Близнецы увязались за мной на станцию, и я не стал их прогонять, пусть идут, может чему научатся. В жизни все пригодится. После пришел домой, надеясь, что разошлись все. Мать спала на кухне, привалившись головой к стене. На столе стояла пустая бутылка, банка из-под кильки полная окурков, шкурки от колбасы, рюмки. В кухне пахло перегаром и чем-то кислым. Дружков ее не было, видимо моя угроза подействовала. Встал у входа на кухню и прислонился плечом к косяку, глядя на мать. Что мне с ней делать?
Когда-то, лет девять назад это была самая красивая женщина, которую я когда-либо знал и дело не в том, что она мать, не в этом. Она действительно завораживала даже меня, ребенка. Я думал, что мать фея из сказки, гордился этим. Мать выступала в театре, танцевала сольные партии, и я не пропускал ни один ее концерт. Вначале, мы ходили вместе с отцом, потом я один, но каждый раз я замирал, когда видел, как она выбегает на сцену в белой воздушной юбке и порхает, словно бабочка. Мать была балериной, да, поэтому я так среагировал, когда новенькая назвала себя так, будто одной балерины мне в жизни не хватает.
Сейчас за столом, привалившись к стене спала, чуть похрапывая совсем другая женщина. Исчезли, стали тусклыми черные волосы, что раньше еле держались от тяжести в пучке на затылке. Лицо стало серым, щеки обтягивали скулы. И так не особо в теле, как балерина, мать стала словно тень, тонкие руки, почти просвечивали венами, ноги, обтянутые кожей. После смерти отца мать словно ушла вместе с ним, ее просто не стало. Самое интересное то, что отец был обычным, ничего сверхъестественного. Офисный работник, чуть выше некоторых по должности, руководил отделом маркетинга в крупной компании, но он полюбил мать с первого раза, как увидел на сцене.
Мать, когда была относительно трезвой часто рассказывала, как отец ждал ее с цветами у гримерки после выступления. Как долго она не соглашалась встречаться с ним, хотя он сразу понравился ей.
– Матвей, он был такой смешной, не в смысле внешности, а озорной какой-то. Я с ним смеялась до колик в животе, – рассказывала мать, – Он мог сделать мой день лишь одной фразой, скажет так, что я весь день не танцую, а летаю по сцене, а еще он меня любил, очень сильно, – говорила она, наливая в рюмку и выпивая залпом.
– Мам, хватит пить, – просил я, пока был маленьким, потом молча отбирал бутылку и выливал в раковину под ее грозные крики.
– Ты не понимаешь, Кир, как болит вот тут, – стучала она себя по худой груди, – Невыносимо, Кир, – пьяные слезы текли по ее лицу, а я смотрел, как булькает прозрачная жидкость в бутылке, выливаясь в раковину. Драться со мной она не смела, после того как пару раз скрутил ее и замотал в плед, оставляя на вечер в комнате. Она выла там и плакала, грозила мне, но потом затихала. После этого уже не боролась со мной, когда я избавлялся от спиртного в доме, смотрела и молча уходила из квартиры.
Раньше приезжала бабушка, мать моей матери и в эти дни я отдыхал. Приходил домой, где не пахло перегаром, а сладким запахом пирожков с брусникой или беляшами с ароматным мясным. Бабушка приезжала не часто, раз в пару месяцев и все звала меня к себе, на Урал, но как я оставлю мать?
– Ты Кирюшка, не смотри на нее, она пропащая, – говорила бабушка, гладя меня по каштановым кудрям.
– Мама не пропащая, – огрызался я, вырываясь из ее рук. Тогда я верил, что все пройдет, станет лучше. Мать успокоится, перестанет пить, пропивать все деньги, оставляя меня без еды. Я ходил в драных штанах и кроссовках, ловя укоризненные взгляды учителей. Одноклассники не могли смеяться надо мной, после того как я пару раз приложил самых наглых, показывая свои способности, которым научился благодаря Сашке.
– Конечно нет, ты ее любишь, и она тебя, – отвечала бабушка, смахивая слезы с глаз, а я вырывался и уходил в свою комнату. Бабушка перестала приезжать полгода назад, потом пришло письмо, мать пила месяц, не приходя в себя. Только из ее завываний я узнал, что бабушки не стало.
– Мама, – рыдала пьяная мать, сидя на кухне, – Ты тоже ушла, оставила меня, – завывала она. Мать не ездила на похороны, все сделала сестра бабушки, которую я никогда не видел, но мать ее называла по-всякому, в основном плохими словами.
– Светка, с***ка бездетная, всю жизнь мою мать против меня настраивала, – говорила она, – Даже проститься не дала, а я бы поехала на похороны, ты веришь мне Кир? – глядела она мутными глазами.
– Верю, спасть иди, – огрызался я.
– А что ты мне рот затыкаешь? Я может по матери скучаю! Вот ты будешь скучать по мне, Кир?
– Буду, иди спать, – пытался я успокоить мать, но та снова начинала плакать, а я опять уходил из дома.
Сейчас мать казалась такой хрупкой, родной. В чем только ее жизнь держится? Подошел к ней, взял на руки и понес в комнату, положил на диван и накрыл пледом. Весу в ней осталось легче мешка с картошкой, вся высохла. И жалко ее и как остановить, не знаю. Сел рядом, задумался. Она все, что у меня есть, больше никого. Может я что-то делаю не так, что не могу ей заменить отца? В смысле не любит она меня. Я как сын, наверное, не достоин этого или все же это ее вина, а не моя?
– Мотя… – простонала мать, переворачиваясь на другой бок. Пять лет прошло, а она там, с ним, с отцом…
Вышел из ее комнаты, тихо прикрыв дверь, достал из прихожей свою сумку. Дядя Митя выдал сегодня аванс за машину, что я делал, купил продуктов себе и близнецам. Пока выгружал в холодильник и жарил нам с матерью котлеты из пачки, думал о том, что завтра ничего этого не будет. Появилась мысль спрятать, но что я, крыса какая, чтобы еду по углам рассовывать? И рука не поднималась спрятать и знал, что завтра вечером будет нечего есть. Сгреб из холодильника пару банок с тушенкой обратно в сумку. Хоть это останется. Мать в сумку не полезет, знает, что денег там нет, а я завтра макароны куплю, ужин будет. С этими мыслями съел пару котлет с хлебом и завалился спать. Мысли сами собой вернулись к новенькой, балерина, надо же.