Глава 5
– Что значит «домашнее обучение»? – спрашиваю я Джона, своего брата.
Тот пожимает плечами, указывая в сторону бумаг, разложенных на обеденном столе. Черные волосы покачиваются в такт его движениям.
– То и значит. Я спросил папу, можно ли мне учиться дома, и он разрешил.
Я хмурюсь. Почему отец не рассказал мне об этом?
– Круто. Значит, разговор с папой прошел хорошо? – я плюхаюсь на стул рядом.
Джон чуть кривит губы.
– Венди, очнись. Когда в последний раз папа со мной общался?
Я вздыхаю: от его слов мне не по себе.
– Он просто занят, Джон, – я так быстро начинаю оправдывать поведение папы, что едва чувствую привкус лжи. – Ты же знаешь, что он любит тебя и хотел бы быть здесь.
Брат усмехается и так крепко сжимает карандаш, что костяшки его пальцев белеют.
– Ага, конечно.
– А еще, – продолжаю я, – у тебя есть я, а мы оба знаем, что кроме меня тебе никто не нужен.
Джон посмеивается, глядя на меня через крупные очки в квадратной оправе.
– Ты права. Кому нужны родители, когда у них есть ты? Твоей материнской заботы хватит на весь чертов город.
Я, хоть и корчу рожицу, чувствую, что в груди от его слов разливается тепло.
– Эй, следи за языком.
– Я всего лишь выражаю мнение, – он поправляет очки. – На самом деле домашнее обучение – это даже круто… Мне так будет спокойнее.
Джон прав. По сравнению с другими семьями, где есть братья и сестры, я, наверное, и правда чрезмерно его опекаю. Но ведь кроме меня у него никого нет. Мама погибла, когда Джону едва исполнился год: попала в автокатастрофу по вине пьяного водителя. И хотя я никогда не осмелюсь произнести это вслух, отец действительно не уделяет Джону того внимания и времени, которых он заслуживает. В наших отношениях это больная тема, и мне очень не нравится погружаться в нее с головой.
– Тогда я рада, что папа перевел тебя на домашнее обучение, тем более, что ты сам этого хочешь. Но ты уверен, что тебе будет хватать общения?
– Уверен. Дети – те еще засранцы, – Джон вздыхает, закатывая глаза.
От его слов щемит сердце. Кто знает, может, домашнее обучение и правда пойдет ему на пользу. Неужели отец все-таки меня услышал? Я ведь неоднократно умоляла его вмешаться в ситуацию с издевательствами над Джоном.
– Ладно, мне пора на работу, – я улыбаюсь. – Хочешь, посмотрим вечером фильм?
– Зачем ты работаешь, если тебе не нужны деньги? – спрашивает он.
– Чтобы не умереть от скуки, наверное, – покусывая нижнюю губу, я пожимаю плечами.
– В таком случае поступай в колледж, – брат одаривает меня улыбкой.
– И бросить тебя? Что ты без меня будешь делать?
С ухмылкой Джон склоняется над бумагами, фактически заканчивая наш разговор.
Тяжело вздохнув, я поднимаюсь со стула и ухожу, оставляя брата наедине с собой. Мне нравится быть рядом, но, если честно, я очень скучаю по дням, когда он цеплялся за мои ноги и не хотел отпускать; когда прижимал свои липкие детские ладошки к моим щекам и говорил, что любит меня больше всех в мире.
Став старше, он замкнулся в себе, начал прятаться за стенами, которые вынужденно возвел из-за жестоких издевательств.
В груди разрастается боль и не покидает всю дорогу до «Ванильного стручка». Только спустя два часа, уже после того, как я запорола два макиато и пролила целый галлон карамели на пол, я понимаю, что сегодня не мой день. Напарник уже ушел, так что я осталась одна, и по какой-то причине, за что бы я ни бралась, у меня толком ничего не выходит.
– Здесь кто-нибудь может принять заказ? – звучит из зала раскатистый голос мужчины.
В это время я как раз вытираю карамель с пола. Я встаю, смахиваю волосы с лица и выглядываю из-за угла. Я даже не слышала, что в кофейню вошел гость.
– Здравствуйте! Простите за ожидание, я сейчас подойду.
С недовольным лицом мужчина скрещивает руки, сверкая крупными часами на запястье.
– У некоторых из нас вообще-то есть дела. Я уже пять минут здесь торчу.
Я чувствую укол раздражения. Бросив на стойку тряпку – настолько мокрую, что с нее на пол капает вода, – я направляюсь в зал.
– Прошу прощения, сэр.
Тот, нервно постукивая рукой по столешнице, хмыкает.
К грубым посетителям я уже привыкла: к сожалению, в сфере обслуживания недовольных клиентов куда больше, чем довольных. Но сегодня у меня нервы ни к черту: я чувствую, как в животе разгорается огненный шар, вращается и растет, опаляя своим пламенем мои внутренности.
– Что вам приготовить? – я натягиваю улыбку.
– Большой горячий кофе без молока.
Я киваю, молча радуясь, что он выбрал простой напиток.
Когда он расплачивается, я отворачиваюсь, краем глаза отмечая собравшуюся на полу лужу от тряпки.
Пока я наливаю кофе, над дверью раздается звон колокольчика – так неожиданно, что я непроизвольно вздрагиваю. Я даже голову не успеваю повернуть в сторону входа, как нога уже поскальзывается, и я падаю, обжигаясь горячим напитком. Копчик пульсирует от боли, пока я лежу на холодном полу с закрытыми от стыда глазами, пытаясь собраться с силами, встать и сварить уже кофе этому парню.
– Господи Иисусе! Кто-нибудь может приготовить мне кофе? Или здесь одни бездари работают?
Боль от ожога смешивается со слезами.
Да пошел он.
Я осторожно встаю на колени, дышу медленно и ровно, стараясь успокоить колотящееся сердце. Сегодня точно не мой день.
– А я-то думал, что мужчины знают, как вести себя с леди.
Я замираю. Мокрая рубашка, пропитанная кофе, прилипает к коже; руки застывают на кафельном полу. Этот акцент.
Разъяренный клиент с усмешкой шлепает ладонью по стойке, словно акцентируя наше внимание на словах, которые он собирается извергнуть. Его безвкусные часы громко отсчитывают секунды.
– А я-то думал, что смогу выпить кофе, а не ждать, когда запустится производство.
Мои щеки заливаются краской. Я медленно встаю, морщась от пульсирующей боли в пояснице, и заглядываю в два голубых океана глаз, принадлежащих таинственному мужчине, которого я недавно встретила в баре. Он выглядит так, будто его вытащили прямо из моих снов и поставили напротив меня.
Отлично. Умеет выбрать время.
Прищурив глаза, я смотрю на клиента и стараюсь дышать ровно, чтобы не впасть в ярость.
– Простите, – я улыбаюсь от уха до уха. – Я приготовлю другой за счет заведения.
Мужчина одаривает меня пристальным взглядом, уголки его губ опускаются вниз.
– Я уже заплатил. Просто сделай чертов напиток!
Внутри меня все кипит от злости. Я уже представляю, как сварю кофе и швырну чашку прямо ему в лицо.
– Стой.
Я замираю, услышав голос таинственного мужчины.
Я буду последней лгуньей, если скажу, что не думала о нем последние два дня. Но вот чего я точно не ожидала, так это его появления в кофейне.
Незнакомец прислоняется к стеклянной витрине. В идеально отглаженном костюме-тройке он выглядит очень изысканно, полностью затмевая собой этого грубияна.
– Дорогая, неужели ты позволяешь никчемным мужчинам такой тон?
Стыд закрадывается мне в душу.
– Нет, я… – я прочищаю горло. – Он клиент, вот и все.
– Слушай, приятель, эта сучка даже с простой задачей не может справиться.
Из груди таинственного мужчины вырывается смешок, и этот вибрирующий, хриплый звук разлетается по всему заведению. Незнакомец и так выше своего оппонента, но в эту секунду он как будто превращается в оборотня и высасывает из помещения всю энергию, чтобы еще больше увеличить свой рост. Я никогда не видела ничего подобного, поэтому смотрю на происходящее как завороженная.
– У тебя часы слишком шумные, – незнакомец наклоняется к уху клиента.
– Чего? – парень хмурится.
Таинственный мужчина кивком указывает на запястье, где, точно маяк, сверкает инкрустированный бриллиантами аксессуар.
– Твои часы. Они… тикают.
– И что?
Таинственный мужчина вздыхает, поднимает руку, потирает пальцами нижнюю челюсть. Следя за этими движениями, я отмечаю его невероятную привлекательность, особенно сейчас, при свете дня.
Придурок с часами поворачивается ко мне, распахивает глаза и снова шлепает ладонью по стойке. Этот звук настолько неприятен, насколько омерзителен звук гвоздей, царапающих меловую доску.
– Что, понравилось шоу? Я все еще жду кофе.
Я стискиваю зубы. Не будь я на рабочем месте, я бы не стала молчать. Но сейчас я на смене, на своей первой в жизни работе, которую очень люблю. В деньгах я, конечно, не нуждаюсь, но мне все же приятно иметь хоть что-то, чего я достигаю самостоятельно. Что-то, что не досталось мне благодаря моей фамилии и крови, которая течет в моих жилах.
Как бы я ни любила отца, иногда мне очень тяжело жить в его тени.
– Не нужно, дорогая.
От этого обращения у меня сводит живот. Взгляд мечется между двумя мужчинами.
Лицо клиента краснеет, но он молчит. Не спорит. Скорее всего потому, что даже он чувствует силу, которую излучает его оппонент.
Язык незнакомца скользит по нижней губе, вызывая резкую боль у меня между ног.
– Достойное поведение, – отмечает он, заглянув мне в глаза. – Знаешь, оно больше говорит о твоем характере, чем о его.
Тепло благодарности приливает к щекам, озаряя меня, как рождественские огни. Как этот мужчина с помощью нескольких простых слов сумел превратить мое унижение в нечто прекрасное?
– Да пошел ты, – выплевывает придурок.
Голубые глаза таинственного мужчины становятся суровыми, губы кривятся в натянутой улыбке. Он сует руку в карман, наклоняется к парню и что-то бормочет ему на ухо.
Я пытаюсь прислушаться, но он говорит так тихо, что расслышать его невозможно. Что бы он ни сказал, глаза мужчины тут же распахиваются, он поворачивается и выбегает за дверь, не сказав больше ни слова.
Я застываю на месте. Сердце колотится в груди, пока я оглядываюсь по сторонам. Только тогда я понимаю, что в кофейне находятся и другие люди. В стороне стоят два молодых человека, оба в черных костюмах, оба с одинаковыми лицами. Близнецы.
Я настолько увлеклась происходящим, что даже их не заметила. Глаза таинственного мужчины перемещаются в их сторону, и когда он кивает, эта парочка послушно выходит на улицу.
Странно.
Внимание незнакомца возвращается ко мне, и я, как мотылек, летящий на пламя, полностью переключаюсь на его глаза – любые мои вопросы вмиг упархивают на задворки сознания.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Да, все хорошо, – мое сердце замирает. – Но все равно спасибо, что заступился.
– Он грубиян, дорогая, – глаза его сияют. – Недостойный дышать с тобой одним воздухом.
Я чувствую, как пылают щеки. Я уже и забыла, какой он прямолинейный и насколько всепоглощающе его присутствие.
– Ну, раз ты так считаешь… – я улыбаюсь, глядя на свои розовые ногти, а потом снова поднимаю глаза. – Что я могу тебе предложить?
– Свидание.
От его слов у меня перехватывает дыхание. От волнения сжимается желудок.
– Ч-что?
– Мне кажется, ты все расслышала, – уголок его рта приподнимается.
Я выгибаю бровь. Тот же огонь, который я чувствовала два дня назад, возвращается.
– Расслышала.
– Вот и хорошо, – он оборачивается к пустым столикам. – Когда ты заканчиваешь?
Я кладу ладонь на стойку:
– Я ценю этот жест, но… у меня уже есть планы на вечер.
– Верно, – соглашается он. – Со мной.
Внутри меня закипает раздражение.
– Не с тобой. Черт, ну ты и настырный.
– Опять ты ругаешься, – в его глазах вспыхивает искра.
Я улыбаюсь, чувствуя, как подпрыгивает сердце, ударяясь о грудь.
– Скажи мне свое имя, – незнакомец наклоняется, нависая над стойкой.
Я наклоняю голову:
– А что, ты не узнал его, когда разыскивал место моей работы?
Издав смешок, он выпрямляется, пронзая меня своим взглядом.
– Счастливое совпадение, честно.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Джеймс, – он протягивает руку через стойку.
Во мне растет напряжение – я впиваюсь зубами в нижнюю губу, а потом, медленно подняв руку, принимаю пронзительно теплое рукопожатие.
– Венди.
– Венди, – Джеймс разворачивает мою руку ладонью вниз и подносит к губам. – Приятно познакомиться.
Меня накрывает волна жара.
Внезапно над дверью раздается звон колокольчика – в кофейню заходит молодая женщина с детьми. Я быстро отстраняюсь и поправляю фартук.
Левый уголок его рта приподнимается.
– Увидимся, Венди, дорогая, – Джеймс не сводит глаз с моего тела.
А потом он поворачивается и выходит за дверь. Женщина, которая только что вошла, смотрит ему вслед с открытым ртом.
И я ее не виню.
В попытке успокоить собственные нервы, я глубоко вздыхаю, стараясь игнорировать пожар, охвативший все мое тело. Мне никто и никогда не уделял такого внимания, и я не могу не задаться вопросом: неужели он со всеми такой? Как будто его мир перестает вращаться, и сама ось наклонятся только ради тебя.
Что ж, как бы то ни было, мне это нравится.
Спустя несколько часов после того, когда я закрыла магазин и приготовилась к вечернему просмотру фильма в компании Джона, меня вдруг озаряет: Джеймс так ничего и не заказал. Едва заметная улыбка касается моих губ. При мысли о том, что, возможно, он все-таки пришел туда ради меня, в животе просыпаются бабочки.
И вроде бы это должно насторожить, но почему-то меня захлестывает только волнение.
Этой ночью, когда я засыпаю, мне снится голубая лазурь.
Мне снится Джеймс.