Я всегда повторял, что обманщик обманывает самого себя.
Привет!
Конечно, эта история – не новость для индусоведа. Ты сам мне рассказывал много подобных случаев. Но мне, тщеславной, хочется похвастаться, как я смогла с первых дней, без знания языка справиться со сложными для новичков ситуациями.
Все суета сует и томление духа. Ах, прости мне, милый, бабскую суетность…
Через пару дней после мы с Ритой прочесывали торговый квартал. На перекрестке с ней заговорил парень лет двадцати в клетчатой жилетке поверх рубашки. Он взялся водить нас по магазинам. Мы смотрели статуэтки божеств и животных, нефритовые ожерелья, четки и браслеты, открывали и нюхали резные шкатулки. Терпкий и сладкий запах – сандаловое дерево.
Передвижение худого юноши в броуновском движении уличной толпы отличалось от московской походки. Почти ввинчиваясь в людской поток, он тем не менее никого не толкал, а легко проскальзывал, лишь слегка соприкасаясь плечами с мужчинами и избегая малейшего контакта с женщинами в сари.
Нищие и калеки радостно бросались к нам, профессионально угадывая новичков, но парень, не глядя, щелкал пальцами правой руки в сторону – надо выучить жест, – приговаривая: «Чело-чело!», то есть «иди-иди» отсюда. Попрошаек как ветром сдувало!
Я заходила в лавки, а он ворковал с Ритой. Парень не клянчил бакшиш, не намекал на чаевые, но тратил много времени, сопровождая нас. Доставал из бумажника и показывал фотографию жены, юной девушки, завернутой в сари, с кукольным младенцем на руках. Ребенка он называл просто беби. Его индийский английский отличался от британского и американского – мягкое воркование, которое называют «пиджин-инглиш» – «голубиный английский».
Увидев на улице вывеску «Indian fast food», мы зашли перекусить, и я предложила юноше чай. На прилавках высились пирамиды, сложенные из разноцветных шариков, – индийские сладости. Чрезмерно приторные – аж зубы ноют, – они были приготовлены из кокосовой стружки и сухого молока с тростниковым или пальмовым сиропом. Из европейской кухни сэндвичи с овощами и пицца с острым перцем, не имеющая ничего общего с итальянской.
В зале кафе мягкий полудетский голос громко выводил мелодию. Спутник рассказал, что поет знаменитая певица Лата. Ей больше восьмидесяти лет, но любимая «бабушка Болливуда, золотой голос Индии» до сих пор успешно дублирует молодых красавиц.
Увидев у девушки значок с изображением Саи Бабы, хелпер заговорил о том, что с детства является преданным поклонником Бабы. Принялся называть Риту сестрой. Оказывается, он мечтает выучить русский язык: «Да вот беда, нет денег на учебники!» Мне неинтересно, а Рита счастлива. Она ловила восхищенные взгляды сексуально неудовлетворенных мужчин.
Открытость и дружелюбие, никогда не проявляемое к ней незнакомыми людьми раньше, приводили ее в восторг. С каждым днем она расцветала, хотя не понимала природы очевидного явления.
В Индии катастрофическая нехватка женщин, и принадлежность к женскому полу автоматически любую особь делает красавицей. Мужчины смотрят на тебя как на чудо! Женщина, девочка, девушка – красавица. Старая, молодая, толстая, худая – просто красавица, и все. Ну а дама светлокожая – тем более, вне всяких сравнений! А ей, наивной, мерещилось, что она оказалась в созданном для нее раю, где прохожие добры и заботливы.
– Ты представляешь – первый день в Индии! Меня никто не знает. Но все мне улыбаются! – Она была поражена.
Здесь будто не существует ничего дурного. Сплошная духовность, и все люди – братья.
В первую ночь, разобрав сумку, я, наконец-то вытянувшись на кровати отеля «Relax», заснула как убитая, без снов, под тихий шелест вращающегося под потолком вентилятора. А возбужденная событиями долгого дня Рита отправилась гулять, прихватив с собой недоеденный сухой паек: булочки из самолета, заплакавший на жаре сыр и брынзу (мне приготовил в дорогу сын) и тому подобное. В номере не было холодильника, и я просила осчастливить бездомных детей. Но облагодетельствован был худой, как скелет, бродяга-югослав с нечесаной гривой длинных волос и клочковатой бородой.
Он долго пробирался через Турцию и Пакистан от войны, случившейся на родине. Много лет нелегально жил в Дели, продавая туристам палочки благовоний поштучно (завуалированная форма нищенства) и наркотики. Увидев брынзу, чей вкус давно успел позабыть, бродяга прослезился и в порыве благодарности подарил Рите лучшее, что у него было, – толу чараса (двенадцать граммов гашиша). Девушка незамедлительно принялась дегустировать дар. Одурманенная и преисполненная любви ко всему вокруг, она стала обниматься с бездомными перед отелем…
Утром я не могла ее добудиться. Дева как сурок спала до полудня.
Большинство экспериментаторов полагает, что марихуана не вызывает привыкания. Будто мгновенный, даром полученный отпуск, но потребитель хочет «уехать» еще и еще. Я знаю людей, накуривающихся каждый день годами. Многие были добры, веселы и выглядели неплохо, но они уже никогда не смогут стать лучше. Личность не растет.
Безрассудное поведение моей спутницы видел привратник отеля «Relax». Ежедневно склоняясь передо мной в нижайшем, полном уважения поклоне, он легко подхватывал пакеты, открывал дверь и почтительно прижимал к груди руки. Риту швейцар в упор не видел – за человека не считал. Он первый продемонстрировал мне, как в Индии важна репутация и дистанция, которую должна держать белая леди с низшими кастами. Демократией никогда здесь и не пахло.
К счастью, на другой день Рита нашла на фруктовом рынке легальный и куда как более полезный источник наслаждения. Она принесла в отель огромную, как тыква, нежно-оранжевую папайю. Я разрезала сочный плод складным швейцарским ножом и поделила на дольки. Ярко-розовая сладкая мякоть внутри покрыта черным жемчугом семян. Всем интересно впервые что-то попробовать, а Рама смеялась над нами и показывала иностранцам, что папайю надо есть, посыпав перцем и солью.
Последователь Саи Бабы появлялся у дверей отеля каждый день, будто случайно. И когда Рита собралась ехать, он объяснил, что железнодорожных билетов до Путтапарти (ашрама Саи Бабы) в кассах на вокзале нет и их надо заказывать в турагентстве у его лучшего друга.
В теории ашрам – место уединенного проживания и обучения последователей какого-либо учения, а на практике многие гуру с удовольствием продают «духовность» толпам европейцев, лишь бы спрос был.
Мне надо ехать позже и в другую сторону. Ей же в турагентстве назвали сумму и сказали зайти за билетом завтра. У позитивно настроенной Риты денег мало, и на три месяца, даже при индийской дешевизне, ее финансов не хватило бы. Ну ладно, в Дели жилье для нее вторую неделю бесплатно, и покормить я могу, но дальше как? Разве можно жалкие сто долларов растянуть на два с половиной месяца? Я пробовала узнать о ее планах. Услышала лепет, что она будет поститься: купит керосинку и мешок риса. Будет варить кашу и как-нибудь протянет.
Узнав, что в ашраме ее ждут друзья, я успокоилась.
На другой день, получив на руки билет, Рита вдруг поняла, что денег с нее взяли в два раза больше, чем на нем написано. И так поступили с ее кошельком «простые» люди во главе с «братом по вере», которых она считала духовными и религиозными. Наговорили с три короба и обманули на целых двадцать долларов ее зарплаты няни. А на вокзале билеты были, иначе откуда бы барыги их взяли за один день.
Прозрение. Сначала она что-то лепетала обманщикам, пытаясь усовестить. Тыкала пальцем в цифру, обозначающую цену, но, услышав, что контора через десять минут закрывается, а поезд через час, беспомощно заплакала.
Взывать к справедливости, существующей лишь в ее голове, было бесполезно. Можно не успеть или за вещами, или на поезд.
– Бежим. Я придумала, надо пожаловаться Раме. Мы сами ничего добиться не сумеем, – решила я. И, схватив за руку Риту, вытащила ее из конторы. Я видела, что обманщики улыбались, глядя на красный распухший нос на заплаканном лице девушки. Для них ситуация рядовая: обычная работа. Парнишка привел клиентку и получил законные комиссионные. Туристы на разницу в цене внимания не обращают, а тут вдруг скандал! Я еще не знала, что индусы улыбаются, если случается неприятность и что-то выходит за рамки. У русских-то физиономия напрягается и звереет. Менталитет.
Как мы бежали, обгоняя меланхолично нажимающих на педали велорикш! Как ворвались в холл отеля, где миссис Рама Кумар беседовала с заместителем.
Мы сумели в двух словах объяснить проблему. Рама, гневно сверкая черными, подкрашенными глазами, тут же, как генерал офицеру, отдала распоряжение солидному помощнику. Мне не понадобился английский, интуитивно я понимала. Гостей, принятых под покровительство госпожой Рамой, кто-то посмел ощипать как кур. Да они не знают, с кем связались! Этих белых может потрошить только она, если хочет. И, спросив, далеко ли турфирма, толстяк бросился вместе с нами обратно.
Климат к бегу не располагает. Дели не Москва, горожане передвигаются плавно и неспешно. Упитанный спаситель понял, что неверно оценил русское «рядом». Через пару минут он запыхался и стал утирать покрытое потом лицо обширным носовым платком, добытым из глубин кармана. Оглядевшись, он крикнул двух рикшменов (на одной повозке втроем не поместились бы), и мы уже мчимся, подгоняя живую человеческую силу.
Какой же русский не любит быстрой езды! Но ездить на людях мне не нравится. Дело не в гуманизме – сидишь на перекошенном, узеньком сиденье неустойчивой конструкции. Того и гляди навернешься, подпрыгнув на колдобинах разбитого еще в прошлом веке асфальта. Худые, иногда даже скелетообразные рикши на ходу изображают усталость, жалобно косят глазами на седока, поднося палец к почти беззубому рту, окрашенному кашицей красно-коричневого бетеля. А в глазах вся грусть цыганского народа. Показывают театрально, мол, есть хочу, умираю, а умелая пантомима, лишь чтобы выжать из тебя десять рупий сверх договоренной платы. Харкают кровавым бетелем на асфальт, как чахоточные. Если не знаешь дороги, могут кружить тебя по улочкам. Названий они не знают, читать не умеют, и нужно иметь крепкие нервы, чтобы доехать куда тебе нужно. Но русские могут даже неграмотных, непробиваемо дремучих рикшменов воодушевить на беспримерные, спортивные достижения, показав зеленую купюру.
Едут, скажем, Петя с Ваней на велорикшах, на двух тележках. Мужики они крупные, на одной им вдвоем тесно. Медленно едут, переговариваются по пути. И спорят они о том, чей рикша сильнее. А как проверить? Петя показывает десять баксов и объясняет, что купюра достанется тому, кто доставит клиента первым до места. Ванин рикшмен, сообразив, прибавил ходу и пошел на обгон. Гонки на людях, а на улице XXI век, между прочим! Петя добавил баксов, и теперь рванул его рикшмен. Ваня в азарте привстал в тележке, держится за край и орет своему рикше: «Давай, давай, поднажми!»
Картина маслом передвижника Перова «Птица-тройка»!
Ты, воспитанный на идеалах человечности, не поверишь, что на финише, когда Петя с Ваней, так и не решив, чей человек-лошадь сильнее, поделили выигрыш поровну, рикшмены были очень довольны. Ведь нежданно-негаданно они заработали много денег, а унижения или ненависти к глумящимся белым господам не ощущали. Более того, гордились силой и профессиональной выносливостью, тем, что работают, а не попрошайничают, не живут среди бездомных. Чувство достоинства у низко кастовых людей (за редким исключением) в европейском смысле еще не появилось. И неизвестно, появится ли вообще. Впрочем, поведение Вани с Петей нравственным тоже не назовешь.
Однако цивилизация неудержимо рвется к прогрессу даже в склонной к феодализму Индии, и во многих ее штатах, а также в центральных кварталах крупных городов власти избавились от засилья сверхэкономичного транспорта в одну человеческую силу, перейдя на мотороллеры «тук-тук», автобусы и такси.
Возглавляемые мужественным защитником, мы ворвались в агентство. Уверенные в успехе аферы, владельцы не торопились закрыться. Какой поднялся шум! Все темпераментно орали друг на друга. В Индии принято громко разговаривать, а уж скандалить… Рита, испугавшись, выскользнула за дверь. Я тоже покричала, дабы подлить масла в огонь. Голос поставлен: преподавать рисование и историю искусства в школе было непросто.
Деньги возвратили. Через полчаса мы с Дженни провожали Риту на вокзале. Как представила болгарская мама на месте Риты родную дочь, одну, в беднейшей стране, зачем-то передвигающуюся на другой ее край, то денег дала с запасом на телефон.
– Обязательно позвони мне, когда доедешь или если что-нибудь с тобой случится, – говорила на прощание Дженни перепуганной девушке.
Пережив стресс, путешественница нервно косилась на попутчиков. Розовые очки разбились.
Мужчины разбойничьего вида, заросшие щетиной до бровей, сидели на лавке напротив и разглядывали ее так, как будто хотели пересчитать веснушки на побледневшем лице. Из их ноздрей торчали пучки волос, и даже ушные раковины поросли буйной шерстью. У окна возились и орали дети в подозрительных болячках. Сидевший рядом индус был похож на мустанга из‐за резко очерченных пятен белого цвета на коричневой коже рук и лица – болезнь витилиго распространена в Индии. Рита села внизу и постаралась устроиться – разулась и вытянула ноги, но молодая крестьянка с орущим голым младенцем на руках плюхнулась прямо на ее ноги. Мать – индийская мадонна – вытащила смуглую грудь-манго и сунула в жадный ротик ребенка коричневый сосок, прикрывшись от взглядов шалью. Лягать кормящую мать нога не поднялась, и Рита, поджав ступни под себя, съежилась. Страшно ехать двое суток одной, среди чудовищно чуждых, дико выглядящих людей.
Предусмотрительная Дженни снабдила Риту фруктами. В пути бананы и апельсины – гигиенично. Еще болгарка громко объявила на весь вагон по-английски: «Эта девушка совсем бедная, молодая и глупая, поэтому, люди добрые, не пытайтесь у нее что-нибудь украсть. У нее и так ничего нет, а присмотрите за ней и проследите, пожалуйста, чтобы она вышла на нужной остановке». Публика одобрительно отозвалась на разных языках. И ничего, что, слушая вежливую просьбу, один толстяк не переставая чесал в штанах, а другой неторопливо ковырял в носу длинным ногтем, отращенным на мизинце. Выслушали с пониманием, помогут и ладно.
С богом!
И где бы ты, Вася, ни находился, куда бы и с кем ни ехал, я желаю Ангела в дорогу!
Счастливого пути!