День добрых дел

Счастливчики из 5 «Б»

Перед последним уроком в наш класс влетела президент школьного самоуправления, десятиклассница Оля Рябушкина.

– Английского не будет, – сказала она.

Что тут началось!

Кто-то от радости стал подбрасывать шапки, кто-то подпрыгивал, кто-то орал на разные голоса. А Витька с таким пылом вскочил со стула, что тот с грохотом опрокинулся.

– Тихо! – пыталась перекричать ликующую толпу Оля. – У меня объявление!

Но все было бесполезно.

Все орали, прыгали, подбрасывали шапки до тех пор, пока в классе не появилась завуч школы.

– Что за рев? – Все разом притихли. – Успокоились! Заняли свои места! Вьюнов, – это она Витьке, – подними стул и сядь как человек! Чего вы орете? К вам президент школьного самоуправления пришел, с объявлением, между прочим, а вы… Да и вообще, разве вы не знаете, какой сегодня день?

– День работников общественных туалетов! – выкрикнул Ослоухов.

– Не смешно, Ослоухов, – сказала завуч. – Сегодня – День добрых дел. А потому будьте добры, послушайте, что вам скажет Оля. И ни звука! Учтите, я все слышу!

Завуч ушла, а Оля продолжала:

– Итак, сегодня День добрых дел. А это значит, что каждый класс должен взять над кем-нибудь шефство. Конечно, лучше всего было бы найти какого-нибудь ветерана Великой Отечественной войны…

– Ну и где мы возьмем ветерана? – прогудел отличник Кельманов. – Война же давно закончилась, их уже и не осталось!

– Вот и я о том же. Поэтому я приготовила список участников боевых действий в горячих точках…

В этот момент дверь приоткрылась, в образовавшемся проеме мелькнуло чье-то лицо, и Оля вышла в коридор.

– Да ты что? – послышался ее радостный возглас. – Вот это удача! Конечно я дам это пятому «Б», кому же еще!

Оля вернулась в класс.

– Вы просто счастливчики! – воскликнула она. – Мне только что принесли адрес старушки, которая в Великую Отечественную войну принимала участие в партизанском движении! Когда началась война, ей было столько же лет, сколько теперь вам. У вас появилась просто уникальная возможность познакомиться с бывшей партизанкой, помочь ей по хозяйству. Кто хочет пойти?

Оля, наверное, думала, что сейчас начнется битва за возможность сходить к участнице партизанского движения, но все молчали.

Я поднял руку и тут же… отпустил. Потому что оказалось, что только я один ее поднял.

– Как же так… – растерянно произнесла Оля. – Я бы на вашем месте вприпрыжку бы побежала. – Она на минуту замолчала. Оглядела класс и решительно произнесла: – Тогда я сама назначу тех, кто пойдет к участнице партизанского движения. Так… К ней пойдут Коржикова, Купцов, Бронникова, Синицын, Вьюнов (ура, это мы с Витькой, обрадовался я) плюс… Авоськина, Никонов, Смирнов, Кельманов…



– Как Кельманов? – раздался возмущенный возглас. – Я – отличник! Мне уроки делать надо!

– А у меня – музыка!

– А у меня – фигурное катание!

– Ничего не понимаю! Неужели нельзя один раз пожертвовать своим личным временем? – рассердилась Оля.

– А, один раз, – сказал Кельманов, – ну один-то раз можно.

Он сидел передо мной, и его спина медленно раскачивалась из стороны в сторону. Потом приняла почти горизонтальное положение и замерла. Наверное, он рисовал что-то в тетради.

Впрочем, все сейчас опять занимались, чем вздумается, только тихо. Мальчишки плевались бумажными шариками, девчонки перебрасывались записками и хихикали. Некоторые, достав телефоны, углубились в игру или писали эсэмэски. Время от времени раздавался писк, похожий на писк комара – это смеялась писклявая Вероника.

– Так, слушайте внимательно! – повысила голос Оля. – Думаете, вы у меня одни? В общем так. Руководителем акции назначается Вероника, помощником – Кельманов.

Кельмановская спина вздрогнула и мгновенно приняла вертикальное положение. Он приосанился.

– Итак, вот адрес, – Оля протянула Веронике бумажку. – Работать без лишних разговоров, чтобы не отвлекаться. И все записывать. Вероника, ты знаешь, как вести протокол. А теперь отправляйтесь на задание!

И мы отправились.

Тайна старого письма

Мы шли, а небо над нами было голубое-голубое, без единого облачка, а листья под ногами – желтые и коричневые. Засохшие и шуршащие. По этим шуршащим листьям мы и шли делать добрые дела. И это было здорово! Только вот Кельманов все портил.

– На добрые дела – вперед! – гнусным голосом орал он. – К участнице партизанского движения!

Слова-то вроде хорошие, а вот орал он противно. Даже прохожие оборачивались.

Наконец мы дошли до нужной квартиры, и Кельманов нажал на кнопку звонка.

– Не заперто, проходите! – послышалось из-за дверей.

В просторной светлой комнате в стареньком кресле сидела совершенно седая бабушка. А прямо над ней на стене, в рамочке, висела небольшая черно-белая фотография, с которой улыбалась девочка с тоненькими косичками, наша ровесница. Фотография, конечно, была неважная, нечеткая, расплывчатая, но все равно было видно, как задорно улыбалась девочка, как будто бы говорила: «Как здорово, что вы пришли!»

– Вы ко мне? – удивилась бабушка и тоже улыбнулась. И сразу же стала похожа на девочку с фотографии.

И тут я заметил, что в руках она держит пожелтевший от времени листок бумаги, на котором было что-то написано. А рядом с креслом лежал настоящий бумажный конверт, также пожелтевший от времени.

– Да, мы к вам, – растерянно ответила Вероника и посмотрела на Кельманова. Так, будто бы спрашивала о чем-то взглядом. Кельманов пожал плечами и отвернулся. Теперь все смотрели на Веронику, Вероника – на Кельманова, а Кельманов не отрывал взгляда от окна. До меня дошло: никто из нас не знает, как звать эту бабушку, Оля так торопилась на следующее мероприятие, что забыла нам об этом сказать!

И точно!

Вероника покраснела и сказала:

– Простите… мы забыли, как вас звать…Мы по дороге…

– Ничего страшного! – ответила старушка. – Зовут меня Светлана Петровна. Но вас-то как много, ребятки! Мне ж и усадить-то вас некуда!

Я видел, что она радуется, и радуется от того, что ей есть теперь кому рассказать о письме, которое у нее в руках.

– А мы не сидеть пришли! – громко сказала Вероника. – Мы пришли трудиться. Ведь сегодня – День добрых дел. Скажите, чем вам помочь?

– Да ничего, ребятки, не надо, – разулыбалась Светлана Петровна. – Мне соседи помогают. Спасибо, что пришли. А я вот только сейчас прочитала, – она показала на письмо, которое держала в руках, – что командир отряда, который был смертельно ранен, оказался…

Вот это здорово! У меня аж дыхание перехватило – так не терпелось узнать, что же все-таки случилось с их командиром? Выходит, он был вовсе не смертельно ранен, а…



– Но мы не можем так уйти, – перебила ее Вероника. – У нас мероприятие. Ну, в рамках Дня добрых дел… – Я почувствовал, что краснею. – Вы скажите, что нужно сделать, и мы быстренько сделаем. Вон нас как много! Может, в магазин сходить или в аптеку?

– В аптеку? – как-то грустно повторила участница партизанского движения. – Ну что ж, сходите в аптеку. Рецепт на телевизоре. Так вот, письмо пришло, – продолжала Светлана Петровна, – спустя почти семьдесят лет… И вот, оказалось, что…

Я перестал дышать. И все, наверное, перестали дышать – стало так тихо, что было слышно, как бьется о стекло муха. И все, наверное, мечтали только о том, чтобы Вероника не перебивала Светлану Петровну. Однако, этого не случилось.

Придем в школу с протоколом

– Значит так, – сказала Вероника. – В аптеку идут Купцов, Коржикова. Бронников, Кельманов…

– Как Кельманов? – закричал отличник. – Я – ответственное лицо! Я твой заместитель, ты что, забыла?

Он запыхтел, отошел от Вероники и встал рядом со мной.

Все молчали. Молчала и Светлана Петровна.

– Ну что, пойдемте, что ли, в аптеку, – сказал Купцов и направился к дверям. Человек пять двинулись за ним. В комнате стало просторнее.

Вероника достала из рюкзака блокнот и стала что-то строчить.

Я заглянул через плечо. Нехорошо, конечно, заглядывать через плечо, но я заглянул. И прочитал.

«В аптеку пошли:

Купцов

Коржикова

Бронникова

Кельманов (идти отказался…)

Спи…»

– Зачем ты это пишешь? – тихо, чтобы не услышала Светлана Петровна, спросил я.

– Протокол веду, – пискнула Вероника. Потом сердито посмотрела на меня и добавила: – Что уставился, Синицын? Делать нечего? Идите вот на кухню с Вьюновым картошку чистить. Светлана Петровна, вам сколько картошин почистить? Две или три?

– Две, наверное, хватит, – чуть слышно ответила участница партизанского движения, и вид у нее стал совсем поникший.

«Ну уж нет! – подумал я. – Пусть этот наш писклявый генерал делает что хочет, но я сам сейчас подойду и попрошу Светлану Петровну рассказать и о командире, и об их партизанском отряде».

Я сделал шаг вперед и тут же был остановлен Вероникой.



– Синицын, – сказала она металлическим голосом, – что ты тут самодеятельность устраиваешь? Тебе что сказано делать? Чистить картошку! Вот и иди в кухню!

Я взглянул на Веронику и понял, что спорить с ней бесполезно. А Светлана Петровна от нашего спора расстроится еще больше.

– Знаешь, – сказал Витька. – Давай почистим не две картошки, а, например, четыре. Светлане Петровне на два раза хватит.

И тут мне стало стыдно. Мне ведь никогда не приходилось чистить картошку! Я даже не представляю, как это делается!

– Ерунда, – ответил Витька, узнав об этом. – Я за тебя почищу. Я это быстро делаю.

И правда – от его рук прямо-таки отскакивали почищенные картофелины – одна, две… шесть, восемь…

В кухню вошла Вероника.

– Ну вы даете! – она стала считать картошины. – Целых восемь! Так и запишем. – Она открыла блокнот и занесла над ним ручку. – Та-ак… Вместо двух картошин начистили восемь… Отметим… Синицын…

– Не надо, – сказал Витька, – не пиши.

– Как это – не пиши?

– Так это же мы так, от себя. Подарок.

– Тем более, – сказала Вероника и продолжила что-то строчить в блокноте.

Что нужно ветерану

Мы вернулись в комнату. Здесь кипела работа: Авоськина и Петров вытирали подоконник, Никонова – зеркало, несколько человек спорили, кому мыть пол.

Участница партизанского движения все так же сидела в кресле с поникшим видом и держала в руках письмо.

– Слышь, Витьк. Может, все-таки поговорим со Светланой Петровной?

– Давай, – прошептал он.

Но в этот момент распахнулась дверь, и на пороге появились те, кто ходил в аптеку, а из ванной с ведром вышел Кешка.

– Вы бы все меня на улице подождали, а? – сказал он. – Пол надо помыть.

Вероника захлопнула блокнот.

– И правда, ребята, пойдемте. Не будем мешать Скворцову. До свиданья, Светлана Петровна!

Участница партизанского движения сказала уже совсем без улыбки:

– Послушайте, ребятки, ведь это так удивительно, – она показала взглядом на письмо, – наш командир, которого мы считали…

– Извините, Светлана Петровна, – перебила ее Вероника, – но нам надо бежать.

– Нам уроки надо учить! – подал свой голос Кельманов.

– А у меня – музыка!

– А у меня – фигурное катание!

– А у меня – танцы! – раздалось со всех сторон.

Участница партизанского движения только кивнула в ответ и опустила глаза.

Все двинулись к выходу.

Вероника застыла в дверях: как капитан тонущего корабля, она решила уйти последней.

Я не двигался с места.

– Тебе Синицын что, особое приглашение нужно? Не мешай Скворцову мыть пол.

…У подъезда уже стояли все наши.

– Так вот что значит шефство над ветеранами, – пробурчал Кельманов. – А я то думал…

– Что ты думал? – перебила его Вероника. – Мы хорошо поработали, я вот весь блокнот исписала… Оля будет довольна.



И тут я не выдержал:

– Тебе бы только писать. Нет, чтоб человека выслушать. Что с командиром отряда случилось? Письмо через столько лет пришло – неужели неинтересно было узнать, что в нем?

У меня вдруг перехватило дыхание. Как перехватывает каждый раз, когда мы с родителями идем по центральной площади 9 Мая в Бессмертном полку. Ведь мой прапрадедушка погиб на Курской дуге. Он был командиром разведроты.

И я сказал:

– Мой прапрадедушка погиб на той войне.

Я не смог унять дрожь в голосе.

И вдруг со всех сторон послышалось:

– А у меня – прапрапрабабушка!

– И у меня – тоже!

– И у меня!

– И у меня! – подхватил вышедший из подъезда Скворцов.

Все вдруг сбились в одну кучу. И мне почему-то показалось, что нас стало много. Очень много. Вовсе не десять человек, а гораздо больше.

Я вспомнил, что папа однажды рассказывал о чувстве единения. Оно возникает, когда люди думают и чувствуют одно и то же. Наверное, оно, это чувство единения, появилось сейчас у каждого, потому что все стали наперебой рассказывать о своих родственниках, погибших на той войне. И у всех на глазах выступали слезы.

Вероника сначала молчала, потом растерянно произнесла:

– Да что вы все… – и сразу превратилась в обычную писклявую Веронику. – У нас в семье тоже… Но слышали же, Оля сказала: быстро, оперативно, без лишних разговоров. Вот я и старалась… Что же теперь делать?

– Прийти еще раз! – сказал Витька. – Просто прийти. Поговорить. Без всяких записей.

– Может, вернуться сейчас? – неуверенно спросила Вероника.

– Сейчас неудобно. Давайте завтра! – подал голос Бронников…

– Точно, завтра, сразу же после уроков и придем! И узнаем, что все-таки случилось с командиром.

И тут я увидел стоящего в стороне Кельманова. Вид у него был недовольный.

– Ерунду какую-то выдумали, – сердито сказал он. – Добрые дела сделали? Сделали! Пол помыли, в магазин, в аптеку сходили. Вот эти, – он кивнул в нашу с Витькой сторону, – восемь картошек начистили! Так что еще-то надо?!


Загрузка...