Фиона спала хорошо, хотя не помнила, во сколько Серж привез ее домой, но проснулась в три часа ночи. Она долго лежала, не шевелясь, не желая разбудить Ричарда. Ведь он был старик, как ни крути. Потом она снова заснула, и ей снилось, что она плавала в бассейне с ее соседом из самолета. У него было что-то для Клэр, и он просил Фиону отдать ей это, когда она найдет дочь. Медленным движением, словно фокусник, он вытащил из своих плавательных шорт оранжевый шарф Нико.
Когда Фиона наконец появилась на кухне, Ричард завтракал за столом, утреннее солнце освещало его компьютер и руки. Он быстро что-то печатал, проговаривая слова про себя.
– Пишу письма, – сказал он. – Ты когда-нибудь думала, что мы будем настолько завалены вот этим всем?
Она отрезала банан и спросила, не встал ли еще Серж. Ричард рассмеялся.
– Лучше спроси, вернулся ли он. Да, вернулся. Он повалился в кровать около четырех, – Ричард пояснил, что у Сержа несколько приятелей, но ничего серьезного. – Итальянцы, в основном. Он выбирает красавчиков.
Фиона решила, что не стоит спрашивать, как на это смотрит Ричард. Его, похоже, забавляла вся эта ситуация, молодость Сержа и его энергия. Ричард вальяжно вытянулся, лев в халате, король-солнце на своем троне. Он закрыл компьютер и сказал:
– Взгляни, какая шикарная погода, прямо для тебя. Хотелось бы мне, чтобы ты получила удовольствие от Парижа. В следующий раз так и будет. Не знаю, когда я умер, но это моя Вальхалла.
Он рассказал ей, что прошлым вечером киношники перекрыли Рю-де-Де-Пон для съемок. Она выглянула из окна. Толпы еще не было, как и кинозвезд, но появились грузовики. Сердитые водители давили на клаксоны, когда понимали, что не могут проехать. Ричард сказал, что ей, возможно, придется перейти мост, чтобы найти такси. Но она не хотела такси. Пусть даже ее ноги болели, ей хотелось опять ходить пешком. Ричард сказал, что не отпустит ее без Сержа. Он не хотел, чтобы она потерялась. (Он не хотел, чтобы она отрубилась, мог бы он сказать.)
Серж заставил себя, несмотря на протесты Фионы, надеть куртку и пошел с ней, то плетясь позади словно сомнамбула, то ускоряясь и обгоняя ее и решая, куда им идти. Она привыкла видеть его затылок – его темные, небрежные волосы, его длинную и красную шею.
Вчера, когда она ехала с ним на мотоцикле от кафе, то настояла, чтобы он отвез ее на Пон-де-Ляршевеше – широкий и почти пустой. Там позировали перед фотографом жених с невестой, но Клэр не было. Разумеется, этот мост, как и любой другой, будет последним местом, где они найдут ее. В жизни так не бывает.
Теперь они ходили по набережным, и Фиона показывала фотографию Клэр каждому художнику – тем, что рисуют на продажу виды размером с открытки, карикатуристам, даже клоуну в гриме, который сидел и ел сэндвич. Серж периодически отходил в сторону, чтобы написать кому-то сообщение или покурить, хотя ей бы не помешало его знание языка. «Elle est artiste»[64], – бормотала Фиона каждый раз, но ей бы хотелось объяснить более развернуто, что ее дочь не беременный подросток, не беспомощная беглянка. Все в ответ качали головами с озадаченным видом.
Серж привел ее в букинистический магазин «Шекспир и компания», который был ей знаком, но она с удивлением узнала, что на верхнем этаже сдаются комнаты, «для одиноких иностранцев», как объяснил Серж. Это звучало как бордель, но, поднявшись наверх, она увидела маленькие койки. Они были для одиноких молодых людей, спящих по четыре часа за ночь, заливая похмелье кофе, после страстных амуров. Это не то место, где можно жить с партнером и ребенком. Будь у Фионы настроение получше, она бы влюбилась в этот магазинчик, с его скрипучими полами и шаткими туннелями из книг, но в текущей ситуации ей хотелось двигаться дальше.
Серж выглядывал из-за плеча Фионы, а она показала фотографию Клэр парню за кассой с длинными подкрученными «бруклинскими» усами и южным выговором. Он позвал девушку.
Фотография была сделана на первом курсе Клэр в колледже Макалистер, на родительских выходных. Клэр стояла, положив одну руку на битком набитый шкаф, чуть улыбаясь, сдерживая раздражение. Фиона выбрала это фото потому, что на нем Клэр больше всего была похожа на себя в том видео, с округлившимся лицом – той осенью она поправилась. Фиона вспомнила с болезненным чувством то облегчение, какое испытывала в тот год всякий раз, как отправляла Клэр обратно на учебу. Не потому, что хотела избавиться от нее, вовсе нет, просто она считала, что так они будут лучше ладить. Клэр могла жить своей жизнью, потом бы она возвращалась домой, и они ходили бы по магазинам, ужинали бы в ресторанах, снова сближаясь, и в скором времени они бы, возможно, распили бутылку вина и поговорили, как двое взрослых. Так было бы до последнего курса колледжа, а потом, когда бы Клэр переехала в другой город – Фиона всегда знала, что так будет – она бы навещала ее дважды в год. Но на рождественских каникулах Клэр объявила, что проведет лето в Колорадо. Она приехала домой на выходные в июне, после чего Фиона отвезла ее в аэропорт, и когда хотела выйти из машины, чтобы обнять дочь, Клэр сказала: «Нас сейчас обгудят». И, быстро чмокнув мать в щеку, ушла.
Вот и все. Вот и все, что было.
Девушка покачала головой.
– То есть она немного похожа на Валерию.
– Она чешка? – спросил парень.
Фиона сказала нет, и что с ней маленькая девочка.
– Дайте-ка я спрошу Кейт, – сказал парень. – Она знает всех ребятишек, которые здесь бывают.
И вот уже и Кейт, высокая британка, стоит здесь, уставившись на фотографию.
– Не могу сказать с уверенностью, – сказала Кейт.
– Она теперь старше, – сказала Фиона.
– Она выглядит как эта актриса из «Аферы по-американски»[65].
К кассе подошел человек, собираясь купить стопку книг в мягких обложках, так что они отошли в сторону, углубившись в магазин. Серж взял фото, держа за края.
– Должно быть, она скучает по тебе.
Фиона не знала, что на это сказать.
– Ты останешься на выставку Ричарда, так ведь? – сказал Серж. – Друзья так много значат для него.
– Я постараюсь.
– Нет, нет, обещай!
Серж улыбнулся такой внезапно ослепительной улыбкой, которая, должно быть, позволяла ему легко вальсировать по жизни, требуя чего угодно.
– Думаю, к тому времени я вам изрядно надоем.
– Тогда мы тебя выгоним и поселим в отель! Обещай.
– Окей, – сказала Фиона, – обещаю.
Она сомневалась, что сдержит обещание, но оно далось ей легко. Еще девять дней вдали от комиссионного магазина это, конечно, очень долго, но за девять дней она либо найдет Клэр, либо будет продолжать искать – и сможет ли она вернуться домой в любом из этих случаев?
Перед тем, как уйти, Фиона захватила с полки книжку на английском об истории Парижа, просто чтобы не уходить с пустыми руками, чувствуя спиной, как ее жалеют. Усатый продавец увлеченно втолковывал посетителю про американские DVD-плееры. Что-то о кадрах в секунду.
– Американцам вообще все равно! – сказал он. – Вот поэтому-то я и переехал в Париж.
Он вскинул руки.
Фиона сдержала смех. Неужели это правда? Что кто-то может сменить страну вот так запросто? Все ее знакомые, покинувшие Америку, имели на то веские причины: работа, любовь, политика. Или ради учебы, как Нора. Клэр и Курт бежали от «Совместной осанны», хотя Фиона не исключала возможности, что Клэр могла убегать от нее, от какой-то субъективной детской травмы. Но что, если это было ничем иным, как спонтанным капризом? Сперва коммуна, затем Париж, а дальше овцеферма в Болгарии? Что, если Фиона просто не сумела, учитывая, насколько рассеянна она была в первые годы после рождения Клэр, привить ей достаточно крепкую связь с реальностью?
Продавец взглянул на цену. Три евро. Он сказал, что дарит ей книгу.
Когда ранним вечером они вернулись к Ричарду, съемки уже начались.
Трудно было понять, что там происходит; люди столпились, словно на параде. Дальше по улице склонился кран, и огромные прожектора на треногах лили свет.
Фиона оставила Сержа и протиснулась – одно из преимуществ низкого роста: никто не переживает, что ты закрываешь ему вид – и вскоре она была в первом ряду, держа руки на деревянном барьере.
Съемки шли через квартал, на углу, перед малиновым фасадом ресторана, но ближе толпу не подпускали. Фиона разглядела кучу стульев, и лестниц, и людей – и женщину, говорившую с мужчиной перед рестораном. Он обнял ее, и она ушла. Через несколько шагов она остановилась и вернулась, после чего они повторили все это. Каждый раз перед ней бежали двое мужчин, держа белые отражающие щиты. Следом ехала камера на колесиках.
– Я знаю, кто этот парень, – прошептала по-английски женщина рядом с Фионой, – как же его, Дермотт Макдермотт. Но о ней впервые слышу.
Мужчина, с которым она была, громко рассмеялся.
– Дермотт Макдермотт. Обожаю.
Мимо спешно прошла охрана.
– У нас будут неприятности, – прошептала женщина.
Вообще-то отовсюду доносилось тихое бормотание, которое, конечно же, заглушат, если оно попадет в фильм.
Фиона рассматривала толпу по другую сторону улицы. Никого, похожего на Клэр. Никого с маленькой девочкой. Никого, похожего на Курта. Но толпа постоянно двигалась.
Перед тем, как бросить колледж, Клэр говорила об изучении массовых коммуникаций. В средней школе она ходила по субботам в «Музыкальную шкатулку» и просиживала там три фильма подряд. Под конец выпускного класса у нее появился парень, который хотел быть сценаристом, и Клэр намеревалась снимать фильмы. Фионе тот парень совсем не понравился – длинные ногти, бегающий взгляд – хотя с годами он бы, конечно, взялся за ум! Насколько лучшим вариантом он мог оказаться по сравнению с Куртом Пирсом.
На момент, когда Курт вошел в магазин Фионы и сказал ей, что собирается заняться помощью голодающим в городе и им не помешает держать связь, она уже несколько лет не общалась ни с ним, ни с Сесилией. После этого он периодически приглашал ее на разные мероприятия, хотя соглашалась она нечасто. И она понятия не имела, что все это время он боролся с наркозависимостью и крал деньги у Сесилии, и даже у некоторых благотворительных организаций, с которыми так самозабвенно работал. Она не знала, что Сесилия дала ему последний шанс, а потом еще один, прежде чем полностью отказалась от него. Все это открылось только после того, как она познакомила его с дочерью, после того, как он испоганил ей жизнь.
Когда над улицей пролетал самолет, съемки приостановили. Фиона вспомнила, как Джулиан Эймс однажды сказал ей, что он лучше будет голодать, играя в живом театре до конца своих дней, чем получать миллионы в кино. Он сказал, что киношная работа отупляет. Джулиан оплачивал жилье, работая в той закусочной с синими стенами на Бродвее, в той самой, где Терренс усадил Фиону и сказал, что Нико болен. Джулиан в тот день не работал – она бы запомнила, если бы он был за стойкой, когда она разревелась, хватая одну салфетку за другой – но в ее воображении он стоял у кассы. Его рука навсегда застыла на коробке для чаевых. Его глаза навсегда пересекла темная прядь волос.
Актриса снова сыграла свою сцену, а Фиона снова просканировала толпу.
Она подумала, что нужно вернуться к Сержу, дать ему знать, что с ней все в порядке. И начала выбираться обратно, протискиваясь сквозь толпу, когда почувствовала, как кто-то касается ее затылка. Она развернулась и увидела, что ей улыбается высокий мужчина. Похоже, он рассчитывал, что она должна узнать его, но она не узнавала.
– Я знал, что встречу вас, – сказал он театральным шепотом и добавил, видя ее смущение: – Джейк. Из самолета.
– Оу! – она отступила назад. – Приятно видеть вас, Джейк.
Он казался трезвым, но его борода и волосы, как и дубовый запах одежды, наводили на мысль, что он провел прошлую ночь под деревом.
Ее вдруг охватила злость. Если законы вероятности были готовы подбросить ей случайную встречу на парижских улицах, почему это должен быть ее сосед из самолета? Это как молния, бьющая в цель лишь однажды.
– Я просто бродил, – сказал он. – Мое дело ждет до вечера.
– Ваше дело.
Он что-то говорил об этом в самолете?
Она подумала, что эта встреча не такая уж случайная. Фиона говорила ему, где будет жить, а этот остров такой маленький. Она поискала глазами Сержа, но тот исчез. Она махнула Джейку рукой, приглашая следовать за собой, и они выбрались на боковую улицу – достаточно далеко, чтобы разговаривать в полный голос, но не настолько далеко, чтобы люди, в случае чего, не услышали ее крика.
– Так с вами все окей? – спросила она.
– Что? А, ну да. Ага. Нет, они нашли все мое добро в О‘Харе[66]. Уже выслали мне.
– Вот так просто?
Он пожал плечами.
– У меня бумажник-бумеранг. Я терял его раз двенадцать. И каждый раз кто-то его возвращает.
– Это… невероятно.
– Не так уж. Это такой четкий моральный тест для людей. Они видят бумажник и типа такие: «Хороший я человек или плохой?» Люди хотят верить, что они хорошие. Те же люди, которые вынесут что угодно с работы, да? Но бумажник они возвращают, у них от этого легчает на душе.
Он был прав. Но как он не боялся? Не боялся разбрасывать свои вещи по всей планете и верить, что они к нему вернутся.
– Этот фильм – улет! – сказал он.
– Ты пришел сюда ради фильма, Джейк? – она не скрывала сарказма.
– Нет, – сказал он. – Я искал тебя. Не в смысле… не подумай чего плохого. Извини. Я хотел спросить кое-что.
Не будь он таким привлекательным, она бы уже убежала. Она бы схватила за руку первого встречного и сказала: «Это мой муж!» Но она просто стояла, запрокинув голову, чтобы видеть его лицо, и ждала.
– Я был ужасно зол на себя, – сказал он, – когда мы сошли с самолета и я ничего у тебя не спросил про Ричарда Кампо. Типа… не хочу показаться навязчивым, но я бы точно мог что-то с ним сделать. Я бы так легко зажег его своей идеей.
Фиона подняла руку, останавливая его.
– Похоже, я что-то пропустила, – сказала она.
– Извини. Не помню, что именно я говорил. Я пишу про культуру, в основном для туристических журналов. Читаете National Geographic? У меня там вышел материал прошлым летом, об этом… фестивале танцев майя в Гватемале.
– Окей.
Все вставало на свои места: пилот, уволенный за… пьянство? Или он сам решил, что такая жизнь не для него, что есть и получше способы повидать мир?
– Он дает тонны интервью, – сказала она. – Не знаю, значит ли это, что он согласится с большей легкостью или наоборот.
– Это будет на самом деле не об искусстве, вот в чем дело. Это будет о жизни здесь, ну, знаете, типа взгляд художника-экспата на город. Или можно об искусстве. Я не знаю, как он захочет.
Почему она вообще решила помочь ему? Может, здесь сработал тот же принцип, что и с бумажником – ей хотелось чувствовать себя хорошей. Может, дело было в его прекрасных глазах. А может, она просто растерялась. Она достала из сумочки телефон и сказала:
– Могу дать номер его пиарщика.
Под пиарщиком она имела в виду Сержа.
Джейк поправил рюкзак, почесал бороду.
– Это было бы феноменально, – сказал он.
Она держала телефон в руке, называя последние цифры номера Сержа, как вдруг телефон завибрировал.
– Вот же черт! – сказала она. – Я должна ответить!
Не в силах стоять на месте, она пошла быстрым шагом по улице.
У нее в ухе шипели помехи. Арно прочистил горло и сказал:
– Что ж, найти их было легко. Мистер и миссис Курт Пирс, и у меня есть адрес.
Она сунула левую руку в карман джинсов, чтобы унять дрожь.
– Вы уверены, что это они?
Мистер и миссис!
– Ха, да, его было легко найти, потому что его арестовали в прошлом году. Без тюрьмы, не волнуйтесь.
– Боже, за что?
– Мелкая кража, – сказал он прежде, чем она успела во всех красках представить избитую дочь или труп внучки. – Его просто… оштрафовали, вероятно, из-за кражи в магазине.
– Подождите, – сказала она, – постойте. Нет. Его бы депортировали, разве нет?
– А, да, – сказал Арно. – Да. Он гражданин Евросоюза. Его могли бы депортировать, но…
– С каких пор?
Арно не знал. Но разве отец Курта не был ирландцем или что-то типа того? Может, у него все это время было двойное гражданство? Может, это поможет объяснить их переезд во Францию?
По другую сторону переулка стоял Серж и махал ей. Он подбежал к ней и встал рядом, прислушиваясь.
– Вы с ним не разговаривали, нет?
– Что у меня есть, так это адрес в четвертом. Дешевый район, но не очень опасный. В Ле-Марэ. Вы знаете Ле-Марэ?
Фиона вспомнила, как Ричард говорил, что там живет много геев, а еще ей помнилось, что там живут то ли арабы, то ли евреи-ортодоксы. Но уж точно не все три варианта вместе, так не бывает ведь, да?
– Не очень, – сказала она.
– Я собираюсь установить слежку. Как в кино, окей? Просто буду следить.
– Мне с вами можно?
Он хохотнул.
– Не самая лучшая идея.
– Так когда, сегодня? Вы начнете этим вечером?
– Если не возникнет чего-то нового. Я сделаю фотографии.
– А мне что пока делать?
– Вы же в Париже. Ваш друг с мотоциклом, он может покатать вас, да? Наслаждайтесь красотами, – наслаждайтесь, господи боже. – Обещайте, что отдохнете. Вчера вы почти отключились в ваш омлет. Сохраняйте силы до нужного момента, окей? А пока мы ждем. Выпейте вина, отдохните, расслабьтесь.
Мысль об отдыхе показалась очень приятной. Она устала, она так устала.