Глава 1 Детские и юношеские годы
Детство
Будущий отец Иоиль родился в 1901 году в небольшом селении Мафия (бывшая Драга) в Мессинии, близ Петалиди.
Мирское его имя – Фотий, или Фотис. Родители мальчика, Николай и Анастасия Яннакопулос, были простые крестьяне, бедные материально, но богатые душой, имевшие простую веру, глубокое благочестие и послушание слову Божию без рассуждения. У них родилось четверо сыновей и пять дочерей.
Вскоре, однако, они покинули деревню и поселились в Каламате. Там же, в Каламате, Фотис окончил начальную и среднюю школу.
Впоследствии отец Иоиль рассказывал, что в начальной школе он очень отставал от сверстников. Был он крайне непонятлив и с трудом запоминал уроки. Это особенно проявлялось в его замедленной речи, почему и возникало впечатление, что он «ничего не соображает». Учителя считали его безнадежным, а одноклассники – умственно неполноценным, так и называли между собой презрительно: «Фотис-дурачок».
Фотис Яннакопулос в отрочестве
Фотис же дурачком вовсе не был: при сильно затрудненной речи и отсутствии свойственной детям цепкой памяти думал и рассуждал он правильно.
Глубоко опечаленный паренек силился понять, почему другие дети получают высокие баллы и постоянные похвалы, а его преследуют неудачи?
«Почему? В самом деле, почему?».
Он напряженно искал ответ и наконец нашел! Оказалось, что ученики в большинстве своем через день-два еле помнили урок, за который получили «отлично». Он же, запоминая гораздо больше, усваивал и самую суть. Фотису cтало ясно, что одноклассники просто брали из учебника материал, лежащий на поверхности, и тем самым зарабатывали высокий балл. При этом они сплошь и рядом упускали из виду то зерно смысла, от понимания которого и зависит настоящее знание.
После такого вывода «дурачок» проникся презрением к внешнему успеху, достигнув того, к чему многие мудрецы приходят лишь в зрелом возрасте. Глубокое осмысление, изучение и усвоение предмета неизмеримо важнее внешнего впечатления, какое ты произведешь. Если же правильно употребишь свои способности, пусть самые малые и ограниченные, то непременно вырастешь над собой, всесторонне вразумишься и достигнешь в конце концов совершенного самопознания, а значит, узнаешь, кто ты на самом деле.
Не правда ли, необыкновенно мудрое умозаключение для ребенка девяти-десяти лет?
Знакомство с Илией Панагулакисом
В пустынной окрестности Каламаты обитал в пещере отшельник Илия Панагулакис. До тридцатилетнего возраста он чурался всего духовного, презирал всякую добродетель, вел беспутную жизнь и слыл завзятым сквернословом.
В 1902 году, присутствуя по обязанности на похоронах, Илия внезапно ощутил бренность и тщету всего мирского. Покаялся, оплакал свои грехи и стал с тех пор жить в постоянном подвиге, строжайшем посте и молитве. Масло весь год употреблял лишь в субботу и воскресенье, по средам же и пятницам вообще ничего не вкушал и с неизменным постоянством проповедовал покаяние, напоминая об опасности вечного осуждения. Многих привел он на путь Христов, так что имя его было известно всей Каламате.
Скончался Илия 17 января 1917 года.
Как говорит пророк Давид, в мори путие Твои, и стези Твоя в водах многих, и следы Твои не познаются (Пс. 76, 20). В самом деле, кто мог вообразить, что безразличный к Церкви блудник, кутила и кощунник найдет дорогу к Богу?
Однажды Фотис, которому было тогда лет двенадцать, играл в компании босоногих сверстников. Мимо проходила, нащупывая дорогу палкой, нищая слепая старушка. Заслышав голоса, она приблизилась к детям и попросила отвести ее к проповеднику покаяния Илие Панагулакису.
Мальчишки никак не хотели бросать игру ради незнакомой старухи, тем более слепой. Фотис же оставил товарищей, взял странницу за руку и отправился с ней к подвижнику. Про отца Илию он никогда не слыхивал и тем более не знал, где тот живет. Но слепая старушка подсказывала путь, и так достигли они знаменитой пещеры. Кротость и могучее слово старца пленили Фотиса, который с тех пор стал его учеником.
Впоследствии отец Иоиль неустанно повторял: «Какие необычайные, дивные дела творит Бог, как премудро он действует! Я думал, что живу во свете, но к свету привела меня слепая старушка – меня, воображавшего, будто я сам ее веду. Господь же открыл, что эта “слепая” послана Им привести меня, “зрячего”, к свету познания».
Поистине, дивны чудеса Божии! И чтобы хоть отчасти уразуметь их, необходимы неустанные раздумья и обильное просвещение. И Фотис понял: нужно жить не сиюминутными впечатлениями, но стремиться к истинному свету, среди волн житейского моря и внешних событий распознавая пути Господни.
Да запретит тебе Господь!
С тех пор мальчуган стал избегать привычных детству забав и игр. Стремительный и легкий, как олень, летел он к источнику живой воды, орошавшей душу, и, достигнув его, без устали впитывал слово Божие. О, как суетна жизнь вдали от Господа! Илия сам был живой проповедью и незыблемым подтверждением ее истинности. «Мир я обрел близ Христа, – постоянно повторял он. – От разгула же и кутежей всегда испытывал лишь горечь. В какое только бахвальство, в какое богохульство не впадал я, чтобы выставить себя удальцом!».
Однажды вечером возле этого удивительного подвижника собралась ватага подростков, в том числе Фотис. Были и взрослые. Отец Илия вел беседу. Слова его дышали верой, состраданием и такой силой, будто перед глазами у него стоял Сам Христос. Внезапно он смолк, почувствовав, что собравшиеся перестали слушать. В воздухе кружил золотистого цвета жук, и все, поворачивая головы, как зачарованные следили за полетом!
Но тут произошло нечто совсем неожиданное. Илия простер правую руку и, начертав в воздухе знак
Честнаго и Животворящего Креста, произнес: «Да запретит тебе Господь, диаволе!». И жук мгновенно упал.
Всегда ли мы понимаем, откуда исходит все удаляющее нас от слова Божия и разрушающее благочестивое расположение души?
Фотис, постоянно стремившийся уяснить пути Божии, возрастал в духовном познании. Видя, сколь постоянен его учитель в покаянном подвиге, он и сам возлюбил постоянство и решил целиком посвятить себя Христу, сделаться служителем Его спасительного слова.
Сам отец Илия говорил об этом так: «Решение целиком посвятить себя Богу – это пламя, какое человек никогда не сможет зажечь сам, сколько бы ни пытался. Его зажигает лишь Бог. И потому не человеку угашать это пламя в себе самом или в других!».
Пятнадцати лет отроду Фотис тайком убежал в монастырь. Родители искали его и, отыскав, вернули домой при помощи полиции со всеми вытекающими отсюда последствиями:
– Ты еще мал своевольничать!
– Ладно же! Вот вырасту – и попробуйте только помешать мне…
Так и случилось.
Как он постился
В школе Фотис был известен своей ранней склонностью к подвижничеству. Это сделало его предметом пререканий[1]. И немудрено. Ребята четырнадцати – шестнадцати лет не могли понять юного аскета, который постоянно носил в кармане какое-нибудь лакомство вроде жареного гороха, но никогда к нему не притрагивался. Они обожали сладости – Фотис их избегал. Они радовались, разглядывая в зеркале свои налитые мышцы и румяные щеки, Фотис же, напротив, повторял за Апостолом: если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется (2 Кор. 4, 16).
А позже он постился так, что однажды, уже будучи студентом богословия, оказался не в состоянии влезть на трамвайную подножку! Пассажиры трамвая подхватили его под локти и с громким смехом принялись втаскивать внутрь: «Давай-давай! Еще одна попытка!». Но подобные насмешки – лишь малая доля того, что терпят желающие жить благочестиво во Христе.
Воинская служба
Призванный в армию, он и там ни в чем не изменил своих обычаев. Постился как прежде: хлеб, оливки, чай; к мясу не притрагивался вовсе. Никогда не пел ни военных, ни народных песен, а когда рассерженные офицеры требовали объяснений, отвечал: «Голос нужен мне лишь затем, чтобы петь Господу и возвещать славу Его».
Воинская служба Фотиса прошла почти целиком в Малой Азии. В составе действующей армии он дошел до самой Анкары. Сражался при Сакарье и Кале Крото. Cполна пережил события той судьбоносной эпохи, которая стала для греков национальной катастрофой: героический поход армии с целью вытеснить турецкий полумесяц на Восток, блестящие успехи вначале, полный разгром и паническое отступление в конце.
Фотис Яннакопулос (в центре) с побратимами
Отец Иоиль не любил рассказывать о том, что творилось в Малой Азии. Он был глубоко опечален делами и турок, и греков. Повторял лишь одно: грехи умаляют народы[2] (ср.: Притч. 14, 34).
«Фотис непросвещенный»
В жилище приснопамятного раба Божия Илии Панагулакиса Фотис познакомился с юношей из бедной семьи, которого звали Христос Папасарандопулос. Оба быстро поняли, что они – родственные души, и крепко привязались друг к другу. Это была дружба, длившаяся всю их земную жизнь, чтобы продолжиться в жизнь вечную, которую оба, без сомнения, унаследовали. Христос впоследствии принял монашество с именем Хризостом и стал первым греческим миссионером в Африке.
Сын очень бедных родителей, он не смог окончить начальную школу, хотя с детства обладал ясным и проницательным умом. Отец Иоиль дивился своему другу всю жизнь – еще одно свидетельство его безграничного смирения – и говорил о нем с таким восхищением, словно тот был в его глазах величайшим героем. Старец при этом воспарял духом, уста его буквально источали мед, а слова благоухали.
Однажды он рассказал случай из времен, когда иеромонах Хризостом (бывший Христос) был уже настоятелем монастыря Святого Иоанна Предтечи в Гардике, что повыше Фурии. «Наступает Пасха. Монахи – и я среди них – стоят вокруг пасхальной трапезы, творя молитву а настоятель хочет произнести благословение: “Христе Боже, благослови…”. И умолкает. Глаза его наполняются слезами, а взволнованные братья слышат горькие всхлипывания: “Прости нас, Христе мой! Мы, иноки, поедим сегодня всласть, а у наших бедных братьев с малыми детьми найдется ли хоть что-нибудь к празднику?”».
Так протекала жизнь истинного подвижника – жизнь, которая постоянно плачет и болезнует о малых сих при виде их страданий от телесного голода или от недостатка пищи, укрепляющей душу и сердце.
В юности и ранней молодости Фотис вел с этой благословенной душой постоянную переписку. Разделенные земным расстоянием, друзья беседовали о духовной жизни, соревнуясь в любви, смирении и самоукорении. Как бы желая обозначить бедственное, по его мнению, состояние собственной души подобающим именем, будущий отец Иоиль подписывался в письмах «Фотис непросвещенный»[3]. А единомысленный друг, отвечая ему с тем же внутренним расположением, именовал себя: «Христос непотребный»[4].
Святые отцы говорят: «Основание всякой добродетели есть смирение». Ты не считаешь себя хуже всех? Не говори тогда о смирении. Не обманывай себя.