Прожорливым червям я не достанусь, нет,
Меня возьмет огонь в своей прекрасной силе.
При жизни я любил тепло и свет.
Пускай достанусь же огню, а не могиле.
Привет, Вася!
Мы родились в стране, которой больше нет на карте. Живем по разные стороны географических и политических баррикад, но разве что-то может удержать людей, вырвавшихся за железный занавес привычного мира?
Найдя надежду в Навадвипе, пересчитав оставшиеся дни до вылета самолета, я поняла, что успею увидеть океан.
Океан! Индийский! Настоящий! О котором я не смела мечтать в унылом пионерском детстве!
Уджашвари жила в монастыре нелегально. Она нуждалась в перемене обстановки, но не могла передвигаться по стране без денег и документов. Покидать Индию с помощью американского посольства она не хотела, а я могла купить билеты нам на поезд к океану на свое имя.
Получив благословение Говинды Махараджа и письменную рекомендацию настоятеля, мы решили отправиться в штат Орисса с пересадкой в Калькутте.
Когда с сумками наперевес рано утром мы вышли из ворот Чатанья Сарасват матха, чтобы добраться до станции, то сплоченная группа поджидающих седоков велорикш взвинтила цены. Они окружили нас, требуя больше, на бенгальском и английском языках. Я держалась восточного правила никогда не уступать без торга. Один из них назвал цифру поменьше, и мы взгромоздились на его ржавую тележку. Остальные как сумасшедшие тут же закричали на штрейкбрехера. Наш рикша не мог тронуться с места, а я неожиданно увидела, что один из конкурентов подкрался сбоку и откручивает гайку на колесе, чтобы мы навернулись, когда двинемся с места. Риторическое выражение «вставляет палки в колеса» стало конкретным и приобрело угрожающий смысл. Я не знала, что делать. В воротах, в шафрановых одеждах, появился монах Кави с улыбкой на круглом безмятежном лице и с рдеющей поперек лба тилакой. Он хотел попрощаться с нами и, став очевидцем агрессии против гостей монастыря, изменился в лице. Бенгалец разъяренным тигром прыгнул в толпу рикшменов. Он разнес врагов в пух и прах, закрутил злосчастную гайку крепкими, темными пальцами и вновь превратился в благодушного монаха.
– Ах, какой мужчина! – не удержалась Уджашвари. – Но он же монах.
Рикша старательно крутил педали, тележка благополучно катилась к вокзалу.
Мы переглянулись и вздохнули. Как же хочется побыть слабой, но такая роскошь возможна лишь рядом с защитником.
Может быть, настоящий монах – улучшенный вид человека разумного?
Приехав в Калькутту, отдохнули в зале ожидания, предназначенном для леди. Кое-где сохранилось наследие колониального прошлого. Через несколько часов мы сидели в поезде и любовались пейзажами в окно. Золотистые и розовые утренние туманы поднимались над полями. Безбрежная, горящая на солнце, красная земля, желтые поля горчицы, сиреневые холмы вдали, изумрудные чеки рисовых полей, синие озера, зеленые деревья… и над всем разноцветьем Ориссы голубой бездонный небесный свод, расчерченный полетом птиц и белоснежными перьями облаков.
Один из лесистых штатов Индии, Орисса раскинулась вдоль Бенгальского залива на востоке, а на западе граничит с Бенгалией. Параллельно берегу протянулись горы Восточные Гаты. На склонах невысоких гор буйные муссонные джунгли из тика и сандала. Вечнозеленые деревья, непроходимые влажные заросли перевиты лианами. Равнины сплошь распаханы под посевы риса. Вдоль побережья из окна мы видим мангровые леса. Опираясь на воздушные корни, в воде стоят деревья, как на ходулях.
Добравшись до места, нашли по адресу Чатанья Сарасват матх, показали письмо и поселились в комнатах для гостей. Двухэтажный дом примыкал к саду, и ничто не напоминало монастырь. Просторные комнаты, двуспальные кровати. В саду росли полутораметровой высоты кусты тулси. Одуряющий аромат базилика. Взгляд блуждал по гроздьям кокосов на пальмах. Слышен шум морской волны.
Интеллигентный настоятель сокрушался:
– Надо же, неделю назад я отпустил повара. Монахов и гостей не было, и он разленился. Если бы я знал о вашем прибытии! Что же вы будете есть?
А я обрадовалась – мне надоело монастырское меню. Удалось успокоить расстроенного монаха, сказав, что без труда найдем подходящую еду в городе.
В комнатах и коридорах полы были усыпаны песком. Мы подмели и вымыли полы. Но настоятель испугался трудового порыва. В отличие от православных монастырей здесь не нужно трудиться. Монахов смущает стремление европейцев работать. Мы якобы относимся к высокой касте, а для грязной работы легко найти поденщика кастой ниже. Но мы торжественно объявили, что это сева – служение, добровольно предложенный труд господу Кришне.
Против Кришны не попрешь!
На мне поутру вышагивают шеренгой муравьи, но это не портит настроения. Оказывается, нашего пробуждения ждал старик-садовник со шлангом в руках, а настоятель радостно объявил, что хорошая сева для леди – полить тулси своими руками. С такой севой легко справиться за пять минут.
Название штата Орисса происходит от названия народа ория. Однако кроме ория индоарийского происхождения в непроходимых горных и лесных местах внутри штата живут коренные жители адиваси. Племена, которые жили здесь еще до прихода ариев. Тысячелетия до нашей эры. Они не изменили своим традициям. Встретить их можно на большом рынке, куда раз в неделю съезжаются крестьяне из самых отдаленных деревень, чтобы продать корзину сладкого батата или плод хлебного дерева джекфрут. Выручить немного денег. Дамы племени койна не утруждают себя подбором сложных нарядов, они оборачивают тело небольшим куском материи. Некоторые красотки безмятежно оставляют открытой смуглую грудь. Дамы и девушки бунда наголо бреют волосы на голове. В школу дети не ходят, у мужчин глаза злые и испуганные.
Любимое верховное божество в штате Орисса, городе Пури – повелитель Вселенной Джаганнат.
Однажды Кришна, медитируя, всецело проникся блаженством и распространил себя на Вселенную. Пребывая в подобном состоянии, он провел так некоторую вечность. Невозможно представить и изобразить образ божества, заполнившего собой бесконечное пространство, но поклонники Джаганната справляются.
Раз в год, в июне–июле (даты, согласно древнему летосчислению, двигаются), в городе проходит девятидневный праздник колесниц. Тримурти: Джаганната–Кришны, его брата Баларамы и сестры Субхадры вывозят из внутреннего, запретного для иностранцев, города-храма Джаганнат Пури на праздничных колесницах. Самая большая из них принадлежит Джаганнату: четырнадцать метров высотой, и у нее шестнадцать гигантских колес. Балараму везут на колеснице поменьше – у нее четырнадцать колес, а Субхадра едет соответственно на двенадцати колесах. Ее колесницу тащат женщины. Божества передвигают на северо-восток, на два километра, в храм Гудинча: место рождения мурти Джаганната.
Все трое примитивно раскрашены. Джаганнат – черного цвета, Баларама-Балабхадра – белого, Субхадра – желтого. Они изготовлены в виде грубых двухметровых идолов с плоскими лицами и круглыми большими глазами.
Абстрактный вид мурти объясняется тем, что сам Вишну приказал царю выловить из залива бревно для алтарной статуи. Вдруг появился незнакомый старик, пообещавший царю, что изготовит статую, если никто ему не будет мешать три недели. Следить за его работой нельзя. Любопытная и нетерпеливая жена царя открыла дверь в зал, где работал таинственный старец, раньше времени. Им оказался божественный архитектор, покровитель зодчих и строителей Вишвакарман-всесоздатель. Обидевшись за подглядывание, он исчез, оставив трех незавершенных божеств в виде деревянных обрубков.
Сотни лет подряд низкокастовые люди, вдовы, калеки, прокаженные, желая получить мокшу – прекращение цепи бесконечных перерождений, бросались под многотонные колеса огромных праздничных колесниц, где находили освобождающую их навсегда, ужасную смерть. Англичане, не понимая сути жертвенного обряда, его запретили. Вернувшись на родину из колонии, офицеры в отставке рассказывали домашним о страшном Джаггернауте, жаждущем кровавых жертв.
И поныне, когда тысячи верующих людей тянут канаты и на себе вывозят храмовые башни-колесницы, рядом идут полицейские с бамбуковыми палками в руках. Не хуже, чем резиновая дубинка, а главное – много дешевле, крепкая палка отлично способна вразумить кого надо. Чуть кто нацелится сигануть под монументальные колеса – сразу получит в лоб от полицейского и будет благополучно оттащен в сторону, чтобы не затоптали: пусть отдохнет и о жизни подумает, а не о смерти.
Шиваиты считают Джаганната одной из гневных форм Шивы. Воплощением ужасного Бхайравы, рожденного из крови Шивы. Поэтому в праздничных процессиях участвуют мурти Кали-Дурги и Шивы-Натараджи.
В морском прибое, в дыхании ветра, что развевает длинный алый флаг над величественной башней главного святилища, я ощущала столько чувственной радости, что была беспричинно счастлива каждый день с первой секунды, находясь в старом городе на берегу Индийского океана.
Да, поездка в Индию успокоит кого угодно. На время.
На улицах в Пури царили велорикши. Передвигались неспешно, с охами-вздохами. Заблудившись и покружив нас по лишним переулкам, рикша ставил сей подвиг в заслугу: «Мадам, добавить бы надо, крюк-то я какой сделал, старался!» – а сделав на нас свой бизнес, улыбался во все тридцать два зуба. Я мечтала о скутере.
На улице мы познакомились с суровой дамой. Она начальник полиции из Канады и отдыхает одна. Она поручилась за нас во время аренды скутера, открыв удостоверение, ведь у меня не было прав, а полицию в Индии уважают и боятся, даже канадскую – на всякий случай. Она же показала прибрежный ресторан «Pink house», где лучше всего кормят. Туда мы и отправились.
Заказав поесть, я выскочила из‐за стола, оставив вьетнамки, и помчалась по песку навстречу океану. Не могла ждать. В пенджаби и с непременной шалью на шее я с размаху влетела в огромную волну, и она обрушилась мне на голову всей массой. Вынырнув, я качалась на ладонях океана, смеялась от счастья и плакала от жгуче-соленой воды, попавшей в глаза. Только я вышла из пены морской, тут же набежали тонкие черные мальчики с неподъемными связками бус – купи! И все изумруды, кораллы и жемчуга мира небрежно брошены к моим ногам. Трогаю, отражаясь в блестящих поверхностях, взвешиваю на руке. Как худые приезжие мальчики, отстегивающие бакшиш полицейским, носят эти охапки, если я с трудом поднимаю одну связку?
И разве имело значение, что через полчаса я вернулась к столу в промокшей одежде. На пляже священного Пури, города – повелителя Вселенной Джаганната, раздеваться нельзя. На бледнолицых в бикини и плавках смотрят как на дикарей и зовут полицию.
Ах, какая же вкусная была еда в ресторане «Pink house»!
– Осторожней на дороге. Не разбейтесь! Храни вас Кришна и Джаганнат! – кричал нам утром настоятель, с беспокойством наблюдая в окно, как мы выезжаем со двора, а темнокожий садовник в набедренной повязке придерживал калитку перед скутером.
На площади перед шестиметровым забором храмового комплекса Джаганната слонялись небольшие горбатые быки зебу и тыкались слюнявыми мордами в сумки прохожих, выпрашивая банан. Ничего не получив, священный бык сердито фыркал и уходил, яростно раскачивая горбом. У главного входа стояли полицейские, вооруженные бамбуковой палкой. Иностранцы не допускаются внутрь, на территорию храма, и полицейский внимательно всматривается в каждого входящего. Вдруг загоревший до коричневого цвета форинер хочет замаскироваться под местного, что чревато. Однажды темнокожий американец, индуист из ИСККОНа3, проник в запретный город. Он был забит насмерть браминами – фанатиками храма.
Мы рассматривали высокую главную башню с крыши кафе, где ели мороженое. Гигантская кухня видна с террасы соседней библиотеки. Сотни служащих брахманов ежедневно готовят маха прасад, который предлагают трем главным богам пять раз в день, а вечером раздают в глиняных горшочках верующим. И мы ходили попробовать знаменитый прасад. Его едят бесплатно десять тысяч паломников и служек каждый день, принимая в дар благословенную еду.
Марихуану в Ориссе никто никогда не запрещал. Дорогу к ближайшей лавочке бханга (напиток на марихуане с эффектом легкого опьянения) можно спросить у полицейского.
Утром, задумав искупаться и позагорать без надоевших пенджаби, мы купили арбуз и поехали вдоль побережья. Проехали десять километров. Выбрав безлюдное место, спрятали скутер в кустах и отправились на пляж. Справа и слева, насколько хватало зрения, не было ни души. Хвойный кустарник, дюны и волны, набегающие на песок. Только мы разделись до трусов, на горизонте, где волны и пляж сливались воедино, показались черные точки. С невероятной скоростью они стали приближаться.
– Рыбаки. Вот не повезло! Они тянут сети в нашу сторону, – огорчилась Уджашвари и не ошиблась. Едва мы успели одеться, как рыбаки оказались рядом. Мужики потеряли интерес к рыбалке. Вытащив на сушу сети, оказавшиеся пустыми, пятнадцать человек дружно сели отдыхать напротив нас. Худые темнокожие мужчины в клетчатых юбках закурили сигареты-самокрутки из эвкалиптового листа – биди. Внутри щепотка табака, сверху лист перевязывают ниткой. В любом ларьке стоят копейки. Биди – сигареты пролетариата.
Рыбаки разглядывали нас в упор, как зрители в театре неумелых актеров, – кусок арбуза не лез мне в рот. Тип в первом ряду похотливо косил глазом на пышные формы Уджашвари. Надежда, что рыбаки исчезнут так же быстро, как и появились, скончалась через десять минут. Пришлось собраться и уехать не искупавшись.
На другой день мы добрались до Конарака в храм-музей Солнца из списка мирового наследия ЮНЕСКО. Тридцать два километра мы проехали без проблем, но перед селением скутер вдруг заглох. Обливаясь потом, мы по очереди катили скутер до мастерской, о которой нам любезно сообщили местные поселяне, появившиеся из глинобитных, крытых соломой халуп. Я пригорюнилась, но в гараже-мастерской, состоящей лишь из стены и покрытой переплетенными пальмовыми листьями крыши, скутер починили в два счета. Один парнишка крепко держал скутер руками, сидя на голой земле, другой прицелился, стукнул кувалдой в одно, только ему известное место механизма, и – о чудо! – мотор заработал. Что значит мастер против женщины с тяжелой технической кармой.
– Ну надо же, а я думала, что храм стоит на берегу океана,– сказала Уджашвари, когда мы парковали скутер.
Да, каменный гимн богу Солнца стоял рядом с прибоем, что было этак лет восемьсот назад. Огромный храм с семидесятиметровой башней служил европейским морякам ориентиром. Под воздействием мансунов он почернел. Португальцы и англичане называли его «Черной пагодой». В XV веке его разграбили мусульмане, и храм был заброшен. Мурти накануне успели увезти и спрятать. Восстанавливать оскверненные храмы в Индии не принято. Считалось, что поврежденное должно разрушиться, дабы полностью завершить цикл существования. Главная башня храма Солнца обвалилась, оставшееся сооружение было надолго погребено под песком и илом, а местный раджа разворовывал камни из уникальной кладки для постройки своего храма. Океан уступил пару километров наступающим дюнам.
Англичане откопали сооружение и в который раз удивились творческой мощи ваятелей. Давно в прах обратилась плоть, истлели кости безвестных мастеров, но их страстные желания и чувства остались неизменными на века.
Храм построен в честь того, что Сурья – бог Солнца, лекарь кожных заболеваний, вылечил прокаженного юношу Симбу, который заболел, будучи проклят родным отцом – самим Кришной. Симба рассердил отца тем, что подглядывал за новыми женами Кришны, когда те купались в реке.
Храм – гигантская модель колесницы Сурьи. Он служил подарком богу и символом хода времени, которым управляет Солнце. Каменные резные колеса диаметром около трех метров символизируют двенадцать месяцев. В каждом колесе восемь спиц, то есть периодов дня. Когда-то семь мчащихся галопом могучих лошадей тянули колесницу Солнца, изогнув лебединые, упругие шеи и упираясь копытами в камень. Уцелел всего один каменный конь, но и в одиночестве он прекрасен.
Пирамида портика разделена на три яруса, населенные статуями музыкантов, танцоров и танцовщиц. Меня покорил четырехглавый и шестирукий Шива, увешанный гирляндами отрубленных голов, застывший на века в позе танца разрушения. Боги, цветочные узоры, животные, чудовища, демоны, наги-змеи, умеющие оборачиваться людьми, и другие существа заполнили стены тесной толпой. Сцены охоты махараджи и приручения пойманных животных. В нишах сплетались в замысловатых позах парочки страстных любовников – майтхуны. Скульптуры сексуальных соитий были связаны с мистическими тантрическими ритуалами – или служили куда более приземленным целям: рекламировали эротические возможности дэвадаси – девушек, совмещавших в служении богу искусство танца и храмовую проституцию. Они подробно иллюстрировали средневековый трактат Камасутра. В святилище наверху есть три статуи самого Сурьи, вырезанные из зеленоватого камня. У его ног, обутых в сапоги, маленький возничий держит поводья волшебных лошадей. Соседнее святилище принадлежало второй жене Сурьи – богине тени Чаи. Первая жена, Санджна, была не в силах терпеть жар мужа-солнца и создала для себя двойника на супружеском ложе по имени Чая.
На пьедесталах застыли великолепные фигуры: вздыбившихся боевых коней, удерживаемых солдатами; разъяренных прекрасных львов, попирающих запряженных боевых слонов. Один слон бережно несет, обняв хоботом, обмякшее тело погонщика, спасая раненого с поля боя…
Уставшие и притихшие от опрокинувшей нас красоты, мы возвращались по долгой дороге из Конарака в ашрам. По оранжевой обочине местные мужчины в лунги на велосипедах крутили педали босыми пятками. На рамах и багажниках они везли жен и детей. Телята и коровы, мыча, поворачивали к нам морды. Множество озер, раскинувшихся вокруг, красовались красными и белыми лотосами. Мы ехали сквозь поля и лотосовые пруды с аккуратными цаплями. Розовые башни закатных облаков. Мотор скутера тихо и ровно урчал, как будто успокаивая взбудораженный мозг.
Утром я гуляла вдоль набережной с видом на просторный пляж. Чудесный день! Бенгальский залив ярко сверкал в лучах солнца. Запах йода в узком проходе между рыбацкими хижинами.
Разносчики продавали жаренную на углях кукурузу, сахарную вату, надувные шары и игрушки-пищалки для детей. «Very cheep price! Very cheep price!» – разносилось повсюду. Мне предлагали купить нитки фальшивого жемчуга и огромные белые раковины, якобы найденные на рассвете. Грязные дети нищих, увидев меня, неслись кто быстрее и, окружив, орали: «One rupiy (рупия), give me chocolate, school pen!» Они дергали меня за одежду, и мне с трудом удавалось отбиться от оравы чумазых бесенят.
Я шла мимо многочисленных кафе-мороженых, ресторанчиков и чайных. И вдруг почувствовала неуместный запах и услышала страстные мантры. Запах напомнил мне о майских праздниках, о выезде на дачу, о шашлыке… В вегетарианском священном городе?! Будто за углом стоит мангал и грузин-шашлычник поворачивает над раскаленными углями шампуры с кусками маринованной свинины… Отели и рестораны расступились, и я увидела символически огороженную площадку на пляже и небольшую арку, украшенную изображениями Шивы и Кали. Подошла, не зная, можно ли мне подойти ближе – внутрь… но и отсюда мне был виден погребальный костер, огонь и обуглившееся человеческое тело на последнем ложе. Молчание царило внутри капища. Жаром тянуло от адской решетки. Служитель спокойно и умело разбивал кочергой горящие синим огоньком череп и тазобедренные кости трупа, а раскидав угли, подкладывал новую порцию дров в очищающий все и всех огонь. Беспощадный дым растворялся в небе.
Оцепенев, я стояла напротив арки. Мимо шли семьи индусов на отдыхе. Гуляющие переговаривались между собой. Дети облизывали вафельные рожки с мороженым и ели сахарную вату. Малыши играли и вопили во все горло. Никто не обращал на кремацию ни малейшего внимания.
«Мое тело после смерти ничем не отличается от мяса свиньи, убитой на бойне», – подумала я и, осознав новую информацию о жизни и смерти, пошла дальше.
Вернувшись в Москву, я объявила сыну:
– Когда я умру, пожалуйста, кремируй тело, а прах отвези в Джаганнат-Пури и развей над рестораном «Pink house».
Сын задумался:
– Почему над рестораном? А что, лучше места найти нельзя?
– С мамой не надо спорить, там, над тарелкой с едой, я пережила настоящий катарсис. И вообще, я так хочу!
Практичный сын стал обдумывать решение скорбной задачи, надеюсь, отдаленного будущего.
– А рядом есть высокие здания?
– Нет, ничего такого.
– А вертолет найти и заказать можно?
– Ну откуда там вертолет?!
Минут через десять сообразительного подростка осенило:
– Хорошо, тогда я распылю твой пепел петардой! И не спорь, сама напросилась!
Васечка, а как тебе идея? Что, слишком экстравагантно?
Ну и ладно. Мое тело, что хочу, то и сделаю с ним! Ты же не родственник – права голоса не имеешь.
Не обижайся, удачи!
Жди, скоро еще напишу.