Дочь пограничья
Забайкальские степи дышали свободой и опасностью. Каждый день был уроком выживания, каждый час – испытанием характера. Анастасия Колобова росла на самом краю Российской империи, где земля была суровой наставницей, а граница – чертой между цивилизацией и диким миром.
Отец, Андриян Петрович, был убежден, что дочь должна уметь всё. В четырнадцать лет Настя уже знала больше, чем иной взрослый мужик: верховая езда, стрельба, управление хозяйством, основы торговли и три языка – русский, китайский и отчасти маньчжурский.
– Запомни, – говорил отец, – на границе слабость равносильна смерти.
Его уроки верховой езды были суровыми и бескомпромиссными. Первые месяцы Настя буквально срасталась с седлом, падала, набивала синяки, но никогда не плакала.
– Сядешь в седло – будь хозяйкой лошади, – повторял Андриян. – Не проси, не уговаривай. Прикажи.
К шестнадцати годам она могла часами скакать по забайкальским степям, чувствуя каждое движение коня, каждое дыхание ветра. Её лошадь – гнедая кобылица по имени Метель – была не просто животным, а настоящим боевым товарищем.
Однажды летом 1918 года произошла история, которая могла бы стать последней в её жизни.
Возвращаясь из Читы, где она помогала матери закупать провизию, Настя наткнулась на группу подозрительных всадников. Контрабандисты, державшие путь вдоль реки Унды, явно не ожидали встретить девушку, способную за себя постоять.
– Стой! – крикнул один из них по-китайски.
Настя моментально сориентировалась. Быстрый поворот корпуса, легкий наклон – и она уже мчится, петляя между редкими лиственницами. Метель, словно понимая опасность, неслась так, что земля гудела под копытами.
Контрабандисты не успели даже толком среагировать.
Дома Андриян только одобрительно хмыкнул:
– Не растерялась. Молодец.
Их хозяйство было образцовым даже по меркам зажиточных забайкальских крестьян. Двадцать десятин земли, добротный сруб, скотный двор, где держали коров, овец и лошадей. Огород, засаженный картошкой, капустой, морковью. Небольшая пасека – гордость матери.
Евдокия Михайловна, бывшая дочь сельского священника, могла бы возненавидеть крестьянскую жизнь. Но она приняла её с достоинством и мудростью. Главным своим делом считала образование дочери.
– Грамота – крепче стены, – повторяла она. – Знания никто не отберёт.
По вечерам, после дневных работ, Евдокия доставала старинные книги, учебники. Они читали вместе – Пушкина, Толстого, изучали географию, историю. Настя зачитывалась описаниями дальних стран, мечтала о путешествиях.
– Я хочу в Китай, – говорила она матери. – Посмотреть на русские поселения, на торговые факторий.
В их деревне жил старик Ван Лин – китайский учитель, который обучал местных детей языку. Седой, с прозрачными глазами, он был живой энциклопедией восточной культуры.
– Китай – как океан, – говорил он Насте. – Много воды, много тайн.
Революция и Гражданская война прокатились по их краю огнём и мечом. Белогвардейцы, которым симпатизировала Настя, были для неё не просто военными, а защитниками привычного уклада, традиционных ценностей.
– Они сражаются за Россию, – убеждённо говорила она отцу. – За нашу землю, за наш мир.
Андриян молчал. Он, опытный чиновник, понимал: любая война – это прежде всего кровь и страдания.
Река Унда, протекавшая неподалёку, становилась свидетелем этих перемен. Её воды помнили и конные обозы белых, и отряды красных, и тысячи беженцев, что искали спасения в этих суровых краях.
А Анастасия Колобова взрослела. Впитывала в себя дух пограничья – свободный, жёсткий, беспощадный к слабости и предательству.
Впереди её ждали большие испытания. Но пока что она была дочерью этой земли – дочерью Забайкалья, выросшей между степью и тайгой, между Россией и Китаем.