лёха.
А вот Прокл и Ходуля так не умели, да и брата Сачка у них не было. Уж больно глупо-наивно-простые они были, поэтому им больше всех и доставалось. Но даже такие деньки не так уж сильно портили картину весёлых, интересных, забавных, впечатляющих, захватывающих, познавательных летних каникул. За это лето Прокл повзрослел, познал дружбу, узнал про всякие плохие штучки в человеке, чем непременно наделён последний. Штучки – это корысть, зависть, предательство, обман и всё то, сталкиваясь с чем в других, человек взрослеет, и с пониманием того, что это есть, и от этого никуда не деться, он живет.
За этим постепенным взрослением Прокл очень сдружился с Андреем-Ходулей. Может, потому что он был таким же простаком, как и Прокл, а может, всё дело в этих самых штучках, – кто его разберёт…
– Поехали!
– Далеко?
– Садись на багажник! – вместо ответа сказал Ходуля.
И они мчались по городу: Прокл на багажнике, – раз своего велосипеда нет, а Ходуля за рулём. Они, словно путешественники, добирались до отдалённых и незнакомых мест этого небольшого городка, вновь открывая и изучая их. Так и прошли последние недели летних каникул. Дальше Прокл с Ходулей уже редко виделись, так как во время учёбы Ходуля практически не выходил во двор.
И вот – осенняя и школьная пора. А там и зима; уроки и домашние задания. Научившийся наконец-то хорошо читать Прокл тут же пристрастился к книжкам, и был записан в библиотеку.
Всё реже выходя во двор, он стремился в библиотеку; брал книгу, за ней другую, он был поглощён новой страстью. Ведь там – неведомые миры, герои, приключения. И всё это так захватывало Прокла когда он читал, что, будь то сказка, быль, приключения, фантастика, детектив, – он всегда себя ощущал центром происходящего, воплощаясь в действующем персонаже. Отрываясь от чтения, в первые минуты мальчик путал вымышленный мир с реальным: мог попросту забыть своё настоящее имя, присвоив имя героя, и созерцать не маленькую комнатушку, где он только что читал, а, к примеру, таинственный замок средневековья. И лишь потом постепенно приходил в себя.
– Ого! Замок Нон-барона…
– Прокл, иди ужинать, – прокричала из кухни мать.
– Да графиня… Тьфу! Да, мама!
Он шёл, торопливо поглощал свой ужин. А последние минуты перед сном вновь был с книжкой, уносясь в невероятные приключения, события, баталии. Борьба добра и зла, – в книгах было так чётко определено где первое и где второе… А в реальной жизни, – где оно, различие?.. Отрываясь от чтения, Прокл задумывался над этим вопросом. Где та явная грань отличия плохого от хорошего? Её нет, или так просто не увидишь; она – внутри каждого из нас. А то, что внутри нас, может ли оно быть правильным?.. Путаясь в этих вопросах, Прокл совсем сбивался с толку. Мечты же – они так просты, в них нет предела, нет границ, там ты можешь всё; за них нет никакой ответственности, и это так удивительно… Как отказаться от такого!
– Парня со двора сегодня хоронили, – с кухни тихо донеслись слова отца, недавно вернувшегося с работы. Прокл уже находился в своей комнате, в постели.
– Кого? – спросила мать.
– Того долговязого, что всё с нашим на велике катался.
– Ходуля, что ли? Андрей, вроде…
– Да, его.
– Как, что случилось? Вот вроде только…
– Бабки у подъезда шептали, что рак у него обнаружили. Начались осложнения, его увезли в больницу. Там он и умер, от рака. Врачи и сделать ничего не смогли.
– Вот беда-то какая у людей…
«Какие такие раки?» – подумал Прокл, не поняв всего смысла произнесенного. «Что он их, зимой, что ли, ловил? Пацаны говорили, их можно только летом ловить, а зимой они спят… В больнице-то как эти раки оказались? Ничего не понятно… Ну, да завтра всё сам узнаю», – решил про себя мальчик.
Зима прошла. Ещё много книжек прочитал Прокл за это время, и заимел ещё большую привычку – мечтать. А про Ходулю он так и не разобрался, что с ним и как он. А может, и не хотел, попросту выдумав для себя, что тот просто уехал, как однажды они с Уркмантура. Может, скоро и обратно приедет; и они будут вновь рассекать на велике, а летом вместе ловить раков, а не таскать их зачем-то по больницам… Но Ходуля так и не приехал.
Наступило ещё одно лето, каникулы, пруд, раки, – всё это, но уже без своего длинного друга. И мальчик ощущал это всем своим существом. Больше не было такого понимания и доверия ни в ком: ни в Мятом или Лёхе, ни в остальной детворе, с которой он играл. Так и пролетели летние каникулы, и Прокл уже смирился с мыслью, что, скорее всего, больше он Ходулю не увидит. Наступила осень, зима. А потом весна и лето, и снова зима; а там – и ещё пара школьных лет.
«Пиратики, пиратики
летели на воздушном шарике.
Кинжалы и мечи
остры, как и все их клинки», – сочинил однажды Прокл, вдохновлённый очередной книжкой. Для стихов он завёл специальную тетрадку, и это четверостишие было его первым произведением, продолжение которого обязательно должно было последовать. Но, как он ни мучился, рифм и слов для продолжения путешествия воздушных пиратов так и не нашёл. Впрочем, мальчик и сам не понимал – откуда у него на языке завертелись пиратики на воздушном шарике, и что они будут делать дальше.
Тогда он задумал от стихов сразу перейти к написанию прозы: приключенческого романа «Космический найдёныш», – так он решил назвать его. Может, там и вылезут эти самые пираты на воздушном шаре; тогда уже там он и решит, что с ними дальше делать. «Звездолёт обрушился на чужую и неизведанную планету, и останки разнесло по большой степи. Длинноногие инопланетные существа обнаружили ещё живого мальчика – единственного, кому посчастливилось выжить…» – так начал Прокл свой роман; а дальше длинноногие приютили и вырастили этого мальчика, и найденыш научился бегать со скоростью ветра. И вот, по всей задумке, где-то уже должны были появиться те самые пираты, но все не появились…
– Пиратики, пиратики, на воздушном шарике! Ха-ха-ха! – как гром среди ясного неба прозвенело в ушах Прокла во время перемены. Тетрадку, где был написан стишок про пиратов, и сразу следом «Космический найдёныш», он всегда хранил в портфеле, но никогда не доставал в классе. Тем более, что она резко отличалась от школьных тетрадок – вся обложка была разрисована змеями, чудищами и уродцами, которых так любил придумывать Прокл. Видимо по ошибке, вместо тетрадки по математики, он кинул на парту эту, а сам поспешил в другой угол класса, где одноклассник хвастался коллекцией марок.
– Пиратики-пиратики! – ещё раз ударили по уху выкрики любопытного насмешника.
В момент покраснев и разозлившись, Прокл кинулся к насмешнику:
– Отдай, чертила! Не твоё!!
Но это не остановило наглеца: носясь по рядам и прячась за спины одноклассников, которые то и дело задерживали Прокла, он продолжал читать, щедро добавляя от себя и смеша всех интонацией:
– Папа, папочка, когда мы прилетим на планету? А там и правда есть океан? Зря я удочки из дома не прихватил. Вот бы рыбы наловил, со спиннингом! Когда потом обратно прилетели бы, вот мамка нажарила б! Ха-ха-ха! – И весь класс вторил нахаленку.
– Отдай тетрадь, а то всю рожу раскрошу!
– Тэкс, тут чевой-то про существа… А-а, вот! Длинноногий, понимаешь, инопланетянин… ка-ак взбзднет!
Наконец добравшись до шутника, Прокл выхватил тетрадь, попытавшись другой рукой ударить обидчика. Но тот увернулся, быстро перескочив на другой ряд.
– Да там и читать-то больше нечего! Успокойся!
– Да пошёл ты! Козёл! – выкрикнул Прокл. До боли сжав тетрадь в кулаке, он пулей вылетел из класса. Разъярённый, ворвался в школьный туалет, разрывая бедную тетрадь на части. Мелкие обрывки он покидал в унитаз, и стал терзать большие куски, превращая их в жалкое крошево, и также бросая следом. Разорвав и кинув в унитаз последнее, Прокл дёрнул за верёвку, и смыл бумажный сор в канализацию.
– Тварь! Твари!! – злобно шипел Прокл, ударяя об стену совсем ещё детскими кулачками.
Потом, помыв руки как после чего-то грязного и успокоившись, он вышел из туалета. Настроившись на продолжение насмешек, он покорно направился к классу. Но не успел и дойти, как обнаружил, что всё обошлось – последний урок отменили из-за отсутствия учителя. Мальчик увидел, как одноклассники покидают класс, шумно благодаря отсутствующего педагога за неожиданно раннее окончание учебного дня.
Последней вышла красавица Нэля, – первая девчонка в классе, о дружбе с которой мечтали все её одноклассники мужского пола, да и сам Прокл исключением не был. Она шла рядом с тем шутником, который читал секретную тетрадку Прокла. Шутник болтал о чём-то, размахивал руками, и явно приводил Нэлю в восторг – та смеялась звонко, и так божественно приятно для мальчишеского слуха… Но на этот раз её смех жгуче резанул Прокла. Она обернулась, словно почувствовав его боль, и посмотрела на него как-то ехидно, – так показалось мальчику; улыбнулась, отвернулась, и продолжила свой путь, в очередной раз звонко засмеявшись на реплики своего попутчика. Это было для Прокла ударом молнии. Он встал как вкопанный, сердце заколотилось, кулаки сжались от непонятной обиды, отчаяния и злобы. Простояв ещё так с пару минут и несколько успокоившись, он добрался до раздевалки, накинул пальто, и за плечи школьный рюкзак, и побрёл домой, дав себе слово никогда больше не сочинять всякие глупости на бумаге.