День за днём Мулан старалась стать достойной дочерью, которой может гордиться семья. Она покорно сидела подле матери и училась прясть. Изредка она даже позволяла курице удрать, хоть её так и подмывало броситься вдогонку. А когда деревенские мальчишки сбегались поиграть во дворе, она сдерживала себя, чтобы не пнуть подкатившийся ей под ноги мяч.
Несмотря на благие намерения, нелегко ей было всё время вести себя хорошо. Иногда Мулан не могла совладать со своими порывами. Например, как могла она не подтолкнуть легонечко мяч обратно мальчишкам, и не её вина, если удар получился сильнее, чем она ожидала, и мяч – случайно! – ударил в статую Феникса и отбил ей голову. Или тот раз, когда она, возвращась с полей верхом на своём коне, Чёрном Вихре, ехала чуток быстрее, чем следовало, и сорвала сохнущее бельё соседки… снова.
Проходили дни, проходили и годы, и Мулан по-прежнему всеми силами старалась подавлять свои порывы. Она следила, чтобы её волосы были забраны в аккуратный пучок – хотя бы в начале дня. И она держалась подальше от святилища и курятника… большую часть времени. Когда ей исполнилось шестнадцать, она переросла свою нескладную долговязость и стала высокой, грациозной и красивой. Но нет-нет да и прорывалась наружу та девчонка, которая разбила статую Феникса – всегда готовая вытворить что-то невероятное и отчаянное.
Вернувшись однажды пополудни из полей, где она гоняла на Чёрном Вихре, Мулан торопливо спрыгнула с коня и отвела его в стойло. До неё доносились обеденные запахи, и она знала, что опоздала. Девушка вздохнула. Матушка будет недовольна. Быстрым шагом она пересекла двор и зашла в дом.
Семья сидела за обеденным столом. Мулан схватила тарелку и села.
– Мы с Чёрным Вихрем скакали вровень с двумя зайцами, бежавшими бок о бок, – сказала она, накладывая рис из миски. – Думаю, один был самец, а другой – самочка… – тут она осеклась и замолчала: никто даже не шевельнулся. Все смотрели на неё, и в комнате звучал только её собственный голос. – Что такое? – спросила она обеспокоенно. Может, у неё в волосах осталась трава? Может, лицо измазано грязью?
Ли нервно заломила руки. Она открыла рот, но затем снова закрыла его. Мулан прищурилась. Не к добру это. Матушка никогда не стеснялась высказать то, что было у неё на уме. Но сейчас она казалась почти… испуганной.
– Что случилось? – повторила Мулан.
– У нас замечательная новость, – провозгласила Ли, но в голосе её прозвучала нотка неуверенности. – Сваха подобрала для тебя многообещающий союз.
У Мулан перехватило дыхание. Она буквально чувствовала, как кровь отхлынула у неё от лица, и ей пришлось схватиться за стол. Сваха? Многообещающий союз? Как боялась она этих слов, войдя в брачный возраст. Сколько месяцев, слыша, как другие девушки прыскают, рассказывая о своих женихах, она в глубине души радовалась тому, что ещё один день прошёл, а от желчной старухи, чьим хлебом было сватанье деревенских красавиц на выданье, так и нет известий. Надеялась, что так и проживёт свою жизнь, как сейчас, – свободной.
Сестрёнка, та мечтала об удачном замужестве. При всяком случае Сиу соловьём заливалась о счастье быть женой. Всякий вечер она была готова пересказывать Мулан рецепты блюд, которые надеялась приготовить, или описывать одежды, которые думала наткать. Сиу часами могла чирикать о том, как она посвятит жизнь служению тому мужчине, что станет её мужем. Каким счастьем она окружит его и его семью. Мулан же подобная жизнь казалась заточением без малейшей надежды на приключения.
Даже зная, что это не принесёт чести семье, Мулан не желала выходить замуж, впрочем, она ни за что не сказала бы об этом вслух. Но она бы предпочла остаться дома и быть поддержкой родителям. Ей хотелось, чтобы родители гордились ею, но, может, этого можно добиться иначе. Мулан взглянула на отца, надеясь, что он вступится и положит разговору конец.
Перехватив отчаянный взгляд дочери, Ли закаменела лицом.
– Мы с твоим отцом говорили об этом, – сообщила она.
Джоу кивнул, однако, невесело.
– Да, Мулан. Всё решено.
– Но… – начала было Мулан.
Отец прервал её, строго покачав головой:
– Это на благо нашей семьи.
Мулан подняла голову и встретилась взглядом с отцом. На миг время для Мулан словно остановилось. Ей вспомнилось, как тогда в святилище она смотрела на отца и её обуревали те же чувств, что и теперь. А затем, припомнила Мулан, она посмотрела вниз на сломанное крыло статуи. Птица Феникс, сказал тогда отец, приглядит за тобой. Она должна верить, что и после замужества Феникс будет за ней приглядывать. Как бы там ни было, Мулан пообещала отцу, что принесёт честь своей семье. Пускай даже ей придётся пожертвовать ради этого собственным счастьем.
Глубоко вздохнув, Мулан кивнула.
– Да, – промолвила она негромко. – Это на благо. Я принесу честь нашей семье.
Однако судьба распорядилась иначе, и началось это вдали от тулоу.
Воздух пустыни был прозрачен и сух. Высоко в небе ярко светило солнце, и обведённое стеной торговое поселение дрожало в его лучах, словно мираж. Это было одно из немногих подобных мест в этой пустыне, и неудивительно, что укреплённый город гудел как улей. Купцы со всех концов света приезжали сюда с товарами, чтобы продавать одно и покупать другое. Людная рыночная площадь шумела: люди торговались над яркими рулонами шёлка, коврами, драгоценными камнями и фруктами. Сотни языков мешались в единый гул. Изредка над гвалтом взмывал голос толмача, помогающего покупателю сбить цену. Несмотря на напряжение, звенящее в воздухе, всюду царил порядок. Чиновники вели записи и надзирали за сделками, следя, чтобы они совершались честно.
Из седла своего огромного коня Бори-Хан смотрел на стелющуюся степь и на торговое поселение. Под его лёгкими доспехами подрагивали мускулы, кожу покрывал тонкий слой пыли. Его тёмные волосы были спутаны, как и у его спутников. Но Бори-Хана не заботило, как он выглядит. Он и его люди прошли немалый путь, чтобы добраться сюда, и видимость была обманчива – силы их были далеко не истощены.
Прищурив тёмные глаза, Бори-Хан смотрел на купцов и торговцев, хлопотавших над своим товаром. Они были совершенно беззащитны и открыты для удара. Под властью императора народ разнежился и расслабился. Многие годы люди жили без войн и страха. Они позабыли то время, когда жужане[2] держали в страхе всю империю и одно имя их вселяло ужас в каждого. Не одно поселение наподобие этого опустело по воле легендарных воинов-теней. Но затем император нанёс поражение жужаньскому каганату, и долгие годы о его зловещих подданных не было ни слуху ни духу.
Однако Бори-Хан собирался показать китайцам, что они ошибались, полагая жужаней развеянными по ветру. До своей смерти от руки императора отец научил его всему, что знал сам. И вот Бори-Хан поднял жужаней. Пришло время отомстить, думал он, впившись взглядом в распахнутые ворота торгового поселения.
Поворотившись к своим воинам, Бори-Хан поднял руку. Двенадцать лошадей загарцевали, двенадцать воинов крепче сжали колени, готовясь послать коней вперёд. Они были в чёрном с головы до ног, а лица их закрывали платки. В руке один из воинов держал древко, на котором развевалось чёрно-золотое знамя. Голова волка зыбилась на лёгком ветру. Бори-Хан выждал мгновение. Он хотел видеть страх в глазах стражников, когда те заметят его отряд.
Долго ждать не пришлось. На парапете стены из-за поворота появился стражник. И в то же мгновение ветер подхватил стяг с волчьей головой. Над степью пронёсся крик стражника, узревшего Бори-Хана и его воинов.
Лицо жужаньского предводителя растянулось в удовлетворённой улыбке, когда он увидел панику, охватившую стражника. Тот тщетно пытался предупредить солдат, чтобы те заперли ворота, когда Бори-Хан опустил руку.
В единый миг воины-тени пронеслись по степи. Копыта лошадей застучали по песку, поднимая за собой клубы пыли. Кони словно пожирали пространство, и вот они уже были у поселения. Стражники на стене начали стрелять из луков. Но руки их дрожали, а глаза обманывались. Стрелы не долетали до цели или же уходили в сторону, а воины-тени между тем стремительно приближались.
– Стреляйте в предводителя! – донёсся до Бори-Хана возглас главы стражи. Подняв голову, он увидел, как один из обороняющихся нацелил свой лук. Бори-Хан не колебался ни мгновения. Он скакал вперёд, навстречу стреле, пущенной ему в грудь. Прежде чем стрела вонзилась в плоть, он схватил древко рукой и остановил её. Стражники ахнули, словно громом поражённые. Бори-Хан выхватил из-за спины свой собственный лук, вложил стрелу, натянул тетеву. И отпустил.
К вящему изумлению стражников, стрела полетела не к одному из них, а ввысь и, перелетев через стену, громко звякнула, вонзившись в столб посреди рыночной площади. Купцы и торговцы, не подозревавшие о приближающейся опасности, в тревоге уставились на стрелу.
Стоявший неподалеку торговец в красной феске скосился на стрелу. Его глаза расчётливо блеснули, он поднял руку и извлёк из-за уха длинную шпильку. И с воплем ударил ногой по лотку с пряностями. Цветное облако распустилось в воздухе, а в нём торговец преобразился. Волосы сделались длиннее и волной потекли по плечам, лицо оплыло. Щеки втянулись, кожа стала гладкой. Под плащом обозначилась тонкая талия. Не успели купцы закричать, как преображение завершилось.
На месте мужчины в красной феске возникла прекрасная – и опасная даже на беглый взгляд – женщина. И это была не просто женщина, это была Сяньян.
– Ведьма! – завопил один из стражников. Позабыв о Бори-Хане, он таращился на происходящее на площади. – Она ведьма!
Крик его захлестнул площадь паникой.
Торговцы и купцы, отталкивая и оттирая друг друга, бросились прочь от колдуньи. От бегущих ног поднялась густая пыль. Среди этой сумятицы неподвижно стояла Сяньян, невозмутимо глядя на начинающееся светопреставление.
Слегка пригнувшись, она воздела одну руку. Другую руку женщина протянула к поясу и с молниеносной быстротой выхватила четыре кинжала. Крикнув соколом, колдунья бросила кинжалы. Один за другим они взмыли над площадью и поразили четырёх охранников. Те повалились наземь.
Их товарищи, оставшиеся на стене, едва ли это заметили. Все их силы и мысли занимал Бори-Хан. Хотя вокруг свистели стрелы и царил хаос, конь его даже не замедлил галопа. С головокружительной скоростью лошадь и всадник приближались к стене. Бори-Хан схватил одной рукой гриву своего жеребца. А затем одним плавным движением встал на спине коня. Он обнажил меч и выжидал, несмотря на бешеную скачку, уверенно держась на ногах. В следующий миг, казалось, он врежется в стену, но тут Бори-Хан прыгнул.
Решимости и гнева было исполнено его лицо, когда с могучим рёвом он приземлился на стене и побежал по ней вверх. Стражникам нечего было противопоставить его разящему клинку. Стремительный металл словно таял в воздухе, посылаемый верной и привычной рукой.
Следуя за своим предводителем, и другие воины-тени лезли на стену и бросались в атаку. Бряцание оружия наполнило слух сражающихся.
Увидев на площади Сяньян, Бори-Хан сразил ещё двоих стражников и спрыгнул со стены вниз. Колдунья, не видя его, вела свой бой. Окружённая пятью солдатами, Сяньян была спокойна, хотя те были крупнее и сильнее её. Её лицо было совершенно безмятежно, а руки тверды. Одна против пятерых, она, тем не менее, казалось, ждала, когда они первыми вступят в бой.
Уверенные в своём преимуществе, стражники подали друг другу знак и атаковали. Но удар их длинных копий поразил лишь воздух. В мгновение ока Сяньян схватила ближайшее копьё и нацелила его на мужчин. Её тело расплылось водоворотом чёрного шёлка, а когда она завершила вращение, четверо солдат лежали на земле. Пятый, трясясь всем телом, упал на колени. Он был моложе товарищей и поднял к сосредоточенному лицу Сяньян полные ужаса глаза.
Бори-Хан шагнул вперёд. Почувствовав его приближение, колдунья обернулась. Их глаза встретились. Затем, плавно и медленно, Сяньян опустила копьё. Бори-Хан кивнул. Их план, который он таил даже от своих воинов, сработал. Он был доволен. Остальные не верили, что колдунья выступит на его стороне, но он не сомневался в этом. Сяньян была властной и, самое главное, жадной до власти. Жизнь её протекала в одиночестве, вдали от людей, страшившихся ей подобных; чтобы избежать суда и тем паче смертного приговора, ей не раз приходилось оборачиваться соколом, и её переполняли гнев и жажда мести. И теперь их общая цель сделалась ближе, пусть и на один лишь шаг. Город был в их руках.
Сяньян и Бори-Хан бок о бок прошли обратно к воротам. Шум боя за их спинами стихал, воины-тени добивали стражников.
– И ещё одна крепость пала, Бори-Хан, – сказала Сяньян. Хотя голос прозвучал хрипло, дышала она ровно.
Воин кивнул. Император не сможет больше закрывать глаза на исходящую от Бори-Хана угрозу. Жужане вернулись – и скоро империя отойдёт в их руки.