Мужчина, женщина и их родители: как наш детский опыт влияет на взрослые отношения - читать онлайн

Между девочкой и ее матерью образуется сильная связь, которая будет основана в большей степени на индивидуальных особенностях психики матери, нежели дочери. Мать склонна обладать своей дочерью в том случае, если нуждается в чем-то от мира или других людей. Удовлетворенная жизнью мама способна отдавать, а не брать и может научить свою девочку множеству важнейших вещей, оказать ей бесценную женскую поддержку в том, чтобы дочь научилась жить своей жизнью со всеми ее невзгодами.

Дочь, которой мама обладает, будет склонна видеть ее фигуру в других важных отношениях и реализовывать в них как недовольство и фрустрацию, так и свои страхи.

Дочери принадлежат своим матерям

Они очень похожи, мать и ее новорожденная дочка: у них одинаковые тела, и это обстоятельство соединяет пару «мать и дочь» в по-настоящему крепкое слияние. Мать может назвать все, что предстоит ее дочери в области развития тела. Мать многое знает о росте груди и месячных, о беременности и родах, а также о циклах угасания, которые предстоят всем женщинам. Тело дочери для матери – открытая книга, и такой же открытой книгой ей кажется и психика дочери.

Взрослая женщина и маленькая женщина сливаются в один неразделимый феномен, где каждая из них путает продукты собственной и чужой психики. Дочь воспринимает материнские чувства, оценки и мнения как собственные, а мать воспринимает свои чувства, оценки и мнения как разделяемые дочерью феномены.

Наверное, самая яркая иллюстрация этой путаницы – случаи с материнской деменцией, когда взрослые женщины, страдающие нейродегенеративными процессами, часто называют своих дочерей мамами. Смесь жалости, агрессии и вины, которую при этом испытывают их дочери, тоже очень характерна для материнско-дочернего слияния и в целом может описать ту психическую реальность, в которой живет дочь сливающейся с ней матери.

Необходимо сказать, что слияние невозможно описать как однозначно плохое или однозначно хорошее явление. Слияние с матерью, в котором нет разницы между нами и теплым, любящим, обеспечивающим безопасность объектом – матерью, – это психический опыт внутриутробного развития или мирного счастливого младенчества, к которому мы все стремимся потом и во взрослой жизни.

Хорошие взрослые отношения всегда начинаются с такого слияния, и это похоже на рай. Когда мы находимся рядом с таким партнером, когда он обнимает нас или мы обнимаем его, на некоторое время сложный и холодный мир вокруг перестает существовать, и мы получаем столь необходимую каждому человеку передышку.

Однако слияние не должно быть вечным, поскольку не обеспечивает потребностей развития. Это психическое убежище, в котором ничего не происходит, и оно может быть приятным только при том условии, что не длится слишком долго. Это справедливо для всех психических убежищ. Спокойная и простая работа после стрессового периода, или крепкий глубокий сон, или целительное одиночество после плохих отношений – если эти вещи затягиваются на более длительное время, чем необходимо, чтобы отдохнуть и восстановиться, то они перестают приносить пользу и начинают причинять вред.

Слияние дочери и матери, построенное на взаимной идентификации, также приносит им обеим блаженство и существенно упрощает путь развития маленькой девочки на первых порах. В это время потребности матери и дочери действительно совпадают, поэтому им так хорошо вместе. Позже, однако, неизбежно появляются различия, так как мать и дочь не являются в реальности одним и тем же существом в двух телах – большом и маленьком. В реальности мать и дочь – это разные люди, разные личности, у которых разные судьбы, разное восприятие мира и разные потребности.

Попытка удержать естественное слияние искусственным путем всегда превращает процесс, полный блаженства, в довольно напряженные и несчастливые отношения, причем более несчастной в них будет чувствовать себя дочь, а не мать. Это можно объяснить тем, что искусственное слияние никогда не строится на внутреннем мире дочери, но всегда и исключительно на том, чего хочет (сознательно и бессознательно) ее мама.

Такое искусственное несчастливое слияние, продолжающееся после младенчества сколь угодно долго и даже выходящее за рамки физической жизни матери, можно описать в нескольких пунктах:

● отсутствие истинного интереса матери к внутреннему миру дочери, функциональные отношения;

● нарушения баланса между любовью и агрессией;

● всевластие, деспотизм материнской фигуры: «Я лучше знаю, чего ты хочешь»;

● конкуренция и ревность матери к другим значимым в жизни девочки фигурам;

● большая роль проекции и проективной идентификации.

Поговорим об этом подробнее.

Отсутствие истинного материнского интереса к внутреннему миру дочери и функциональные отношения

Идентификация – серьезная бессознательная сила. Маленькая девочка отождествляет себя с матерью, а ее мать отождествляет дочь с собой. Если две эти фигуры тождественны, то истинного интереса к внутреннему миру другого не возникает – зачем исследовать то, что одинаково?

Девочки обычно лучше понимают разницу между собой и матерью, поскольку со временем начинают обнаруживать в себе желания и силы, выходящие за пределы материнской идентификации, например особенные, отличающиеся от материнских чувства к отцу. Матери же склонны бессознательно сохранять такое ви́дение, в котором дочь – это их часть, их продолжение, их повторение во внешнем мире. Исследование психики дочери, ее эмоциональных феноменов, настоящее знакомство с ее характером, внутреннее глубокое признание права дочери на отличия могут стать трудным или даже невозможным процессом.

Удивительно, насколько матерям обычно проще с дочерьми, а интереснее – с сыновьями. Твердо зная, что мальчик не является ее продолжением, мама говорит с сыном на разные темы, в то время как дочери обычно просто рассказывает, что думает по тому или иному вопросу.

Обычно девочке не дозволено иметь собственное мнение или выбирать свое поведение – не столько из-за сознательного стремления матери ее подавить, сколько из-за силы идентификации, когда мать искренне считает, что лучше знает, что будет хорошо для ее дочери. За этим убеждением всегда на самом деле стоит собственный опыт матери в области того, что хорошо для нее самой, но увидеть различия бывает действительно трудно.

Матери в целом склонны решать свои эмоциональные и материальные проблемы за счет дочерей – что неудивительно в разрезе разговора об идентификации. Дочь, если так нужно будет матери, станет «маминой подружкой» или «маминой помощницей», выслушивая материнские жалобы или покупая ей вещи. Мать может быть искренне благодарна за такую заботу, но внутри себя все равно склонна воспринимать это как должное, поскольку мамино продолжение и должно вести себя так, чтобы это удовлетворяло мамины потребности – и никак иначе.

В области эмоционального обслуживания мать может воспринимать дочь как вместилище своих чувств и продолжение своих мыслей. Дочери должно быть хорошо, когда матери хорошо, и плохо, когда матери плохо. Дочь должна снимать мамины страхи и заботиться о ее эго. Маленькие девочки как будто отвечают за мамину радость и мамино благополучие.

Интересно, кстати, что если у матери есть сын, то отношения с ним она с дочерью обычно не обсуждает или обсуждает мало, в отличие от тем «твой отец», «твоя сестра», «твоя бабушка». Эти темы мать обсуждает с дочерью всякий раз, как только ей заблагорассудится, игнорируя планы и дела девочки. Так, типичной является ситуация, когда дочка, вместо того чтобы идти гулять с подругами или делать уроки, утешает расстроенную мать, поскольку «твой отец опять меня обидел».

Такой же частой является ситуация, когда девочка принадлежит себе, только когда мать отсутствует. До прихода мамы домой у нее есть возможность хоть немного заняться тем, что нравится ей самой – помечтать, поиграть, что-то почитать. С приходом матери с работы жизнь девочки заканчивается, поскольку у той на нее свои планы. Так как мама воспринимает дочь как свою вторую пару рук и свою вторую психику, то делом девочки становится или разделять с мамой хозяйственные заботы, или обслуживать мамины планы на нее (чтобы дочь стала гимнасткой или пианисткой), или контейнировать[1] те чувства, с которыми мать возвращается домой.

Это напоминает функциональные отношения с нарциссической личностью, однако не сопровождается патологией матери в области любви. Матери способны любить, и при отсутствии психических патологий они действительно любят своих дочерей, но вот отношения склонны строить функциональные, основанные на идентификации, а не на истинном ви́дении другого.

Дочери тоже любят своих матерей – и из этой любви (и отсутствия другого опыта) долгие годы или всю жизнь принимают такие отношения, признают материнскую власть и то, что мамины потребности всегда важнее, чем собственная жизнь и собственные чувства.

Чем больше у матери иных хороших отношений в жизни, тем легче жизнь ее дочери, и наоборот.

В норме, конечно, мать помогает дочери, а не дочь помогает матери (это может меняться со временем и когда мать стареет, но общая структура этих отношений должна быть именно такой). Когда эта система нарушена, в дочери рождается гнев, а за ним – чувства вины и жалости. Любящая дочь, привыкшая во всем понимать мать и разбираться в сложностях ее жизни и оттенках чувств, не может просто оттолкнуть такого важного для себя человека и оставить его в одиночестве. Жалость, сочувствие, понимание и прощение – это то, что неизбежно возникает, если мы узнаем человека (включая самих себя) достаточно хорошо. К сожалению, так как матери обычно плохо знают своих дочерей, они бывают безжалостны.

Нарушение баланса между любовью и агрессией

В отношениях матери и дочери много злости. Злость вообще является частью всех важных отношений, не только неизбежной, но и очень полезной. Без злости невозможны выход из идентификации, формирование собственных границ и знания себя, а также изменение отношений так, чтобы они были более удовлетворяющими и счастливыми.

Более того, даже в хороших отношениях, которые не нужно менять, злость неизбежна и возникает регулярно. Циклы слияния (любви) и сепарации (злости) сменяют друг друга, и именно баланс этих чувств создает наполненность и глубину пространства между двумя людьми.

Баланс между любовью и агрессией в отношениях матери и дочери можно описать как право каждой стороны на отказ и право быть собой (то есть признание своих желаний, чувств и мнений), притом что чужие права также не игнорируются. В хороших отношениях каждая из сторон может сказать «нет» и рассчитывать, что от этого хорошие отношения не изменятся.

Дочь может чувствовать, что у нее нет права на агрессию в отношениях со своей матерью. Этот запрет реализуется очень по-разному: от прямых заявлений «на мать злиться нельзя» и наказаний за вызывающее поведение до манипулятивных (но от того не менее эффективных) действий.

Так или иначе, дочь может чувствовать, что маму можно только любить – даже тогда, когда не можешь.

Мать при этом ощущает некое право на такие запреты: во-первых, из-за идентификации, а во-вторых, из-за собственного детского опыта, когда она так же запрещала себе испытывать злость и недовольство и теперь чувствует определенную сатисфакцию как вполне справедливую. Она может искренне воспринимать агрессивные проявления дочери как неблагодарность (они действительно могут быть неблагодарностью) или личностные патологии дочери (что чаще всего неправда). Она может демонстрировать ответный гнев, несравнимый с гневом ребенка, или относиться к вспышкам дочери с разочарованием и презрением, или мстить ей.

Вполне естественно, что у девочки может сформироваться определенный опыт в плане того, что злость, проявленная в сторону матери, ведет к ухудшению отношений, а то и ставит их под угрозу – когда мать перестает с ней разговаривать или начинает болеть от стресса. Такие последствия – это не то, за что дочь готова нести ответственность, и потому от злости она отказывается и искусственно развивает в себе любовь, послушание, уважение, понимание, благодарность и заботу.

Мать тоже может запрещать себе гнев на дочь из-за любви и чувства вины и заставлять себя быть терпимой и принимающей, ласковой и поддерживающей. Интересно, как по-разному поступают с запрещенным гневом мать и дочь в отношениях друг с другом: дочери скорее склонны оборачивать его против себя, а матери – становиться пассивно-агрессивными.

При отсутствии или невозможности развития в отношениях темы агрессии, прав и границ ситуация, когда злость запрещена ради любви, превращается в свою противоположность – любовь становится невозможной из-за накопленной и нереализованной злости. При этом, так как для нормальной сепарации, становления личности дочери и ее автономной жизни злость необходима, отношения, полные взаимных упреков и неприязни, продолжаются и сопровождаются ощущением невозможности жить друг без друга, так же как и быть вместе.

Деспотизм и всевластие матери

Матери хотят и считают себя вправе распоряжаться жизнью, телами и душами своих дочерей, даже если сами не знают об этом. Это тоже влияние идентификации и неразрешенных процессов, связанных со злостью и непозволенной автономностью.

Безусловно, то, насколько часто и безапелляционно мать проявляет свою власть, зависит от ее личностных особенностей и устоев социального окружения семьи. В тех случаях, когда послушание дочери ожидаемо и одобряемо (например, в тех семьях и культурах, где считается, что хорошие девочки – это девочки скромные и послушные, а агрессию разрешено проявлять только старшим), а также если мать по своему характеру склонна к постоянному контролю и получает удовольствие от власти – отношение матери к своей дочери можно назвать деспотичным.

Это осознанное или неосознанное желание сосредоточить в своих руках управление поведением, желаниями и чувствами другого человека, контролировать все повороты его жизни, создавать в его судьбе желательные события и противостоять нежелательным. Так как деспотизм – это насильственная форма отношений, то и способы управления другим человеком в нем насильственные. К ним относятся самые разнообразные действия, включая манипуляции, угрозы, болезненные наказания (в том числе эмоционально болезненные, например молчание), искажение картины мира с помощью газлайтинга[2] и прямой абьюз[3].

Удивительно, насколько деспотизм не противоречит любви – или, скорее, насколько такое поведение может быть связано с любовью с помощью рационализации в материнском сознании. Боль, которую испытывает дочь при насильственных попытках направить ее в нужном матери направлении, может расцениваться матерью как неизбежная или даже полезная.

Мать может искренне считать, что хочет для дочери всего самого лучшего – и даже быть в этом правой: она действительно хочет для дочери всего самого лучшего в своем понимании того, что именно представляет собой это «самое лучшее».

Но чтобы это осознать, нужно заметить различия и выйти из идентификации, а это, во-первых, трудно, а во-вторых, не очень выгодно.

Если бы деспотичная мать вела себя с другими людьми так, как склонна вести себя с дочерью, то очень скоро она осталась бы без всяких иных отношений в жизни. Такое гипотетическое допущение позволяет обнаружить, насколько материнский манипулятивный деспотизм неуместен и неприемлем. Рано или поздно люди разрывают отношения с человеком, который насильственно заставляет себя обслуживать. К сожалению, для дочери, связанной с матерью ранней идентификацией и инстинктом выживания, это трудно. Даже при большой внутренней работе эта базовая принадлежность может продолжать обеспечивать эффективность материнских манипуляций и тогда, когда их нездоровая природа и несправедливость очевидны.

Мать может манипулировать дочерью неосознанно, предпочитая получать необходимые ей вещи именно из этих отношений, какой-то своей частью зная, что это очень удобно, поскольку дочь не может отказать матери на правах равной. Для дочери отказ в таких отношениях связан с сильным чувством вины, которого не испытают, например, муж женщины или ее взрослые подруги в такой же ситуации.

Более того, у матери со временем может и не остаться в окружении никаких равных отношений: ни партнеров, ни подруг, ни близких связей с родней. Частично такая изоляция как раз может быть связана с тем, что с рождением дочери у нее появляются «идеальные отношения», в которых не нужно прилагать особых усилий, чтобы тебя любили и обслуживали, а риск отвержения при этом минимален.

Если у матери несколько дочерей, то эта тенденция распространяется на всех, но обычно на одну из них в большей степени. Среди сестер может существовать особая конкуренция за такое внимание матери, когда, с одной стороны, девочки сражаются за материнскую любовь, а с другой – бессознательно протестуют против такого использования. К сожалению, самым простым вариантом выхода из этого конфликта может стать личная проблемность ребенка: физическое заболевание, социальная неуспешность или психическое расстройство как будто могут обеспечить желанное место около материнской фигуры. Тогда мать уделяет внимание своей проблемной дочери, но не особенно на нее рассчитывает, поскольку что можно взять с человека, у которого и так ничего нет. Чаще всего под угрозой оказывается самая ресурсная, добрая и успешная дочь, которая будет склонна посвятить жизнь тому, чтобы ее матери было хорошо.

Конкуренция и ревность матери к другим значимым в жизни дочери фигурам

Очевидно, что, для того чтобы сохранить слияние дольше положенного срока, матери нужно оставаться самым важным человеком в жизни дочери. Для девочки естественно со временем (первый такой период начинается около трех лет) начинать интересоваться другими людьми, которыми наполнен мир, прежде всего собственным отцом.

Это огромное по значимости событие для психической жизни девочки – обнаружить, что существует отец, и построить с ним отношения. Тревога матери не напрасна: одной из функций отца для его дочери является как раз защита девочки от аффектов ее матери и от затянувшейся и мучительной принадлежности. Папа показывает дочери, что на свете есть и другие источники ресурсов, которыми она может свободно пользоваться. Показывает, что в отношениях с матерью возможны границы и агрессия, а также что не только дочь несет ответственность за мать, но и он сам.

О том, как складываются отношения дочери и ее папы, мы поговорим в следующем разделе. Сейчас обратим внимание на то, как этот хороший и полезный процесс – отвлечение внимания дочери от своей матери и поворот к другим людям – может восприниматься в паре «мать и дочь».

Ревность матери к дочери отличается от ревности матери к сыну. Во втором случае она более женская, более инцестуозная, когда мама конкурирует с другими людьми как женщина, претендуя на безраздельное внимание и выбор, которыми удовлетворяет свои женские запросы. В отношениях с дочерью в материнской ревности меньше гендерного, а больше собственнического. Мать может быть обескуражена появившимся у дочери интересом к другим людям, так же как была бы обескуражена, к примеру, неожиданным поведением части своего тела – руки или ноги. Очевидно, что мы не ожидаем от руки своеволия или преданности другому человеку. Так и сливающаяся со своей дочерью мать не ожидает, табуирует и запрещает дочери те желания, которые означают ослабление и утрату принадлежности ей.

К проявлениям такой ревности также можно отнести, например, запрет учиться в другом городе, или жесткий кастинг подруг (обычно позволенные подруги так же принадлежат своим матерям и потому неопасны), или контролирование романтических связей. Широко известный и оплаканный многими дочерьми парадокс состоит в том, что мать, запрещающая любую важную социализацию или построение отношений с мужчиной, одновременно сетует на то, что у дочери нет подруг или мать никак не дождется внуков.

Если мы посмотрим на этот парадокс через призму идентификации и принадлежности, он перестает казаться странным: мать хочет, чтобы принадлежащая ей дочь выполняла материнские желания, в том числе нарциссические, связанные с эго, например «я мать общительной и харизматичной девочки», или социальные вроде «я бабушка». Странно ограничивать социальную жизнь девочки и одновременно ожидать от нее социальной успешности для выполнения собственных задач – однако часто именно так и происходит.

Но, наверное, самая драматичная ревность присутствует в отношениях матери и дочери в том, что касается отца девочки. В идеальном для принадлежности варианте дочь изначально появляется без отца, что называется, «родить ребенка для себя». В других вариантах мать, стремящаяся к слиянию, будет ограничивать, табуировать или создавать особые, подконтрольные ей отношения между своим мужем и дочерью, пользуясь ими обоими как своими расширениями. Она может говорить мужу о том, что он должен сделать в отношении дочери, не допуская или со временем запрещая его спонтанные и аутентичные желания проводить с ребенком время или что-то чувствовать.

Если мужчина не осаживает женщину в таких проявлениях, то его отношения с дочерью необратимо портятся, а точнее – так и не складываются. Их чувства друг к другу затухают, как и желание проводить время вместе. Это же происходит, когда мать жалуется дочери на ее отца и подменяет ее аутентичные чувства своими, например сплетничая с дочерью о его мужских проявлениях, с которыми дочь не имеет дела, или требуя от дочери быть передатчиком эмоционально заряженных сообщений после конфликта, в котором дети не участвовали.

Также ревность матери проявляется в табуировании сексуальности своей дочери – либо через конкуренцию «я сексуальнее» (эту конкуренцию точнее будет описать не как конкуренцию с миром мужчин за дочь, а как конкуренцию с дочерью за мир мужчин), либо через присоединение к собственной не-сексуальности. Безусловно, сексуальность дочери представляет собой серьезнейшую угрозу для принадлежности, поскольку она не возникает и не может быть реализована в отношениях с матерью.

Справедливо будет сказать, что в целом мать и не должна поддерживать и развивать сексуальность дочери – это дело мужчины. Однако «не делать работу по развитию сексуальности» и «табуировать сексуальность» – это вещи, лежащие друг от друга очень далеко. Табуирующая мать, во-первых, критически и нелестно оценивает все проявления дочери в этой сфере, а во-вторых, пугает ее ужасными последствиями. Сливающиеся матери часто пророчат своим начинающим взрослеть дочерям венерические заболевания, отвержение мужчин, одиночество и другое ужасное будущее, когда те хотят внести живость в свой стиль одежды или пойти на свидание. Мать, которая позволяет дочери пройти все процессы, связанные с ее сексуальностью, оставляет ее в покое, а при необходимости обеспечивает поддержку, защиту, помощь или утешение.

Роль проекции и проективной идентификации

Итак, в негативных сценариях развития отношений матери и дочери мать воспринимает дочь как свое продолжение, как внезапно появившиеся у нее второе тело и вторую психику. Неудивительно, что эта вторая психика с легкостью становится вместилищем тех материнских чувств и аффектов, которые либо в психику матери не вмещаются, либо требуют внешнего отыгрывания с другим человеком, поскольку касаются отношений.

Например, властная и контролирующая мать может считать свою дочь прилипчивой и требующей слишком много внимания, хотя на самом деле желание «быть всегда вместе» и «держать объект привязанности под контролем» принадлежит ей самой.

Спроецированными могут быть любые качество и желание: агрессия, равнодушие, лень, социальные страхи и даже сексуальные желания. Проекция касается только вытесненного из сознания матери материала, то есть таких вещей, о которых она сама не знает и потому искренне считает, что все это совершенно точно не про нее. Так, в области сексуальных желаний зажатая и нераскрытая женщина, считающая, что секс – это плохо и грязно (то есть женщина с вытесненными сексуальными желаниями), обвиняет свою развивающуюся девочку-подростка в том, что та «гулящая», что ее «интересует только одно», что «совсем голову потеряла и тебе лишь бы ноги раздвинуть под каким-то козлом». Девочку-подростка при этом обычно вообще не интересует секс – ее аутентичные интересы касаются любви и любимости, физической ласки, романтических переживаний, а интерес непосредственно к сексуальной жизни и полноценный отклик физической системы на сексуальный акт приходят позже. Конечно, мать, обвиняющая дочь в сексуальной распущенности, проецирует на нее свои собственные сексуальные желания и табуирует их так же, как отвергает их в себе.

Проективная идентификация – еще более специфичный процесс. Она состоит из двух частей: кроме собственно проекции в ней присутствует идентификация.

Будет обоснованно предположить, что кроме негативного психического материала и плохого опыта могут быть спроецированы и хорошие вещи. Это так, и положительная проективная идентификация существует и является частью харизмы и привлекательности людей, к ней склонных. Например, есть люди, рядом с которыми каждый или почти каждый ощущает себя выбранным, важным, особенным и хорошим. Такова сила их положительных проективных идентификаций, в которых они проецируют ощущение от самих себя на других людей и общаются с ними так, словно те и правда по-хорошему особенные и значимые. Быть рядом с такими людьми очень приятно. Однако чаще проекции все же подвергаются вытесненные, табуированные или травматически замороженные части личности или воспоминаний, поэтому ожидать от них чего-то хорошего не приходится.

Ее можно описать как ситуативную или историческую. В первом случае спроецированный материал касается текущей жизни и в целом похож на проекцию, кроме того, что второй человек искренне ощущает себя автором спроецированных на него чувств. Во втором случае на другого человека проецируются не столько ситуативные желания и чувства автора, сколько некий цельный образ кого-то третьего, с его желаниями, чувствами и поведением, образ какого-то человека из прошлого опыта автора, отношения с которым были настолько важными и болезненными, что все еще продолжают воспроизводиться.

В паре «мать и дочь» самым разрушительным проявлением проективной идентификации может быть воспроизведение матерью отношений с ее собственной матерью – во всей их полноте, включая и отчаянную потребность ребенка в любви, и агрессию из-за ее неполучения, и все негативные материнские (для дочери – бабушкины) черты.

Для исследования этого феномена и чтобы можно было наконец отстраниться или отказаться от навязанной в отношениях роли, дочери полезно побольше узнать о своей бабушке, маме своей матери. Обычно это несложно: матери, продолжающие находиться в болезненных и травматичных отношениях с собственными матерями (даже если их уже нет на свете), рассказывают дочерям много разных историй и демонстрируют целую гамму чувств, оставшихся глубоко в их душе.

Здесь уместно рассказать еще об одном процессе, свойственном каждому ребенку в отношении родителей, особенно матерей. Маленький ребенок воспринимает мир максимально просто: более сложные конструкции сначала попросту не умещаются в его сознании, которое будет развиваться со временем. Простое восприятие мира – это представление о том, что мир состоит из черного и белого, добра и зла, хорошего и плохого.

Если пытаться усложнить мир до того, как ребенок к этому готов, то вместо усложнения получится переключение режимов: черное станет белым, а белое – черным. Другие оттенки и мир во всем его многообразии формируются долго и непросто.

В отношениях с другими людьми ребенок также меняет режимы восприятия, действуя при этом полноценно в том смысле, что если человек воспринимается ребенком как плохой, то и поведение ребенка будет совершенно этому соответствовать, и наоборот. Так, если мама удовлетворяет потребности маленького ребенка, то он нежно любит ее и наслаждается временем, проведенным вместе. Если мама в чем-то отказывает, или неспособна что-то ему дать, или просто не соответствует его ожиданиям – ребенок ведет себя с ней так, словно она плохая: рыдает, кричит, может ударить, убежать или начать обзываться и так далее.

Иногда причину, по которой малыши очень сильно расстраиваются, невозможно предугадать. Так, они могут рыдать и кидаться предметами, если мама, например, отказывается есть землю, когда они просят, или если мама надела другую одежду, или если она читает сказку каким-то другим голосом, или забывает, с какой интонацией нужно прочитать то или иное место в любимой книжке.

То есть у ребенка до определенного момента (и конечно, этот «момент» достигается не мгновенным скачком в развитии, а благодаря длительному процессу) есть как бы две мамы, с которыми он ведет себя по-разному: хорошая (идеальная) мама и плохая мама. Ребенок, рыдающий, когда ему в чем-то отказали, любыми доступными способами делает все, чтобы эта женщина перестала быть плохой матерью и снова стала матерью идеальной.

Можно сказать, что взрослый человек, у которого в отношениях с мамой так и не произошло качественного прогресса (а он возможен либо при благоприятно развивающихся отношениях в детстве, либо при последующей серьезной внутренней работе), будет склонен к воспроизведению подобных конфликтов с близкими.

Итак, если у мамы есть сложности в отношениях со своей мамой, то она склонна к двум вещам в отношениях со своей дочерью. С одной стороны, она ожидает от дочери, что та будет вести себя по отношению к ней как идеальная мама, а с другой стороны – неосознанно заставляет дочь вести себя так же и чувствовать себя так же, как если бы та была плохой матерью. В общем, можно описать это как ту же детскую истерику «немедленно прекрати быть плохой и стань хорошей», только построенную на этот раз на проективной идентификации и включающей человека, который вообще ни в чем не виноват – то есть дочь.

Например, мать может ожидать от дочери «догадывания», сходного с той соединенностью, которую переживает включенная мать со своим младенцем, и инфантильно мстить, если этого «догадывания» не происходит. Или мать может ожидать от взрослой дочери такой заботы и такой защиты от окружающего мира, при отсутствии которой с мамой перестанет быть «все в порядке» и она попадет в какую-нибудь беду. Или мама может регулярно загружать в дочь свои сильные аффекты и требовать, чтобы дочь их выдерживала и контейнировала, чтобы она утешала маму и держала ее «на ручках», пока та не успокоится.

Дочь при этом будет чувствовать себя попеременно в двух состояниях, переживая себя то хорошей мамой для своей матери (любящей, терпеливой, нежной и заботливой), то плохой (жестокосердной, равнодушной, агрессивной и несостоятельной в плане ухода и заботы). Разумеется, дочь не может переживать эти состояния без внутреннего конфликта, и каждое из них вызывает определенные реакции.

Когда дочь ощущает себя хорошей мамой для своей матери, у нее возникают смешанные чувства. С одной стороны, это облегчение и радость, удовлетворение от хорошо сделанной работы. С другой стороны – усталость от усилий и тягостность, а также обида и чувство несправедливости из-за того, что это не она, а о ней должны заботиться. Когда дочь ощущает себя плохой матерью, в ней нарастает отчаяние, оттого что у нее не получается любить такого важного для себя человека, чувство вины перед матерью и гнев на нее за то, что, как ни старайся, в конце концов все равно оказываешься плохой (то есть плохим родителем) для своей мамы.

Все это нередко сопровождается ощущением бессилия и беспомощности, потребностью в поддержке, стыдом и чувством собственной ничтожности, когда «я не могу стать для мамы таким человеком, которого она бы наконец полюбила просто так». Можно сказать, что в попытке соответствовать тем требованиям, которые, разумеется, являются совершенно невыполнимыми, самыми частыми и самыми заметными для дочери собственными реакциями на проективные идентификации матери будут колебания между злостью и виной.

Из вины (и любви) дочь может искренне стараться маму угадать и маме угодить.

Эти колебания между злостью и виной заметны, к сожалению, у многих дочерей нашего поколения и имеют отношение даже не к поколению наших мам, а к поколению их матерей – одиноких и несчастных женщин, измученных тяжелой работой и трудной жизнью, которые обращались со своими дочерьми холодно и манипулятивно. Что ж, остается надеяться, что воспроизведение этих историй через проективную идентификацию может закончиться на нашем поколении и мы со своими дочерьми сможем обращаться по-другому.

Это «по-другому» приводит нас к вопросу о том, в чем же заключаются благополучные отношения в паре «мама и дочка».

Дочери учатся у своих матерей

Выше мы говорили о вреде и тягостности чрезмерной идентификации, однако теперь пришло время поговорить о нормальном протекании того особенного соединения, которое существует между матерью и ее дочерью.

Они ведь действительно очень похожи: у них одинаковые тела, а их психика проходит через сходные процессы и решает сходные задачи, которые при этом одна из них уже умеет решать и потому знает, как облегчить этот процесс другой. В общем, это и есть условие хороших (здоровых) отношений между двумя женщинами, маленькой и большой: чем больше внутренних задач развития и становления будет решено у матери, тем большему она сможет обучить дочь и тем меньше она будет склонна дочерью пользоваться.

Мать с решенными внутренними конфликтами может серьезно облегчить для дочери выполнение следующих задач:

● научиться хорошему отношению к себе и к своему телу;

● научиться хорошему отношению как к мужчинам, так и к женщинам;

● получить доступ к ресурсам отдыха и восстановления;

● научиться свободе в области своих чувств, в том числе в области агрессии, боли и любви;

● обрести баланс в области привязанности и автономии, стать способной и на то, и на другое как по отношению к матери, так и по отношению к другим людям;

● выработать адекватные установки и навыки в сфере женского опыта, связанного с месячными и родами, материнством и супружеством, а также климаксом, угасанием и умиранием.

Обо всем об этом поговорим подробнее.

Хорошее отношение к себе и к своему телу

К своему телу и к своей личности нужно относиться хорошо. Хорошее отношение рождает заботу, тогда как плохое отношение может создать только насилие. Разница между заботой от хорошего отношения и насилием от плохого заключается в степени агрессивности выбранного метода, в гибкости его использования и в характере внутреннего диалога, который сопровождает любые действия и решения.

Например, забота и хорошее отношение могут проявляться включением в свою жизнь регулярного спорта, оздоравливающих процедур, системного саморазвития, регулярного отдыха или выбора полезных продуктов питания. При этом внутренний диалог звучит примерно так: «Для меня это полезно, я хочу жить хорошей и качественной жизнью».

Насилие и плохое отношение к себе проявляются жесткими ограничениями, перенапряжением в спорте или в работе, маниакальным улучшением себя без учета потребности в отдыхе или выбором неадекватных мер для улучшения – и все это сопровождается мыслями в стиле: «Я жирная корова, я тупая, ленивая и позорная, мне нужно бичевать себя до тех пор, пока из меня хоть что-то не получится».

Очевидно, что системная работа над своей жизнью и ее качеством возможна лишь в первом варианте – поскольку во втором возможны только регулярные срывы, которые будут сопровождаться еще большей ненавистью к себе.

В ненависти к себе может проходить значительная часть жизни, и мама способна научить дочь тому, как этого избежать. Так или иначе, мать, которая относится к себе хорошо, будет демонстрировать дочери и свой внутренний диалог, и свою систему действий, а также с помощью словесных комментариев и невербальных посланий заложит базовое отношение дочери к себе с помощью идентификации (раз маме нравится мое тело, то оно и мне нравится; раз мама возмущается, когда я говорю о себе плохо, то я не буду о себе так говорить).

Наверное, особенно заметным этот процесс становится в подростковом возрасте, когда все девочки начинают сомневаться в себе.

Так, мама может научить дочь видеть свою красоту (но не настаивать на ней в подростковом возрасте, поскольку все подростки ненавидят свое тело, и это является частью их горестного прощания с детством и признания необратимости происходящих изменений). Она может говорить ей, что у нее красивые глаза, руки или волосы, может учить не поддерживать отношения с мужчинами, которые ее критикуют.

Также мама, которая любит себя, короткими комментариями о себе самой может помочь дочери в решении непростых современных вопросов.

Например, по поводу рекламы отбеливания зубов она может сказать: «Я не обязана причинять себе боль или тратить деньги только потому, что мои зубы не такие, как в этом ролике. Я могу их отбелить, если мне захочется, но я не обязана». Или высказаться о звучащем в телешоу призыве к худобе в таком стиле: «Похоже, в современном мире невозможно быть достаточно худым. Я согласна с тем, что тело должно быть здоровым, но не соглашусь, что каждое тело должно быть настолько обезжиренным. Я думаю, что это тела профессионалов – спортсменов или моделей, а человек, который зарабатывает на жизнь по-другому, так выглядеть не может, и это нормально».

Базовое хорошее отношение и к мужчинам, и к женщинам

Среди мужчин и среди женщин есть и плохие, и хорошие люди. Это не имеет отношения к полу и никак не характеризует других мужчин и других женщин. Базовое хорошее отношение к обоим полам позволяет свободно и разнообразно строить свою социальную жизнь, в которой есть знакомые и подруги, сестры и учительницы, приятели, друзья и романтические партнеры, братья и опекуны. У каждого пола есть свои ресурсы, которые другому полу недоступны – то, что можно получить от мужчин, нельзя получить от женщин, а женские силы и ресурсы невозможно заменить мужскими.

Мама, которая научилась эти ресурсы распознавать и ценить, а также заботиться о наличии в своей жизни ресурсных отношений, может научить этому непростому процессу и свою дочь. Опыт взрослой женщины касается выбора партнеров и равновесия в отношениях, разрешения конфликтов, проживания разных жизненных ситуаций, способов построения близости и обеспечения границ.

Например, мама может объяснить дочери, что дружба, в которой одному всегда что-то нужно, – это не дружба, а потребительство или что любая компания должна помогать чувствовать себя хорошо, а не плохо. Она может сказать дочери, что у нее есть выбор и что она имеет право на любую дистанцию с любым человеком. Что она не обязана ехать к подруге по первому ее требованию, если не хочет, или не обязана соглашаться на предложение мужчины провести с ним время только потому, что она ему понравилась. Мама может своим примером учить обращаться за помощью, например, когда зовет своих подруг для эмоциональной поддержки или выполнения какого-то большого дела вроде переезда либо когда просит своего партнера помочь ей по дому.

Готовность матери оказывать помощь своей дочери и присутствие в их отношениях границ (таких как правила совместной жизни или отказ пользоваться вещами друг друга без спроса или совсем) могут показать дочери ресурсность человеческих отношений и нормальность ограничений, которые в них существуют.

Доступ к ресурсам отдыха и восстановления

Женщины отдыхают иначе, чем мужчины, и нуждаются в других вещах, чтобы чувствовать себя хорошо. Если мужчинам для восстановления больше всего нужно, чтобы «от них все отстали», то женщины восстанавливаются в процессах, связанных с поддержкой и заботой. Эти процессы необязательно связаны с другими людьми. Это может быть и забота о себе: о своем теле, о своих эмоциях, о своем удовольствии. Иногда это тоже выглядит как «чтобы от меня все отстали», но изоляция – это недостаточное условие для женского отдыха. Больше ресурса дают удовольствия и нежность, радость и разделенная тишина, добрая ласка, а также возможность прикоснуться к своим истинным желаниям и чувствам и ощутить такую свободу, о какой мечтается.

Мама может научить дочь тому, что для отдыха иногда нужен сон, иногда – спорт, иногда – массаж, иногда – романтическое свидание, на котором можно почувствовать себя красивой и привлекательной, а иногда – дикая и веселая женская вечеринка с подругами. Чтение, как и приготовление вкусной еды, может быть отдыхом, а может и не быть.

Мать способна научить дочь тому, как распознавать свою усталость и как подбирать под нее подходящий ресурс (и где его искать). Например, усталость от труда требует физического и эмоционального расслабления и такого процесса, в котором самой можно ни за что не отвечать. А усталость от плохих отношений и боли, полученной в них, требует нежности и ласки другого, рядом с которым можно выплеснуть те слезы и ту тьму, которыми переполнилось сердце.

Свобода в области своих чувств, в том числе в отношении агрессии, боли и любви

Взрослая женщина легко может стать для своей дочери источником запретов в области чувств в том случае, если она сама не преодолела существующие социальные ожидания и продолжает жить скорее так, как принято, чем так, как она хочет.

Социальные ожидания от женщины касаются ее покорности и бессловесности, скрытности и терпеливости. В нашей культуре женщина не должна ни громко плакать, ни громко смеяться, ни тем более громко кричать: от нас ожидается, что мы будем тихими и заботливыми, будем прятать свои чувства, чтобы окружающим было с нами удобно. Для формирования нужного поведения часто используются стыжение – за то, что «ведешь себя как ненормальная», «опять ревешь, ничего же не произошло» – и запугивание: «кому ты такая нужна», «никому не показывай, что ты чувствуешь, потому что они тобой воспользуются», и так далее.

Мама, которая пришла к миру с собой в плане признания своей эмоциональности и ценит чувства дочери, может научить ее тому, что эмоции – это ориентир и дар, помогающий жить в мире и ощущать полноту жизни. Агрессия необходима в любых отношениях, чтобы они были хорошими. Боль необходима, чтобы заметить неприемлемое или осуществить процесс перехода от горя к обновлению, который каждый из нас в течение жизни переживает не раз и не два. Любовь прекрасна, и любить – прекрасно, это чувство наполняет жизнь радостью, и чем больше любви – тем лучше.

Баланс между привязанностью и автономией в отношении матери и других людей

Во всех отношениях нами руководят два инстинкта, два первичных аффекта, вокруг которых и выстраивается все многообразие наших чувств и поступков, – это любовь и агрессия. Любовь создает притяжение, агрессия – дистанцию. Любовь строит нужное, агрессия разрушает вредное. Любовь обеспечивает привязанность, агрессия – границы.

Очевидно, что одна сила без другой существовать не может, поскольку решает только половину задач. Более того, попытка отказаться от одной силы в пользу другой на самом деле не уничтожает вторую, а лишь загоняет ее в подвал и вынуждает существовать на нелегальных основаниях. В таком случае отвергнутая сила точно так же будет проявляться, но не прямыми, а странными или неадекватными способами, которые противоречат осознанным намерениям человека и могут быть по-настоящему разрушительными.

В обоих этих примерах с чувствами лучше поступить исходя из того, что они законны и нормальны, просто ими необязательно руководствоваться в своем поведении. Можно любить кого-то и при этом осознанно выбирать не быть с этим человеком, можно злиться, но не разрывать отношений: каждое чувство в таком случае выполнит свою внутреннюю работу и постепенно уйдет, сменившись чем-то новым.

Мама, решившая задачи любви и агрессии, способна как на привязанность к дочери (любовь), так и на автономию от нее, если хочет провести время с кем-то еще и позаботиться о других своих потребностях (агрессия). Если она допускает в себе и те, и другие чувства, то будет допускать это и в своем ребенке, признавая и его желание быть с ней, и его желание быть без нее. Спокойная обратная связь от матери, которая выражается словами и не только, помогает дочери и самой заметить существование в себе этих двух сил и научиться ими управлять. Так, например, одним из важнейших уроков может стать опыт того, что агрессия, возникшая и проявленная в отношениях, не разрушает их, а, напротив, улучшает за счет появления возможности урегулировать конфликты и эмоциональной свободы.

При такой постановке вопроса девочка начинает учиться не запрещать себе одно или другое, а уравновешивать эти переживания в зависимости от текущей ситуации и потребностей, которые в ней возникают.

Адекватные установки и навыки в области женского опыта

Под «женским опытом» подразумевается все, что связано с месячными и родами, материнством и супружеством, а также с климаксом, угасанием и умиранием. Так как мать идет впереди своей дочери по линии времени, а также обладает похожим телом – не просто тоже женским, но телом со сходной генетикой, – она является бесценным источником опыта в области того, как именно это тело будет функционировать в будущем, какие события его ожидают и как они будут протекать. У матери и дочери обычно похожие месячные или похожий волосяной покров, их тела склонны к одним и тем же рискам, но у матери было больше времени научиться с этим жить.

С другой стороны, важность для дочери материнского опыта создает также высокую вероятность того, что неверные и малофункциональные материнские установки будут признаны с той же легкостью, что и полезные. Например, дочь может легко воспринять, что месячные – это нормально, и так же легко может усвоить, что месячные – это грязь, которую нужно прятать и которой нужно стыдиться.

Забота о себе в период месячных, внимание к груди на протяжении всей жизни, трогательные и волнующие переживания беременности, любовь, которая вдохновляет, грусть и освобождение при угасании женских функций и достоинство старения – такой опыт невероятно важен для девочки, которой тоже все это предстоит. Мама, которая смогла очистить свой жизненный путь от стыда и тревоги и наполнить его уважением к себе и любовью, делает своей дочери подарок, во-первых, бесценный, а во-вторых, пожизненный. В любой момент жизни дочь сможет обратиться к матери в реальности или уже в воспоминаниях и получить ту поддержку и тот пример, которые смогут сделать все происходящее с ней принятым и признанным, а значит – обеспечивающим этой женщине собственный продолжающийся рост.

Неудивительно, что связь двух женщин в той или иной ее форме продолжается всю жизнь. При хороших отношениях места, которые в судьбах обеих существенно различаются (например, дочь не может или не хочет становиться женой и матерью или, наоборот, стала многодетной матерью, притом что у нее самой только один брат или одна сестра), переживаются обеими с определенной грустью от существующей разницы, однако их привязанность и поддержка при этом сохраняются. По мере взросления дочери даже при хороших отношениях интенсивность контактов с матерью меняется, но у каждой при желании всегда остается возможность их инициировать или подстраивать под жизненные ситуации.

Место самого важного могут временно занимать романтические партнеры, муж или дети, но в целом путь развития каждого должен приводить к тому, что самой главной фигурой для человека должен быть он сам. В том случае, когда дочь способна ориентироваться на собственные чувства и потребности при принятии решений о своей судьбе, она больше не нуждается в материнской фигуре – как реальной, так и созданной с помощью фантазий и проективных идентификаций. В этом месте она свободна чувствовать привязанность, а не быть ее заложницей, а также способна искренне помогать собственной дочери, а не делать ее своей принадлежностью.

Мама при хороших отношениях также не чувствует себя обязанной всю жизнь заботиться о своем ребенке и решать его жизненные задачи, например находить партнера, работу или растить его детей. Две женщины становятся свободными друг от друга, притом что сохраняют любовь.

Отношения мужчины и его дочери бывают очень разными. Их важность может быть неочевидной, поскольку папа не в такой степени обеспечивает выживание своего ребенка, как мама. Однако он является второй из двух самых важных фигур, рядом с которыми формируется психика ребенка, а значит, можно условно сказать, что половина психики будет формироваться под его влиянием. Даже если отец не хочет участвовать в жизни ребенка, это не значит, что его решение отменяет указанное влияние. Это будет лишь означать, что бо́льшие части психики будут сформированы под влиянием устраняющегося, уходящего, изолирующегося отца.

Рядом с отцом формируются части и решаются задачи, отличные от тех, в которых важную роль играет мать. Для мальчиков и девочек в чем-то эти задачи совпадают, а в чем-то очень разнятся.

Безусловно, самым важным вызовом отцовства в отношении дочери является обнаружение девочкой своей сексуальности, которая в раннем виде целиком разворачивается в сторону отца. Отец с нерешенными задачами собственной сексуальности или своей роли в гендерных отношениях, отец с проблемами эго, отец, страдающий от социального одиночества и чувства внутренней изолированности, испытывает сильное бессознательное желание откликнуться на примитивный призыв дочери – и так начать ее использовать в своих целях (либо бежать от нее, испугавшись самого себя). Отец, у которого достаточно благополучная жизнь и достаточно высокий уровень внутренней устойчивости, способен выдерживать дочернюю любовь спокойно и проявлять взаимность, не теряя при этом границ и продолжая в отношениях с дочерью заботиться о ней, а не о себе.

Основной патологией отношений между отцом и его дочерью является чрезмерная и поддерживаемая отцом идеализация.

Отец использует свою дочь

Здесь необходимо сразу обозначить определенные границы, в пределах которых будет рассматриваться материал этого раздела. Так как книга не описывает тяжелые патологии, а исследует влияние наших мам и пап на то, каким образом мы будем строить взрослые отношения и с какими трудностями столкнемся (и как их будем решать), то прямой инцест в этой книге не затрагивается. Последствия сексуальных отношений между дочерью и ее отцом имеют, безусловно, тяжелые патологические последствия для личности и психического здоровья девочки и выходят за рамки этой книги.

Однако мы рассмотрим сексуализированные отношения между девочкой и ее папой, то есть такие отношения, в которых нет секса, но есть особая эмоциональность, которая в норме возникает в отношениях скорее между любовниками, чем между родителем и ребенком. В таком же формате позже мы рассмотрим нарушения отношений между женщиной и ее сыном.

Итак, в возрасте около трех лет девочка впервые способна всерьез отвлечься от своей матери, и тогда она обнаруживает, что в ее мире существует отец. Это радостное и будоражащее открытие: к этому моменту мама становится более или менее понятной, и найти отца – это как найти шкаф с еще не открытыми подарками. Потребности девочки становятся более сложными, она уже не так нуждается в ежеминутной заботе о своем выживании и где-то даже может позаботиться о себе сама, а значит, ее психика усложняется в сторону социального и эмоционального развития.

Девочка обнаруживает, что рядом с папой она испытывает совсем иные чувства, чем рядом с мамой. Если от мамы она ждет скорее отражения, то от папы хочет любования. Если мамины руки дают ей чувство безопасности, то папины могут быть связаны с ощущением превосходства. Если проводить время с мамой – значит знакомиться с собой, то папа знакомит ее со всем большим миром, и это маленькой девочке невероятно интересно.

Так же как новые вещи вызывают у нас другие эмоции по сравнению со старыми, так и время, проведенное с папой, его тело и личность становятся для девочки очень-очень привлекательными, что может обижать маму и заставлять ее ревновать. Для папы же такой поток внимания и обожания бывает очень соблазнительным: ему ничего не нужно делать для того, чтобы дочь его обожала (она и так его идеализирует), он может быть совершенно любым и пребывать в совершенно любых состояниях. На первых порах для маленькой девочки вполне достаточно самого факта его существования, который приводит ее в восторг. Ее потребности очень просто удовлетворить – и так же просто получить от нее лавину любви.

Эта любовь может поддерживать самооценку отца (дочь мною интересуется, ей интересна моя работа, интересны мои занятия, а значит, я имею значение), может решать его задачи идентификации (я человек, которого любит дочь, а значит, я хороший человек), может защищать его от социального одиночества при отсутствии надежных дружеских связей или удовлетворительных романтических отношений. Можно сказать, что маленькая дочь одаривает своего отца, каким бы он ни был – и это очень естественный и очень опасный для нее процесс. Это первый мужчина, на которого изливаются сила и теплота ее сердца, и поведение такого первого объекта будет иметь огромное значение для того, какой опыт она получит.

Если мать склонна использовать дочь как свое продолжение (относясь к ней как к собственной руке или как к своей второй психике), то отец склонен выстраивать с ней отношения замещения, то есть такие отношения, в которых дочь – это всегда не просто дочь, а кто-то еще.

Дочь может выполнять одну (реже) или совмещать в себе несколько (чаще) ролей, обслуживая папино удовлетворение. Недовольство отца дочерью, его фантазии о том, что лучше бы у него был сын, также имеют отношение к отцовским представлениям о том, что при другом внешнем объекте он и сам был бы другим.

В общем эти роли можно рассмотреть так:

● компенсация роли друга, интересного человека;

● компенсация романтических и сексуальных потребностей;

● компенсация в роли наставника, педагога, учителя, примера для подражания;

● компенсация в роли ребенка, любимого сына, малыша, которому все позволено.

Можно сказать, что если отцу остро нужно что-то для себя и он не научился получать это в равных отношениях, то будет склонен использовать для этого свою маленькую обожающую и на все согласную дочь. Если же он умеет получать удовлетворение своих потребностей от других взрослых и знает, что предложить им в ответ, тогда любовь маленькой девочки не будет для него таким соблазном, поскольку то, что может предложить ребенок, недостаточно для удовлетворения взрослых потребностей. Хороший отец – это тот отец, которому от своей дочери ничего не надо и который при этом все равно умеет ее деятельно любить.

Хорошему отцу идеализация дочери не должна быть нужна.

Теперь рассмотрим нарушения ролей подробнее.

Компенсация роли друга или интересного человека

Друзья – это люди, которым мы дороги и которые дороги нам, те, с кем мы проводим время, те, с кем нам хочется разделить жизненный опыт, поскольку от этого он становится легче и радостнее. Дружить проще в детстве и сложнее во взрослом возрасте. В дружеских отношениях меньше тенденции к созависимости, поскольку обычно друзья в меньшей степени завязаны друг на друга в плане совместной жизни и общего бюджета. Для дружбы нужно уметь не только брать, но и давать. Нужно быть способным на искренность и привязанность, нужно владеть навыками соблюдения границ и разрешения конфликтов, нужно уметь регулировать дистанцию. Обычно дружба разворачивается между людьми одного пола – а значит, эти отношения не предполагают сексуального притяжения или взаимных матримониальных планов (и не облегчаются ими).

При этом у нас может не быть нужных для дружбы качеств, но могут быть потребности иметь друзей. Друзья – часть нашей идентификации, наличие в жизни дружбы решает множество задач. Инфантильная фантазия о дружбе состоит в том, что нам не нужно ничего делать, чтобы построить дружеские отношения, а нужно лишь найти такого человека, которому мы будем подходить именно такие, какие есть.

Дочь может как раз так и относиться к своему папе: ей просто хорошо от того факта, что он есть, и ей интересно все, что с ним связано. Отец, не имеющий друзей и неудовлетворенный в этой области своей жизни, может начать строить с дочерью такие отношения, словно она – его друг. Он будет рассказывать ей про свою жизнь, запрашивать у нее эмоциональную поддержку в трудных ситуациях, полагать, что дочь станет разделять его взгляды на мир, брать ее туда, куда сам хочет пойти, ожидая от нее интереса и искреннего удовольствия.

В целом нет ничего плохого в том, чтобы взять дочь на рыбалку или рассказать ей о своей работе. Проблема в том, что отец, компенсирующий дочерью собственные дыры, ориентирован в этих делах не на нее и на ее состояние, а лишь на свои потребности. Из этого получаются истории, которые начинаются хорошо, а заканчиваются плохо.

Если бы он поступал так в поездках с друзьями, то внутри взрослых отношений с этим можно было бы разобраться (или друзья отвергли бы такое поведение – недаром же у взрослого мужчины возникает этот дефицит). Дочь не может отвергнуть отца и потому как будто позволяет ему вести себя любым образом, поддерживая тем самым его инфантильные фантазии.

Если отец не столько отталкивающий, сколько замкнутый и неспособный на системные усилия по созданию вокруг себя социальной среды, то он ведет себя вполне нормально, однако для дочери это так же не очень хорошо. Папа – лучший друг не может разделить с дочерью ее интересы, но может предложить ей множество своих. Уход за автомобилем, спортивные мероприятия или мужские развлечения сами по себе не содержат ничего плохого, но место, занимаемое отцом в жизни девочки, могло и должно быть отдано сверстникам и отношениям с ними.

Компенсация романтических и сексуальных потребностей

Отец, влюбленный в свою дочь, может дать ей очень многое при условии, что в свою жену он влюблен больше. Тогда он будет отдавать, а не брать. Мужчина же с неудачной семейной и личной жизнью уступает соблазну использовать любовь дочери, ее душу и тело, чтобы удовлетворять свои потребности.

В романтических отношениях мужчина хочет от женщины поддержки – такого особенного поведения, которое позволяет ему чувствовать, что с ним все в порядке, что он способен справиться со всеми жизненными вызовами, что он не один и в случае чего ему есть на кого опереться.

Если женщине от мужчины нужны защита, забота и безопасность (об этом подробнее мы поговорим в разделе об отношениях мальчика и его матери), то мужчине от женщины – вера. Женское доверие получить сложно, в равных взрослых отношениях оно не дается по умолчанию (и уж точно не является полной ответственностью женщины, которой в некоторых эзотерических системах приписывается обязанность верить и доверять своему мужчине, что бы он ни делал), а заслуживается поступками. Чтобы получить доверие женщины, мужчине нужно быть терпимым и последовательным, а также обладать всеми базовыми компетенциями. А именно: уметь работать, уметь регулировать свои эмоции, уметь исполнять базовые жизненные задачи, которые касаются организации жизни (начиная от необходимости иметь нужные документы и соблюдать закон и заканчивая способностью коммуницировать и заводить друзей). Мужчина, который может позаботиться о себе, может позаботиться и о другом. Тот, кто неспособен нести ответственность за свою жизнь и жить так, чтобы преумножать в ней счастье и безопасность, доверия не вызывает.

Дочь же доверяет отцу по умолчанию, поскольку она его идеализирует.

В этом месте и начинается конкуренция дочери с матерью за отца: она хочет, чтобы этот источник силы принадлежал ей как женщине, и готова отдать за это все, что у нее есть. Она фантазирует о том, что, когда вырастет, они с отцом будут жить как муж и жена, поженятся и станут спать в одной кровати. В этих грезах она должна устранить мать как конкурентку – вплоть до бессознательных фантазий об убийстве.

Однако всему этому не суждено сбыться: девочка – это не женщина, ей нечего дать в ответ. Отец, поддерживающий в дочери такие фантазии (они называются «эдиповыми фантазиями» и совершенно нормальны для каждой девочки), требует от нее невозможного и тем наносит большой вред. Можно сказать, что все остальные компенсации построены именно на этой готовности дочери быть для своего папы всем, чем тот пожелает, ради того, чтобы занять рядом с ним место, на которое она претендует. Девочка, знающая, что может получить ресурсы отца просто так, просто потому, что он ее любит, свободна от необходимости отыгрывать любые другие роли, кроме роли самой себя.

Борьба девочки со своей матерью за отца разворачивается примерно в трехлетнем возрасте. Этот возраст у детей получил название «эдипов»: и мальчики, и девочки по его достижении начинают всей силой своей первичной сексуальности стремиться к родителю противоположного пола и бессознательно хотят уничтожить родителя своего пола. Психологической задачей этого этапа является проигрыш дочери/сына и отказ отца/матери предпочесть своего ребенка жене/мужу. И это, во-первых, возвращает ребенка к здоровой идентификации с родителем своего пола ради целей развития и обучения, а во-вторых, разворачивает ребенка к миру его сверстников, в котором он имеет все шансы быть успешным.

Неудачное прохождение этого периода развития создает специфические трудности, которые у девочек называются «комплексом Электры» (по аналогии с героиней древнегреческого мифа о девочке, ставшей свидетельницей того, как ее мать убила ее отца), а у мальчиков – «эдиповым комплексом» (по мотивам мифа о царе Эдипе, который убил своего отца, а затем женился на своей матери, не зная, что та его мать).

Романтическая любовь дочери к отцу, построенная на его идеализации, является серьезным вызовом для инфантильного мужчины, которому кажется, что он наконец получил то, чего всегда заслуживал. Женщины, до этого отвергающие его, или жена, не соответствующая ожиданиям, наконец посрамлены: его любит чистое удивительное создание, ничего не требуя взамен. Отец может считать, что все остальные женщины в его жизни были злыми ведьмами, а теперь ему наконец досталась сказочная принцесса.

Игры отца с дочерью могут быть достаточно безобидными, когда она маленькая, и непременно сексуализируются в процессе взросления (если мужчина позволяет себе мысли, описанные выше, то есть если эдипов конфликт в том возрасте оказывается непройденным). Вместо того чтобы позволить дочери обнаружить и пережить его неидеальность (и тем вернуть ее к матери и к партнерам-ровесникам), такой отец будет поддерживать идеализацию и даже требовать ее, обижаясь, когда интерес дочери переключается на кого-то другого.

Свое поведение такие мужчины склонны оправдывать, используя проекции «она сама этого хочет». Да, я держу ее на коленях, хотя ей уже 13 лет, потому что она сама все время на них залезает. Да, я засыпаю с ней в одной кровати, потому что она нуждается в утешении из-за своей злобной матери. Да, я покупаю ей одежду, которая мне нравится, потому что она всегда выпрашивает у меня подарки.

На более бытовом уровне мужчина, позволивший себе соблазниться любовью дочери, запрашивает у нее заботу и восхищение, флирт, а также отношение выбранности и исключительности, которое в норме возникает в любых счастливых романтических отношениях.

Патологичность этих отношений по мере взросления дочери становится более очевидной, однако это не значит, что в три года они были более здоровыми. Скорее так: неспособность мужчины отказаться от своего идеализированного образа тогда, когда дочери было три года, по мере ее взросления будет только набирать обороты, потому что более взрослая дочь может дать еще больше, чем маленькая. Если отец тогда не поставил маленькую дочку на место и не дал ей пережить нереалистичность своих фантазий, то эти фантазии со временем не затухают, а сохраняются и растут.

Если инфантильный мужчина наслаждается идеализацией и позволяет себе мысли и действия, которые взрослый мужчина по отношению к ребенку позволять не должен, то мужчина более зрелый, но не очень устойчивый может пугаться чувств дочери и возникающих у него ответных чувств к ней. Такие отцы резко отстраняются от дочерей, порождая в них горькое чувство покинутости и недоумение: что же произошло?

Компенсация в роли наставника, педагога, учителя, примера для подражания

Еще одним слабым и фрустрированным местом мужчины, неуверенного в себе, является позиция учителя или наставника. Это роль старшего и уважаемого мужчины, который имеет власть и к авторитету которого прислушиваются. Как и доверие, такой авторитет во взрослых равных отношениях не дается просто так, а заслуживается особым трудом, знаниями и навыками.

Например, недостаточно просто считать, что ты хороший рыбак, или хорошо разбираешься в машинах, или обладаешь тонким музыкальным вкусом. Во-первых, это должно соответствовать реальности, а во-вторых, для роли наставника у человека должны присутствовать особые коммуникативные навыки уважительно и последовательно передавать свои знания тому, кто в них заинтересован. Учить – это непросто, и это не имеет ничего общего с бахвальством и насилием, с игнорированием интересов другого человека и с превозношением себя.

Отец, насаждающий дочери выбранную им музыку или фильмы, «правильные» с его точки зрения, обретает в ее лице ученика, позволяющего ему чувствовать себя лучше и достойнее. Наверное, в смысле эго учитель – одна из самых важных ролей, привилегированное положение человека, который достиг большего, чем другие. Однако с дочерью это привилегированное положение достигается не настоящим авторитетом, а все той же идеализацией. Отец может пытаться передать (навязать) дочери свое понимание мира, или ви́дение морали, или навыки. Дочь, сохранившая сильное желание проводить время с отцом, продолжает воспринимать его как высший авторитет и готова развиваться так, как он хочет, даже если это не отвечает ее аутентичной личности.

Учитель, который занял это место не по праву, а воспользовался возможностью, – садистичный учитель. Его неуверенность превращается в насилие, а непризнанность в равных ему кругах делает его обидчивым и требовательным. Так как на самом деле он не соответствует этой роли, задача по ее подтверждению ложится на его ученицу: она должна быстро и правильно усваивать материал, проявлять инициативу, не противоречить или не задавать вопросов, ответов на которые он не знает, не должна иметь свое мнение, более аргументированное, чем его.

Таким образом, время, проведенное вместе, которое и правда могло бы стать полезным и приятным (потому что нет ничего плохого в совместном просмотре фильмов или прослушивании музыки), превращается в пытку: отец и дочь смотрят фильмы тогда, когда захотелось ему, а не ей, слушают музыку, когда отцу потребовалось ощутить себя культурным и обладающим вкусом, а не в моменты одинакового настроя.

Выросшие девочки могут вспоминать эти «уроки» в лучшем случае как тягостные и скучные, а может быть, и крайне неприятные, если они, например, сопровождались агрессивными вспышками отца из-за ее невнимательности или непонятливости. Дочь могла сталкиваться с оскорблениями в свой адрес (иногда даже рукоприкладством) или с разочарованием отца, отвержением или полным погружением в себя с тем подтекстом, что даже его родная дочь совершенно неспособна этого понять.

Кроме частностей – конкретных знаний и навыков – отец, компенсирующийся в роли наставника, может считать, что он вообще способен создать для дочери особую педагогическую систему, которая сделает из нее кого-то особенного.

В общем, обычно в этом и заключается «великая педагогическая система» – в требовании от дочери: либо напрягай все свои силы и добивайся результатов путем неописуемого труда и без поддержки, либо ты будешь садистически наказана. При таких условиях ребенок либо действительно какое-то время демонстрирует высокие результаты (уничтожая свое физическое и психическое здоровье), а потом неизбежно скатывается (поскольку не может найти в себе еще хотя бы одну порцию сил), либо отец и дочь становятся врагами и между ними начинается война. Невозможно сказать, какой из вариантов лучше, а какой хуже. В любом случае мечтающий о педагогической карьере отец ломает своей дочери жизнь, и это всегда происходит не для того, чтобы сделать ей хорошо, а исключительно для того, чтобы скомпенсировать свои комплексы.

Отец, грезящий о себе как о великом наставнике, все то же самое пытается делать и с сыном, но именно с дочерью его власть больше за счет идеализации – и потому его влияние на дочь более сильное.

Компенсация в роли ребенка, любимого сына, малыша, которому все позволено

Еще одна роль, в которой незрелый мужчина может бессознательно искать компенсации, – это роль ребенка. Мужчина-ребенок называется «пуэр» (или «вечный юноша»): очаровательный и капризный, эгоистичный, не признающий обязательств и считающий, что ему все должны просто по факту его существования. Такой мужчина продолжает жить так, словно он ребенок, а находящаяся рядом с ним женщина – его мать, которая должна его обожать и обслуживать как физически, так и эмоционально.

Способы, которыми такой мужчина добивается своего, тоже детские. В основном это капризы: малыш, не умеющий ни сказать прямо, ни получить и пережить отказ, ведет себя таким образом, что жизнь окружающих, которые не удовлетворяют его потребности, становится просто невыносимой. Чаще всего его ожидания состоят в том, что его просьбу не просто удовлетворили, но еще и догадались, в чем именно она заключается. Сам он не прилагает усилий к тому, чтобы быть понятым – ему кажется, что всем и так очевидно.

Если он встал в дурном расположении духа, то близкие должны, в частности, приготовить вкусный завтрак, не приставать с разговорами, восхититься его умом или силой. А по большому счету – решить за него все проблемы, освободить от необходимости работать или нести на себе свою часть домашних обязанностей, а также выполнить за него задачи, связанные с социальными потребностями, здоровьем или освоением жизни как экзистенциальной категории со всеми ее данностями и возможностями.

При перечислении всех задач, на которые претендует мужчина-малыш, они кажутся дикими и невозможными, однако обычно около него находится женщина, которая не протестует. Это может быть его жена (если ее собственные родители также были инфантильными и требовали к себе такого же отношения, для нее это не дикость, а повседневность) или дочь, которая из-за своей идеализации воспринимает такого отца не как инфантильного и неадекватного персонажа, а как человека, который действительно стоит такой заботы.

Также жена и дочь такого человека могут выступать в коалиции, когда взрослая женщина, заботящаяся о своем инфантильном муже, может разделять эти дела с его дочерью – и обе при этом будут считать, что так и должно быть.

Так как подобные отношения скорее похожи на отношения с малышом, то в них больше не вербального, а поведенческого. Это значит, что словами в них говорится мало, но есть огромный поведенческий пласт, который (если быть достаточно внимательной, как мама) дает информацию о том, как другой человек сейчас себя чувствует и что ему нужно. Слова не имеют особого значения: мужчина может говорить, что у него все хорошо, но при этом ведет себя так, что становится понятно: это неправда. Он может, например, отказаться принимать участие в домашних делах, или отменить совместные планы, или напиться, или встать в дурном настроении и прятать взгляд, игнорируя домашних и одновременно ожидая, что они приложат усилия, чтобы привлечь его внимание.

Инфантильный мужчина – это мужчина, фантазирующий о том, что у него есть права взрослого человека при полном отсутствии оснований для этих прав. Можно сказать, что на самом деле он путает права малыша и права взрослого.

При этом для малыша привлекательна роль взрослого мужчины, например роль кинематографического героя, который решает за всю семью или требует поддержки своих решений даже в том случае, если они не подходят остальным. Мужественный и взрослый мужчина с экрана говорит своей семье, куда они должны переехать или какое решение принять – в жизни такая власть прямо пропорциональна степени имеющейся ответственности. В реальной жизни муж, обеспечивающий свою семью, действительно может переместить всех своих домочадцев в другой город или в другую страну. Например, когда ему сделали выгодное предложение по работе в том случае, если он при этом еще и эмоционально создает у своей семьи ощущение, что совместная жизнь того стоит, и семья готова последовать за ним.

Малыш же просто требует, чтобы все переехали, потому что лично ему захотелось пожить в Москве или в теплой стране. Требование малыша при этом обычно еще и не опирается ни на какие собственные возможности и может трактоваться так: «Перевезите меня в Москву, где я буду фантазировать, что добился успеха». Таким же образом инфантильный мужчина требует поддержки, которой сам не дает, например написать за него диплом или дать денег на бизнес, либо внимания, на которое сам не способен.

С дочерьми у подобных мужчин обычно складывается такая история: пока дочь маленькая, он очень ревнует свою жену к малышу, поскольку сам претендует на его роль, а по мере взросления дочери и появления у нее ресурсов начинает ожидать опеки и от нее. Ему до конца остается непонятно, что никто не будет решать его жизненные задачи, кроме него самого.

Изолированно такая роль проигрывается редко. Скорее, общий инфантилизм отца и его притязания на то, чтобы его обслуживали, создают фон отношений отца и дочери, на котором будут разворачиваться остальные описанные компенсации.

Отвергающий отец

В конце разговора о нездоровых отношениях дочери и ее папы стоит описать такие отношения, в которых отец ничего дочерью не замещает, однако ничего и не предлагает, – отношения отвержения.

Отвержение может быть связано с тем, что отец начинает пугаться собственных чувств, и тогда разворачивается следующий сценарий. Пока дочь еще малышка, у них прекрасные отношения, а как только она начинает взрослеть и проявлять женскую соблазнительность – отношения портятся и никогда больше не восстанавливаются. Но отвержение может быть и изначальным, когда папе просто не нужны дети.

Справедливо будет сказать, что в этом месте отцовская честность с самим собой играет важную роль в том, как он будет себя проявлять. Если мужчина способен признаться себе в тягостности отцовских обязанностей и в отсутствии интереса к ребенку, он принимает решение изолироваться тем или иным способом и действует согласно ему. Если же он неспособен сказать себе правду, то скорее будет обвинять дочь в том, что с ней что-то не так и потому он от нее отстраняется, перенося на дочь ответственность за происходящее. Такое поведение наносит намного больше вреда и проигрывается в разнообразных травматических или опасных ситуациях.

Также нужно отметить, что иногда отцовство справедливо воспринимается мужчиной как тягостное – именно в тех отношениях, в которых он находится. Женщина, стремящаяся использовать мужчину в качестве средства для реализации своей роли матери, возлагает на него множество ожиданий и не очень способна к коммуникациям по поводу истинных чувств. Так же могут поступать и мужчины, которые хотят чувствовать себя отцами и используют женщину в качестве средства – в этих условиях, когда нет взаимодействия и невозможно договориться, женщина тоже с большой долей вероятности будет испытывать гнев и подавленность.

При этих и других искажениях взрослых отношений трагедия ребенка неизбежна, но вопрос состоит в ее тяжести. Люди, ненавидящие свою родительскую участь и не решающиеся облегчить ее для себя, будут делать что-то из этой ненависти в сторону ребенка, и это причинит вред. Родители, осознающие, что родительство им не по плечу, и честные в этом с собой, могут найти такие формы взаимодействия, с которыми они справятся. Эти формы могут касаться взрослых отношений между мужчиной и женщиной, материальной ответственности, а также времени и усилий, которые родитель готов тратить на ребенка с осознанием того, что пусть он этому ребенку и не рад, но ответственности с себя не снимает. Такие новые формы, может, и не дадут ребенку наилучшего старта в жизни, поскольку отец не будет содействовать тому, чтобы тот учился у лучших педагогов или наилучшим образом развивал свои таланты, но, по крайней мере, в них не будет отыгрываться ненависть.

Иногда люди ошибаются, решив, что могут и хотят иметь детей. Эту ошибку не исправишь – и в этом месте правильнее и полезнее будет ее признать и приложить усилия к тому, чтобы ее последствия не стали катастрофическими. Людям, страдающим от своего родительства, может помочь психотерапия. Она не всегда приводит к тому, что чувства матери или отца из отрицательных становятся положительными, однако легализация происходящего и эмоциональная поддержка помогут минимизировать вред, который такие негативные чувства могут причинить.

Таким родителям способны помочь и группы поддержки, где отрицательные чувства не табуируются и не застыживаются. Взрослые люди на таких встречах могут вести взрослые беседы о том, как справляться с гневом и усталостью, какие жизненные решения будут оптимальными для всех участников и какая поддержка необходима родителям, чтобы изменить свою жизнь, не обвиняя появившегося на свет младенца.

Отец любит свою дочь

Если отец не нуждается в дочери для компенсации собственных провалов и при этом не ненавидит ее, он может просто любить ее, и это очень важно для девочки. Именно в таких отношениях она сможет получить то, что и должна получить от папы, а именно поддержку (а не использование и не отвержение) своей сексуальности и знакомство с маскулинными чертами окружающего внешнего мира.

Женская сексуальность начинается с переживания себя девочкой и с ощущения того, что это хорошо. Если мама смотрит на дочь с узнаванием, то папа – с любованием. Материнское узнавание неразрывно связано с материнским отношением к собственному телу, более того – гетеросексуальная мать неизбежно испытывает бессознательное, но естественное отвращение к гениталиям своей дочери в том смысле, что они не вызывают у нее мыслей о сексуальном удовольствии (так же как гетеросексуальная дочь испытывает отвращение к гениталиям своей матери). У женщин в норме попросту нет и не может быть таких чувств, которые бы позволяли им, находясь лишь друг с другом, глубже познакомиться с особенностями своего возбуждения или сексуального удовольствия. Эти чувства возникают лишь между разными полами.

Конечно, речь не идет о прямом любовании гениталиями или об их стимуляции, однако здоровый отец, глядя на свою маленькую голенькую дочь, испытывает чувства, которые отличаются от его чувств к младенцу-мальчику. Эти чувства позитивные. На его лице могут отражаться симпатия и нежность, и эти же симпатия и нежность будут проявляться в том, как он одевает свою дочь, или как он моет ее, или как помогает ей привести себя в порядок после публично произошедших неприятностей с отсутствующим поблизости туалетом. В норме любящий папа не боится и не стесняется этой работы (и женщина, находящаяся рядом с ним, не должна ее запрещать). Если движения матери скорее техничны и механистичны, то в движениях отца больше эмоций, больше бережности и умиления, и это хорошо для маленькой девочки.

Девочка видит и чувствует эту разницу и делает очевидный вывод: то, каким является мое тело, не оставляет папу равнодушным, а вызывает у него большое количество очень приятных мне чувств.

Это первая причина, по которой девочка начинает исследовать свое тело на предмет получения от него удовольствия. Если папа так наслаждается мной, то что же во мне такого? Почему он так восхищен и так бережен? И что будет, если и я сама начну испытывать к своему телу такие чувства?

Лучшей базы для будущей сексуальности невозможно себе и представить. Тогда первые самостоятельные стимуляции, которые начнет пробовать девочка (а это может произойти впервые очень рано, с трех лет, и это норма), будут построены не на напряжении, тревоге и стыде, а на любовании собой и удовольствии оттого, что она девочка, а не мальчик.

Когда девочка растет, ее папа естественным образом отдаляется от самых интимных моментов вроде подмывания: теперь она способна делать это сама, и папина предупредительная дистанция также идет ей на пользу, обучая ее уважению и границам. Папа больше не прикасается к ее гениталиям, однако продолжает с удовольствием смотреть на ее тело и с удовольствием искать телесного контакта – в играх, объятиях, негенитальной ласке. Он смотрит, как его дочь танцует или занимается спортом, продолжая испытывать приятные чувства и не обижаясь на появление границ в их отношениях. Также он демонстрирует дочери свои естественные эмоции по поводу того, что она входит в мир сверстников и начинает свои первые взаимодействия с мальчиками на детской площадке или в детском саду. Так, он злится и встает на защиту дочери, если кто-то причиняет ей вред, и воспринимает как должное, если кто-то из мальчиков восхищается его дочерью и готов сделать для нее все, что только может.

Дочь, постепенно дистанцирующаяся от отца – а это происходит при правильно пройденном эдиповом этапе, когда девочка обнаруживает, что папа ее обожает, но брать от нее ничего не готов, что ему для его потребностей нужна взрослая женщина, а не маленькая девочка, – продолжает на него смотреть как на образец, как на человека, чувства и поведение которого сообщают ей, что такое хорошо и что такое плохо. Папины реакции на то, как с его дочерью обращаются мальчики-ровесники, дают ей информацию о том, что в отношениях с ними допустимо и ожидаемо, а что недопустимо и должно пресекаться.

По мере дальнейшего взросления дочери эта динамика сохраняется: расстояние между дочерью и ее папой растет, но это не дистанция отвержения, а пространство, предоставленное с уважением и любовью. Первые романтические отношения дочери проходят через такой же процесс, через который проходили ее первые отношения с мальчиками – через критичную оценку отца, который словами и поведением сообщает ей о том, как с ней можно и как с ней нельзя. Гневом или одобрением он транслирует, что, например, мальчик, использующий девочку для своих плотских, финансовых или эмоциональных потребностей, – это плохо, а мальчик, который способен на искреннюю любовь и самоотдачу, – это хорошо.

Папе самому может быть непросто справиться с чувствами, которые возникают у него в этот момент. Условия для того, чтобы отцовство могло оставаться адекватным, сохраняются: он должен быть способен к любви, ему ничего не должно быть нужно от дочери, поскольку во всех сферах жизни он умеет быть удовлетворенным и без нее.

В какой-то момент отношения папы и дочери как бы застывают и больше не развиваются.

Отец не может поддержать свою дочь в роли жены или в роли матери: за этой поддержкой дочь должна идти к матери, оставив первому в своей жизни мужчине задачу и право просто любить ее такой, какая она есть.

Параллельно с описанным выше процессом поддержки девочки в том, что она девочка, между папой и дочерью разворачивается процесс обучения. Если в отношениях с мамой дочь учится множеству вещей, которые касаются ее самой, ее чувств, отношений и тела, то в отношениях с папой дочь учится тому, что представляет собой внешний мир (и способам взаимодействия с ним).

Для успешной внешней жизни нужна агрессия: из нее рождаются любопытство и азарт, амбициозность, настойчивость и упрямство, определенные притязания на то, кем она хочет быть и что хочет за это получить. Папа, который сам претендует на высокое социальное положение, обучает этому и свою дочь, так же как обучает ее ценить себя в отношениях с мужчинами. Он может научить ее, что для успеха необходимо быть развитой и инициативной, он может поддерживать ее трудолюбие и увлеченность в делах, может гордиться ее достижениями и стимулировать добиваться еще бо́льших успехов. Речь тут идет не о требовании «будь успешной, чтобы меня не разочаровать», а о послании «ты такая классная, что имеешь право на самое лучшее в этой жизни».

Отец, который находится в ладу с собственной агрессией, не боится злости, а умеет ею распоряжаться. Так же он будет относиться и к агрессивным чувствам своих детей: не пугаться и не запрещать, а учить детей тому, что такое злость и как ее можно использовать. Для девочки важно понимать, что она имеет право на отстаивание своих границ и на предъявление своих прав. Идеализируемый и любящий отец – прекрасная площадка для осваивания агрессивных чувств: он предоставляет дочери необходимый эмоциональный контейнер. Он сильный и спокойный, а это значит, что рядом с ним она может злиться сколько угодно и он от этого не разрушится. Ее злость рядом с таким отцом вообще ничего не разрушает: ни его, ни ее, ни их отношения, а значит, эта сильная эмоция может постепенно принять ту форму, которая пригодится ей в дальнейшем.

Адекватная помощь отца, которая не ухудшает социальное положение девочки (как, например, пьяный отец, пришедший в школу скандалить), учит ее как силе, так и сдержанности, как свободе в проявлении злости, так и направлению ее в точно обозначенное место с точно определенной силой. Кроме конфликтов с людьми такие навыки пригодятся девочке в спорте, социальных достижениях или решении трудных задач вроде подготовки к сложному экзамену, для которых нужны концентрация и напряжение всех имеющихся сил.

Также отец учит тому, как отдыхать после таких дел. Эти способы отдыха отличаются от женских, интуитивных и интровертированных, и относятся больше к сбросу накопленного напряжения, чем просто к расслаблению. Можно сказать, что женский отдых – это отдых от длительной нагрузки, а отдых после высокой концентрации или агрессивной конфронтации другой. Для него нужны не тишина и уединение, а активность, взаимодействие и свобода.

Папа может учить дочь тому, что после сложных событий в ее жизни, особенно закончившихся поражением, ей нужен опыт успеха – и это может быть забитый гол, или пойманная рыба, или освоенный новый навык вроде вождения автомобиля. Ничто так не исцеляет нас от ран, полученных на пути вверх, как новое продвижение.

Это дает возможность во взрослой жизни использовать разнообразные ресурсы для восстановления, а значит, обеспечивать себе достаточно питания, чтобы двигаться дальше.

И наконец, папа передает девочке навыки, необходимые для самостоятельной жизни.

В нашей культуре такие навыки по-прежнему разделены на мужские и женские, два пола как бы делят между собой компетенции, необходимые для комфортной жизни. Но, так же как мама учит мальчика «женским» навыкам (на самом деле обычному самообслуживанию вроде стирки, уборки, приготовления еды или элементарной заботы о здоровье), так же и папа учит девочку навыкам заботы об окружающем ее пространстве. Он показывает и рассказывает ей, как повесить полку, с какой стороны подойти к потекшему крану, как сделать ремонт, как позаботиться об автомобиле или бытовой технике.

Взрослая женщина, как и взрослый мужчина, должна уметь делать это самостоятельно или хотя бы представлять, как это делается, чтобы при необходимости вникнуть в детали. Папа демонстрирует дочери, что такие дела обычны и не являются запредельно сложными. В целом к таким навыкам можно отнести навык зарабатывания денег и финансовой грамотности.

Девочка, обладающая самостоятельными и реализованными родителями, которые способны ее любить, с высокой долей вероятности получает достаточно многообразные поддержку и обучение, чтобы и самой стать способной к самостоятельности и любви. А это и является основой будущей благополучной и счастливой жизни.