Четыре дня спустя температура Тильды спала.
Кива одновременно радовалась и беспокоилась. Радовалась, потому что, возможно, женщина все-таки выздоровеет от болезни, что до сих пор наводняла ее иммунную систему. Беспокоилась, потому что оставалось всего три дня до Ордалии воздухом и приезда наследного принца и принцессы.
Времени катастрофически не хватало.
Хотя Тильда перестала так обильно потеть, что приходилось каждый час менять простыни, и проводила в сознании все больше времени, Кива до сих пор не знала, от чего ее лечить. Женщина не могла – или не хотела – говорить, и никакие уговоры не помогали Киве пролить свет на ее болезнь. Иногда Тильда как будто пребывала в здравом уме, но спустя несколько минут могла с пеной на губах метаться в бреду, вырываться из пут и кричать так громко, что в лазарет сбегались надзиратели.
Кива не имела ни малейшего представления, что ей делать и как помочь женщине. Вдобавок ко всему она жутко устала: мало того, что прибавилось пациентов с кишечной инфекцией, так еще и другие заключенные зачастили в лазарет с проблемами, большая часть которых возникала от стычек с надзирателями.
Глубокими зимами, когда новых заключенных приезжало совсем мало, надзиратели начинали скучать и пускались во все тяжкие. Развлечение себе они находили в узницах, а иногда и узниках. За десять лет Кива привыкла, но ее все равно обжигало ненавистью каждый раз, когда запуганные женщины толпами приходили в лазарет за корой бесплодника, чтобы отсрочить менструацию. Из-за тяжелой работы и скудных рационов у большинства женщин-заключенных месячных и так обычно не бывало, но если кого-то эта участь обошла стороной… Никому в Залиндове не хотелось забеременеть. Такое, конечно же, случалось, и если женщина доживала до конца срока, то Кива помогала принять роды. Однако за последние десять лет еще ни одна мать с новорожденным не прожили долго.
Кива и сама предохранялась, однако она регулярно задерживалась в лазарете допоздна, да и ее, как верного доносчика смотрителя, надзиратели обычно предпочитали не трогать. Конечно, защиту ей это не гарантировало – взять хотя бы ту ночь несколько недель назад, когда за Киву вступилась Наари. Но даже такие случаи приходилось перетерпеть всего несколько раз в год, и надзиратели никогда не заходили слишком далеко – они понимали, что им еще, возможно, пригодится помощь лекаря. Для Кивы это было одновременно благословением и проклятием: благословением, потому что хоть что-то спасало ее от изнасилования, и проклятием, потому что она никак не могла защитить других. Иногда она специально оставалась спать в лазарете, чтобы не только скрыться с глаз неприкаянных надзирателей, но и помочь ночью нуждающимся.
В одну из таких ночей, ближе к утру, Киву разбудило тихое всхлипывание. Олишу с Нергалом она отослала, когда те пришли на смену, сказав, что хочет понаблюдать за карантинными пациентами. На самом же деле Наари предупредила Киву, чтобы та не ходила одна ночью до корпуса, а сопроводить лекаря надзирательница не могла.
Несколько часов после ее предупреждения Кива бесцельно бродила по лазарету. Гадала, поступила ли Наари так из женской солидарности или просто потому что она порядочный человек, пусть и служит в Залиндове. В любом случае Кива была ей благодарна. Отпустив Типпа пораньше и посоветовав ему не отходить далеко от Джарена, она легла спать на одну из коек, как только ее сморило.
Снова раздался тихий всхлип, и Кива заворочалась, силясь сбросить не желавший отпускать сон. Однако потом до нее дошло, что звук донесся со стороны койки Тильды и что это не неразборчивый стон, а слово, и тогда Кива села, свесила ноги с койки и подошла к женщине.
– Воды-ы-ы… Воды-ы-ы-ы.
Тильда натянула ремни и цепи, трясла головой из стороны в сторону, слепо оглядывая скудно освещенную комнату.
– Я здесь. – Кива ободряюще погладила ее по плечу. – Я принесу тебе воды.
Стук сердца гулом отдавался у нее в ушах, когда она кинулась за стаканом и погрузила его в ведро со свежей водой. Краем глаза Кива заметила, что в дверях стоит незнакомый ей вооруженный надзиратель, который с любопытством поглядывал на Тильду и наверняка внимательно прислушивался к их разговору.
Киве мигом стало неуютно от мысли, что мужчина наблюдал за ними, пока они обе спали, и, не глядя ему в глаза, она поспешила к пациентке. Бережно приподняв больной женщине голову, она поднесла стакан к ее губам.
Тильда пила так жадно, что вода потекла у нее по подбородку. Кива вытерла ей лицо, когда в стакане ничего не осталось.
– Спа-а-а… Спаси-и-иб…
– Пожалуйста. – Кива сглотнула ком в горле.
До первого испытания оставался всего день, и помимо спавшей температуры в состоянии Тильды улучшений не наметилось. А теперь она пытается говорить… От нахлынувших чувств Киве пришлось снова проглотить ком в горле.
Она не должна привязываться к пациентам. Это одно из главных правил тюремного лекаря. Любого лекаря, раз уж на то пошло. Но в Залиндове – особенно. И все же эта женщина… Кива не могла не чувствовать связь между ними.
Не дай ей умереть.
– Ты знаешь, где ты? – тихо проговорила Кива, подтянув табуретку и сев рядом с койкой Тильды. Она не была уверена, поймет ли ее женщина, но попробовать стоило. Даже если надзиратель все услышит и донесет смотрителю. Надо всего лишь быть осторожной. Им обеим надо соблюдать осторожность.
– За-ал… За-а-а-аллл…
– Все верно, ты в Залиндове, – ободряюще подхватила Кива. Она добавила проблемы с речью в список симптомов, которые, возможно, помогут найти ей первопричину болезни. Вдруг ей в голову пришла одна мысль, и она сказала: – Сейчас вернусь.
Подскочив, Кива подбежала к шкафу с припасами и достала камедянку, которую Типп уже перемолол в пасту. Мутная коричневая жижа выглядела несъедобной, но пахла свежими травами и помогала расслабиться и прийти в чувства.
Надеясь, что лекарство сработает, Кива вернулась к Тильде и попросила ту открыть рот. Женщина заколебалась, и Кива на мгновение испугалась, что она воспротивится или даже попробует вырваться из ремней, но потом Тильда все же открыла рот, и Кива положила ей на язык чуть-чуть лекарства.
Немного подождав, чтобы паста возымела действие, Кива спросила:
– Можешь сказать, как тебя зовут?
Прежде чем ответить, женщина сперва приоткрыла губы и снова их закрыла.
– Тильда. Я… Тильда. – Горло ее двигалось, как будто она пыталась сглотнуть, но ей было слишком больно. – Где… я?
Кива шумно выдохнула, хотя на сердце у нее стало тяжело. Когда Тильда произнесла свое имя, ей подумалось, что они наконец-то сдвинулись с мертвой точки – а потом та задала вопрос, на который сама отвечала буквально парой минут раньше.
– Ты в Залиндове, помнишь? – медленно проговорила Кива.
Тильда моргнула, уперев слепой взгляд в потолок.
– Залиндов? Да. Да… где?
Сердце у Кивы сжалось.
– Тебя привезли десять дней назад, – поделилась она, сама не зная, как продолжить. Тильда вздрогнула от удивления. – Ты была очень больна. Я… я пытаюсь тебя вылечить.
– Зачем?
Одно короткое слово – и Кива растерялась, не зная, что ответить. Причин было много, но большую часть она не могла озвучить. По крайней мере, пока их подслушивает надзиратель.
Не дай ей умереть.
– Потому что я… Потому что ты… Потому что мы…
– Ордалии… – перебила Тильда. Голос ее снова начал слабеть. – Мой… приговор. Зачем… – Она судорожно вдохнула. Было видно, что говорить ей тяжело: – Зачем меня… лечить… если меня все равно… потом… убьют?
Кива сжала в кулаки лежащие на коленях руки, впиваясь ногтями в кожу. Почему из всего, о чем Тильда могла знать или помнить… почему она спросила именно об Ордалиях? И какого ответа она ждала от Кивы? В голове у нее крутилось слишком много вариантов.
«Потому что это моя работа».
«Потому что мне приказал смотритель».
«Потому что сестра прислала мне записку».
«Потому что Креста убьет Типпа, если я тебя не вылечу».
«Потому что я не смогу жить спокойно, если…»
– Где… я? – прервала Тильда ход ее мыслей.
Досадуя на саму себя, Кива уже готова была повторить, что они в Залиндове, но вдруг остановилась. В голову ей пришла мысль, что Тильда имеет в виду нечто другое. Быстро оглянувшись на надзирателя, Кива поразмыслила над своим ответом и, не увидев в нем ничего плохого, сообщила:
– Ты в лазарете. В лазарете Залиндова.
На мгновение воцарилась тишина. Затем Тильда спросила, уже практически шепотом:
– Кто… ты?
Бросив еще один взгляд на надзирателя, Кива дала самый честный ответ, на который только могла решиться:
– Я просто хочу помочь тебе выжить… и пережить все, что тебя ждет. – Кива протянула руку и порывисто сжала ладонь Тильды, но тут же, опомнившись, отпустила. – А теперь отдыхай. Завтра у нас еще будет время поговорить.
Но к рассвету Тильда вновь скользнула в беспамятство. На этот раз не помогла даже камедянка.
Медленно утекали часы, и Кива ждала, когда Тильда придет в себя, но тщетно. Она все еще была слишком больна, все еще пребывала во власти охватившей ее болезни. А на следующий день – день первой Ордалии – Кива поняла, что времени у нее совсем не осталось.
Не дай ей умереть.
Не дай ей умереть.
Не дай ей умереть.
Той ночью Кива почти не спала, молясь, чтобы Тильда чудесным образом выздоровела, и чтобы, если она очнется, у нее нашелся способ пережить Ордалию воздухом. Как Кива уже говорила Типпу, первое испытание не было невыполнимым, и своей легкостью оно нередко обманывало преступников, заставляя тех поверить, что у них есть шанс выжить. В конечном счете, когда они доходили до второго, третьего или четвертого испытания, они понимали, как ошиблись. Но даже не всякому физически здоровому человеку было под силу выполнить легкое первое испытание, что уж говорить о Тильде.
Не дай ей умереть.
Мысли Кивы наводняли четыре слова из зашифрованной записки сестры – ее приказ, ее требование. То и дело вспоминалась угроза Кресты, с шипением повторявшей: «Спасешь Мятежную королеву – спасешь мальчика. Умрет она, умрет и он».
В голове Кивы развернулось настоящее поле боя.
«Не дай ей умереть… Умрет она, умрет и он… Не дай ей умереть… Умрет она, умрет и он…»
Кива совершенно не представляла, что ей делать, как спасти Тильду, как спасти Типпа. Она, конечно, придумала один способ, но… какова опасность… и какой ценой…
Не дай ей умереть.
Умрет она, умрет и он.
Когда незадолго до полудня в лазарет прибыла мрачная Наари, у Кивы внутри все сжалось.
– Пора, – сообщила Наари.
– Н-но… она же до сих пор не выздоровела. – Типп обхватил пальцами безвольную руку Тильды, словно утешая ее.
Тильда не спала, но была не в себе. Она что-то бессвязно бормотала и смотрела в пустоту, каждые несколько секунд вздрагивая от мышечных спазмов.
– Я лишь исполняю приказ, – безапелляционно заявила Наари. – Принц Деверик и принцесса Миррин уже прибыли, и они хотят уехать так скоро, как только возможно.
Кива чуть не закатила глаза. Действительно, негоже королевским особам долго находиться в этом гадюшнике. Убереги их боги увидеть, что на самом деле творится внутри этих стен: губительные каторжные работы, жестокие надзиратели, убогие условия жизни. Покинув тюремные стены, принц с принцессой отправятся прямиком в зимний дворец и мигом забудут о заключенных и их каждодневных заботах.
«Да и зачем им об этом думать?» – презрительно размышляла Кива. Ведь королевской семье и без того известно, что все узники Залиндова чем-то провинились и заслуживали тюрьмы.
– Она ходить может? – спросила Наари.
Киве не хотелось отвечать, но взгляд надзирательницы говорил сам за себя: сегодня Наари – такая же тюремщица Залиндова, как и все остальные. Сегодня она не уступит и не пожалеет.
– Да, – хрипло ответила Кива. – Но только с чужой помощью. И она совершенно не понимает, что происходит.
Наари сжала зубы, впервые дав понять, что чувствует по поводу происходящего, но кивнула.
– Поднимай ее. Остальные надзиратели уже выводят заключенных на восточный двор. – Она замолчала. – Готовься, они сегодня всех с работы сняли.
– Видимо, к-королевская семья хочет зрителей побольше. – Мальчишеское лицо Типпа побледнело.
Кива же никак не могла выбросить из головы слова Наари о восточном дворе, который находился на противоположном конце тюрьмы. Там стояли виселицы. Может, для Тильды уготовили петлю? Неужели для Ордалии воздухом ее собираются повесить, чтобы посмотреть, переживет ли она сломанную шею или удушье?
Нет, конечно, такого быть не могло. Никто не переживал виселицу. Заключенных вешали каждую неделю, и они все до единого оказывались в морге. Тильда ни за что в жизни не…
– Пора идти, – сказала Наари, когда в дверях лазарета показалось еще три надзирателя, которые должны были их сопровождать. – Прямо сейчас.
Онемевшими руками Кива расстегнула кандалы и ремень на груди Тильды. Хотелось бы ей, чтобы женщина бросилась в бой, как неделю назад, чтобы она показала, что еще не окончательно упала духом. Но та только что-то бормотала себе под нос и вздрагивала, пока Кива с Типпом закидывали ее руки себе на плечи и вслед за Наари и другими надзирателями выводили ее из лазарета.