Глава 3 Обитатели озёрных вод
Даша медленно обернулась на голос. Такой бархатный, мурлыкающий и абсолютно незнакомый, он звучал из соседней комнаты, куда дверь осталась приоткрыта. Секунду после на порог вышел Рыжий, сел в проёме и наклонил голову набок, разглядывая Дашу.
Она сразу же схватилась за лицо, пытаясь нащупать то, что разглядела в зеркале в порыве гнева. Провела пальцами по коже, оттянула щёки и вернула их обратно. Только теперь смогла сдвинуться с места и добраться до зеркала.
Даша не просто смогла разглядеть чудовище в зеркале, это было то самое зеркало. То, которое не терпело тряпок на себе и норовило их сбросить. Оно явило щучью пасть и белые глазницы.
А, может, дело было в слишком бурном Дашином воображении: теперь-то она видела себя в зеркале такой же, какой была до прихода Светланы Николаевны. Бледной, измученной, с тенями под глазами и бардаком на голове.
Рыжий обошёл обеспокоенную хозяйку и проследовал прямо к тазу, запрыгнув на табуретку, чтобы наблюдать за рыбой. Даша уже решила, что голос ей померещился, а, может, и вовсе был внутренним, прозвучавшим только в её голове, но послышался тяжёлый вздох.
И шёл он, к радости самой Даши, не от кота. Будто сам дом вздыхал, набирал воздух полной грудью, приосанившись, а потом выдыхал, возвращаясь в нормальное положение. Свистел ветер в окнах, лампа гудела – её приходилось включать, потому что солнце не показывалось уже ни одну неделю, и даже днём в доме царил полумрак.
Даша обошла дом, потом, закутавшись в куртку и наспех намотав шарф, сделала то же самое с участком. У Витьки шёл дым из трубы, в окнах было светло. Другие соседи приезжали только летом, и половину года дом пустовал.
Он стоял у дороги, и, если её перейти, начиналось поле. Когда-то здесь сеяли пшеницу, но, сколько Даша себя помнила, оно всегда было заброшено, из-за чего поросло сорняками. Некоторые из них, например, полынь и крапиву, бабушка даже запасала, из последней даже пекла пироги в сезон. Если идти наискось в правую сторону, вскоре начинался лес. Он не был богат грибами или земляникой, потому и ходили туда редко. И то те, на кого потом тыкали пальцем и шептались.
Конечно же, Зинаида Григорьевна была в их числе.
Но Дашу с собой никогда не брала: оставляла либо у соседей, когда те ещё не продали дом и хорошо общались с её семьей, либо одну, наказав запереть дверь и никому не открывать.
Что ей было там нужно, Даша так и не смогла выведать, а пойти следом ей не позволяло воспитание. Сколько бы мама ни гнобила бабушку, маленькая Даша всегда слушалась именно старшую.
Ну, почти всегда. Но в большинстве случаев точно!
По возвращении домой её ожидало то же зрелище: Рыжий сидел над тазом и лапой пытался выловить щуку. Она клацала зубами, отпугивая, и металась от стенки к стенке. Даша вдруг подумала, если соотнести их размеры, ещё не понятно, кто из них добыча.
Щука вместе с частью воды отправилась в большой пластиковый пакет – Даша боялась, что в ведре не сможет дотащить её до озера. Да, другого выхода она не видела: только вернуть это зубастое чудовище в его естественную среду обитания. Разделать, – или что там с рыбами делают? – она всё равно не сможет, а просто убить у неё рука не поднимется. Да и страшновато как-то даже трогать её было: щука совсем не беззащитное существо. Можно было просто слить воду, и рыба бы сама задохнулась, но Дашка всё равно бы не смогла за этим наблюдать.
Большое спасибо тебе, Витька, за заботу, конечно.
– Ел бы свою рыбу сам и не портил бы другим жизнь, – ворчала себе под нос Даша, волоча за собой пакет к воротам.
На улице уже смеркалось. Нужно было поторопиться, чтобы успеть дотемна.
И как этот день прошёл так быстро? Будто несколько часов она потеряла, выронила по дороге в магазин вместе с ненужными бумажками, накопившимися в карманах. А, может, время в этой деревне вовсе шло как-то по-своему, непонятно для Даши и других городских жителей. Она и в детстве замечала, что дни куда-то утекают, просачиваются сквозь пальцы и, сколько ни пытайся удержать, всё равно исчезнут. Маленькая девочка не могла этого объяснить, а когда пыталась, ей говорили, чтобы она больше думала о куклах и песочнице. С тех пор желания делиться у неё не осталось.
В городе всё было по-другому.
Но, к удивлению самой Даши, её больше туда не тянуло. Ни то горе не давало покинуть место, где каждый угол был пропитан воспоминаниями, ни то чувство, что её кто-то ждет, так и не появилось.
Бабушка ждала её всегда. А там, за три сотни километров, даже родительский дом оказался совсем чужим, ни то, что квартира, которую она снимала с подругой.
Которая, как выяснилось, и не подругой была вовсе. Она отказалась поехать с Дашей, и за всё время, что её не было, даже ни разу не позвонила.
Родители тоже не жаждали услышать её, раз ни на городском, ни на мобильном не было ни одного дозвона. Даже дядя Фома, так жаждущий подзаработать на смерти матери, и тот пропал с радаров.
Как она здесь? Смогла ли разогреть дом, поспать после стольких нервов? Может, вовсе сошла с ума и из окна выпрыгнула на кучу разломанных блоков. Или заблудилась.
Но никого из них не переживал за Дашу настолько, чтобы сделать одолжение и нажать, наконец, эти две кнопки, чтобы задать простой вопрос:
– Ты там как?
А здесь, в бабушкином доме ещё чувствовался дух прошлой хозяйки. Переживать её потерю в этих стенах было чуть легче.
Над озером стелился туман. Вода почти не показывалась под облаком, зависшим над зеркальной гладью. Ещё издалека Даша заметила, что на берегу кто-то сидит, потому сделала круг больше, чтобы не мешать и подойти к воде с другой стороны.
Уже когда она приблизилась к озеру, спрятавшись за деревом, до ушей донеслись голоса. И один из них, мужской, Даша не могла не узнать.
– Я смотрел новости, – мрачно изрёк Матвей, которого Даша не видела уже лет десять, если не больше, – ты снова это сделала.
Послышался плеск воды, как если бы кто-то бросил на дно камень. Даша вздрогнула, совсем позабыв о том, зачем пришла, и выглянула из-за дерева. Сначала она решила, что Матвей, высокий и щуплый молодой человек в красной шапке и ветровке, стоит один. Он задрал голову наверх, будто любовался сумрачным небом, и вскоре раздался ещё один всплеск. В воду с дерева нырнуло что-то большое, отдаленно напоминающее человека.
Та разошлась кругами, и лишь когда последние достигли берега, на поверхности показалась чья-то голова. Половину лица, что была видна Даше, закрывали чёрные волосы, расходящиеся разводами по поверхности озера.
Она медленно, чеканя шаг, приближалась к Матвею, и с её грязного одеяния и волос лилась вода под ноги. У Даши холодок по спине побежал от осознания, какого же это: купаться в октябре.
Какой нормальный человек станет это делать?
А если не человек?
Её руки безвольно болтались вдоль тела, а голова была опущена, из-за чего разглядеть лица так и не удавалось. Мысли побежали в Дашиной голове с огромной скоростью: эта девушка совсем не выглядела как живой человек. И будь Даша на месте Матвея, точно бы уже дала деру.
Её с малых лет учили не приближаться к воде. А если из неё показывается девушка в белом одеянии – тем более.
Но он не сдвинулся с места даже когда озёрное существо замерло в шаге от него. Он смотрел на неё устало и тяжело, сжимая губы в тонкую нить, будто боясь, что с них сорвётся что-то лишнее. И всё же не отступал, не отводил взгляда, и Даша бы даже сказала, что не мог насмотреться.
Витька нередко говорил, что на их озере водятся мавки, и бабушка это упоминала. Но повзрослев, Даша не могла себе представить, что увидит охоту одной из них.
Только вот в рассказах озёрная нечисть всегда заманивала путников в воду и топила, а не сама выходила на берег. Она же мёртвая, обессиленная то есть, как потащит потом его в воду?
Даше стоило закричать, подбежать к ним и затрясти старого знакомого, чтобы, наконец, очнулся от морока и сбежал, но вместо этого она продолжала сидеть на корнях, подсматривая через ветку. Неужели и её обездвижили? Мавки были трусливыми созданиями и не стали бы делать свою работу при свидетелях. Их цель – всегда мужчины, потому они редко открывали охоту на тех, кто приехал на озеро в компании женщин. А вот рыбаков, которые нередко заявлялись целыми компаниями, топили нещадно.
Так, во всяком случае, ей рассказывали перед сном. Сказки о Золотой Рыбке или царе Салтане она прочла сама, уже в школьные годы. Бабушка же готовила её к взрослой самостоятельной жизни.
Неужели знала, что всё так обернется?
Мавка подняла руку, пытаясь дотронуться полупрозрачными пальцами до лица Матвея, но тот отпрянул.
– Ты обещала мне больше не охотиться, – мрачно напомнил он.
Она подняла голову, глядя ему в лицо, и тихо произнесла:
– Обещала. Больше не буду.
Её голос был похож на перезвон колокольчиков, такой светлый и мелодичный, что хотелось слушать его снова и снова. На мгновение Даша растворилась в этом звуке, но грубый и низкий тон Матвея её отрезвил:
– Что это значит?
– То и значит, – пожала плечами она, пропевая гласные. – Тебе никогда меня не понять. Так зачем тратить время?
– Затем, что я хочу знать, что…
– Я хочу есть, Матвей. И мои сёстры тоже.
– Не было у тебя никогда сестёр, Тоня, ты единственный ребёнок в семье, – прошипел Матвей.
Но Тоня ничуть не смутилась.
– А теперь есть. Они моя семья. Прошу, не приходи сюда больше.
Матвей коротко и истерично рассмеялся, сделал шаг в сторону и обошел её, заглядывая в воду.
– А то что? И меня затопишь?
Минута молчания, кажется, длилась целую вечность. Матвей даже обернулся на Тоню, заподозрив, что она исчезла. Но мавка продолжала стоять, нисколько не содрогаясь от осеннего ветра.
– Нет. Но больше не выйду, и перед сёстрами тебя защищать не стану.
– Мне не нужна твоя защита, – мигом бросил Матвей и с досадой добавил, – Нужно было всё-таки тебя похоронить. И отпеть. Чтобы всё по-человечески было.
Последние слова её зацепили. Рот раскрылся до самых ушей в жуткой гримасе, являя острые и тонкие, как спицы, зубы, глаза побелели, а одеяние на спине пошло по швам вместе с кожей до самого позвоночника.
У Даши едва не вырвался крик, когда она в одно мгновение оказалась рядом с Матвеем. Из пасти вырвался животный рык. Он шарахнулся в сторону, но не ушёл. В его взгляде не было ни доли страха, лишь досада, от которой он то и дело кусал губы. Матвей достал из кармана маленькую бутылку, зачерпнул озёрной воды и, не сводя взгляда с той, кто превратился в чудовище на его глазах, последовал прочь.
Тоня резко развернулась, едва Матвей скрылся с глаз, и зашипела:
– А теперь ты.
Даша, наконец, отмерла, снова ощутив собственное тело, и, уже не боясь быть замеченной, вскочила на ноги. Теперь обзор закрывало дерево, но, сколько она не оборачивалась, Тоня на глаза так и не появилась.
Решив, что это лучший момент, чтобы сбежать, Даша с бьющимся в висках сердцем уже сделала первый шаг прочь от озера, как за спиной послышался странный звук.
Она обернулась, когда на земле что-то юркнуло к воде. Про пакет Даша-то совсем забыла! Но щука, похоже, сама нашла путь из полиэтиленовой ловушки в родную среду, и исчезла под тёмной толщей, оставив после себя лишь пару расходящихся кругов.
Но с ней что-то было не так. Она шла рябью, как бывает с воздухом в особо жаркие дни: он будто плавится рядом с металлическими объектами, например, машинами или кровлей. Последние два года были особенно жаркими, и воздух тёк прямо на глазах городских жителей. В деревне, конечно, такого было не увидеть из-за обилия зелени, которая, в свою очередь, не только снижала температуру, но и не нагревалась так, как предметы, появляющиеся на каждом шагу, стоило только выйти на улицу.
Вода забурлила, словно в чайнике за секунду до его автоматического выключения, как над ухом прозвучало:
– Твоя очередь.
И кто-то с силой толкнул её на прогнившие от сырости доски пирса. Дашка упала, затормозила ладонями и загнала несколько заноз в пальцы. Но это было не столь важно в такой ситуации: Тоня надвигалась на неё, освещая совсем потускневшее от сумерек пространство белыми глазами-фонарями.
Нужно было бежать, когда была возможность.
Будто услышав её мысли, Тоня расхохоталась. Так хохочут злодеи в ужастиках, но Даша всегда думала, что это совсем не жутко и произойди это в реальной жизни, все бы испытали испанский стыд, но никак не страх. Теперь же, когда смех расходился волнами и резонировал об воду, возвращаясь новой волной, у Даши побежали мурашки по холодной и мокрой от испарины спине.
Она быстро зашарила по карманам, надеясь найти хоть что-то, что могло сойти за оборонительное оружие. Бабушкина куртка всегда была полна всяким барахлом, которое на долгие годы оседало на дне, и, если сунуть в карман руку, можно было достать артефакт эпохи динозавров уж точно.
Но сейчас, как назло, не попадалось ничего кроме разных фантиков, бумажек с уже не важными телефонами и рецептами, мелочь, какие-то купюры и упаковки от семян, сложенные в несколько раз.
Но Тоня шла к ней, медленно и целенаправленно, и путём отступления осталась только вода. Бурлящая вода, от которой совершенно не шёл пар, даже туман исчез, отогнанный порывом ветра, незамеченным Дашей.
– Не пытайся сопротивляться. Тебе суждено встретиться с Хозяйкой. Это честь, – задрав нос, проговорила Тоня, уже находясь в шаге от Даши. Отступать оказалось некуда. – От чести не бегают.
Наконец, Даша вспомнила о нагрудном кармане, оттягивающем плащовку вниз. Чтобы случайно не порезаться, когда лезешь рукой в карман, бабушка всегда оставляла секатор в нем. Благо, размер и замок позволяли.
Мама вечно на неё ругалась, что та в любой момент оступится и неудачно упадёт, напоровшись на острые края. Вот только Зинаида Григорьевна всегда складывала его, как ножницы, цепляя петельку, чтобы те точно не открылись. Это была едва ли не любимая бабушкина вещь, потому маленькая Даша даже однажды его схватила, когда та оставила его на огороде. У ребёнка не возникло мыслей о том, что его нужно закрыть: один раз зацепившись за острый край сверху, Даша распорола себе палец. Секатор тогда был только после работы в земле, и бабушка, обрабатывая рану зелёнкой, пугала её столбняком.
В два движения достав его из кармана и сняв предохранитель, Даша выставила его перед собой.
– Не подходи.
Тоня наклонила голову, с интересом рассматривая оружие, а потом с животным рёвом бросилась на неё сверху.
Даша упала, наполовину свешиваясь с пирса, а мавка оказалась сверху, вцепившись в её шею длинными гнилыми ногтями. Вот где столбняк, вот где антисанитария.
Секатор выпал из рук, и, тоже завопив, но только от боли, Даша принялась её душить. Поздно пришло осознание, что мавка – утопленница, и их наверняка нельзя убить. И руки у Даши совсем хилые, ещё с детства, когда во дворе все мерились, кто больше подтянется, она всегда стояла в сторонке.
Тогда Даша зарядила Тоне пощёчину.
И, воспользовавшись заминкой, схватила секатор с досок, чтобы всадить его остриями ей в шею.
Нечисть замерла. Чёрная кровь брызнула Даше на лицо и полилась струёй, какой обычно льётся молоко из бутылки. Она попала в глаза, нос и рот, и Даша едва могла задавить рвотные позывы. Сбросить Тоню с себя удалось даже с закрытыми глазами.
Мавка повалилась под воду, в разные стороны раздались всплески, но ногти все также держали Дашу за шею. Тормозя на досках, она наверняка всадила себе с десяток заноз, но сил сбросить её не хватило, и Даша повалилась в озеро следом.
Вода, на вид кипящая, оказалась ледяной. Она обожгла кожу, забралась под одежду и, кажется, достигла самых костей. Темнота оглушала, и даже глаза-фонари потухли, хотя Даша всё ещё чувствовала, как её держат костлявые пальцы. Движение все выходили медленные, слабые до того, что пятилетний ребёнок приложился бы с большей силой, чем Даша в тот момент. Она будто варилась в мареве, переливающимся всеми оттенками чёрного, словно калейдоскоп, но ни в одном положении не получалось разглядеть больше, чем силуэты и дым, в котором они скрывались, стоило только появиться.
Скорее всего, и не дым это был вовсе, просто в схватке то Даша, то Тоня задевали дно, и первый слой земли – или что там выстилает обычно дно? – поднимался облаками.
Даша чувствовала, как лёгкие начинает жечь, но вырваться не получалось. Тоня хватала то за руки, то за шею, то за ноги, когда, наконец, удавалось выплыть почти до верха. Мавка в воде была намного проворнее и будто рыба вертелась вокруг неё, даже рана нисколько её не замедлила. Но когда пальцы сомкнулись у Даши на руках и ногах наподобие оков, она с ужасом осознала: озёрная нечисть здесь не одна.
Но вдруг волны стихли. Руки разжались, и Дашу саму вытолкнуло на поверхность. Её трясло от холода, конечности не слушались, но она пыталась делать ими хоть что-то, раз не способна грести: опоры под ногами не было, но удержаться на плаву ей нужно любой ценой.
Небо почернело, солнце окончательно спряталось за горизонт, и у Даши в голове промелькнула мысль, что вокруг уже глубокая ночь: сколько же тогда её продержали под водой?
Она стёрла с лица остатки крови и грязи: похоже, они действительно всполошили дно. Даша оглянулась в поисках берега и осознала, что отплыла слишком далеко: она находилась в самом центре, на наибольшей глубине, и до земли было не меньше двадцати метров, в какую сторону не поплыви.
Ногу начало бить судорогой. Понимая, что времени у неё совсем немного, Даша стала грести в сторону берега. Ботинки и одежда намокли и тянули на дно, поэтому обувь и ветровку Даша скинула, оставшись в футболке и джинсах. С шарфом тоже пришлось попрощаться в угоду спасения жизни. Его когда-то связала бабушка, но Даша решила, что она точно поймёт, почему внучка его посеяла, и не осудит.
Её тело уже вовсю била крупная дрожь, но здесь, на чёртовом озере, Даша, наконец, осознала, как хочет жить. Она никогда об этом не задумывалась, как все вставала по утрам, ходила сначала в школу, потом в институт. Про таких говорят «плывёт по течению – куда занесет, там и обустроится». Когда умерла бабушка, Даша подумала лишь о том, что та наконец-то отмучилась. Не любили её люди, даже родные дети не любили. А жить без любви тяжело.
Вдруг из воды прямо перед ней начал подниматься какой-то горб. Когда он возвысился, Даша поняла, что это снова Тоня. Лица под чёрными патлами было не разглядеть, но сомнений, что это она, не возникло. Даша рванула в другую сторону, но и там поднялся силуэт в белом одеянии с закрытым волосами лицом. Они нависали над водой по пояс, хотя сама Даша не могла даже носками достать до дна.
Она развернулась в противоположную сторону, но и там ей преградила путь одна из сестёр-мавок. Их было не то пять, не то восемь – Даша не смогла посчитать в водовороте из звуков и силуэтов, который закрутил её, напрочь отключая сознание. Мавки шипели, как шипят ящерицы, если их схватить у какой-нибудь лужи за бока, так, чтобы ей не удалось укусить, и утащить похвастаться добычей перед друзьями со двора. Только их шипение было в разы громче, оно подбиралось в самую барабанную перепонку и выедало её, как опарыши выедают мертвую плоть.
Даша закричала, но её голос утонул в толще воды – кто-то снова схватил за лодыжку, утягивая на дно. Она зажмурилась, ожидая своей участи: надежда вырваться умерла. Её тело послужит примером, что мавки топят не только мужчин, и жители села обязательно сочинят пару баек по этому поводу.
В лёгкие залилась вода, и Даша закашлялась, но не ощутила характерного жжения, что пронзает гортань и лёгкие, когда кислород заканчивается. Она всё так же ничего не видела, но и нужды в воздухе не ощущала.
Может быть, Даша уже умерла? Сколько там человек может протянуть под водой? Три минуты, пять, десять? Когда перед глазами одна и та же картинка чёрного марева, время течёт как-то по-своему, по-особенному.
Судороги тоже исчезли. Даша будто вовсе перестала ощущать собственное тело, и вода вокруг перестала быть такой холодной, леденящей даже кости. Чернота перед глазами начала рассеиваться, когда под ногами, наконец, появилась опора. Даша опустилась на дно, завалившись боком, будто и не было никакой выталкивающей силы, только тяготение заставляло её примкнуть ко дну.
Оно было мягкое, словно пуховая подушка откуда-то из далёкого детства, когда бабушка перед сном всегда взбивала её, прежде чем Даша могла положить на неё голову. В этом маленьком, полуразвалившемся домике подушки всегда были мягче, одеяла теплее, еда вкуснее, и жизнь, сама жизнь была счастливее. Скорее всего, Даша вспоминала своё раннее детство, а в те года многого для счастья было не нужно.
Она протёрла глаза, но в них сразу же попал какой-то мусор, кружащийся рядом и не желающий опускаться на дно. Своим падением Даша подняла целое облако, мельчайшие части которого так и норовили забраться в нос, глаза, уши. Лишь когда оно осело, Даша решила оглядеться.
Резкий белый луч рассёк озёрную тьму – похоже, полная луна показалась из-за туч. Виднее из-за этого не стало, но её привлекло что-то под ногой, блеснувшее серебряным светом. Даша прикоснулась к находке и осознала, что это металлический значок, какие подростки любят носить на одежде. Он был приколот к какой-то темной толстой ткани, похожей на толстовку.
Даша проследила чуть дальше взглядом и вскрикнула, стараясь отползти подальше, но угодила в ту же ловушку.
То, что она приняла за подушку, оказалось синим, распухшим от воды с выеденной половиной черепа и глазами трупом.
Всё дно, что Даша могла разглядеть, было усеяно трупами.