Церемониймейстер важно ударил посохом в пол, и мальчики в трико, повинуясь звуковому сигналу, распахнули тяжелые створки. Я поерзала на сиденье, каждой клеточкой своего тела ощущая расположившегося рядом мужчину. Как будто он был продолжением меня самой. Моей второй половинкой. Ненавистной, нежеланной, от которой безумно хотелось избавиться. Отсечь ее поскорее и исчезнуть если не из этого мира, то хотя бы из этого замка.
Убежать от сверлящих взглядов старейшин, любопытных – придворных, алчного – Хентебесира и торжествующего – Даливы.
Пока я мысленно боролась со своими демонами и честно пыталась абстрагироваться от внешних раздражителей вроде графини, из темного зева галереи показались двое крепких коренастых мужчин, одетых в скромные, но добротные одежды. Их сопровождали, потрясая телесами, принаряженные дородные дамы. В платьях простого кроя, но с незатейливыми украшениями и кокетливо наброшенными на плечи цветастыми платками. Румяные, как только что извлеченные из печи пышки. Жаль, румянец свидетельствовал не о том, что к нам пожаловали с мороза, а о напряженных отношениях в объемистом квартете.
Наверное, мне, как Гленде, досталось дело о подлой измене. Мысленно потерла ладони в предвкушении, гадая, кто из этих затрапезных донжуанов сходил налево. Понятно, что виноватого следовало искать среди представителей кобелиного рода. Ну а что касается этих матрешек – одна из них явно жертва, другая – бесчестная прелюбодейка. Но так уж и быть, проявлю монаршую милость и сильно наказывать изменщицу не буду. Как-никак она не Далива.
Ни один из мальчиков-с-пальчиков (хотя, если судить по длине и густоте бород, в которых проглядывала седина, они уже давно не были мальчиками) даже отдаленно не походил на Герхильда. Однако сегодня я испытывала стойкую неприязнь ко всем представителям сильного, то есть блудливого пола – всем, кроме Леши, конечно же, – и с нетерпением ждала, когда смогу наказать хотя бы одного нечестивца.
Пока я так размышляла, к звучанию шагов страждущих прибавилось… мерное цоканье копыт. Я вскинула голову. Придворные, зашептавшись, слаженно развернулись к распахнутым дверям, в которые лакей вводил прехорошенького, кремового окраса ослика.
Животное флегматично переступало с ноги на ногу, пряло ушами, будто прислушивалось к усилившемуся гомону, и покорно следовало за мрачной компанией.
Просители поклонились со всем подобострастием, на какое только были способны. Их спутницы попытались изобразить нечто вроде книксена, но не слишком-то преуспели в этом занятии. Зардевшись под подмороженным взглядом тальдена, неловко выпрямились, стараясь держаться поближе к своим благоверным.
Интересно, какое отношение имеет к измене ослик? Может, его привели сюда в качестве свидетеля?
Пока я задавалась глупыми вопросами – побочный результат волнения и незаметно сменяющих друг друга стрессов, – эррол Корсен выступил из шеренги старейшин и, кашлянув, громко заговорил:
– Гильдас Флен утверждает, что вот эта файларсская ослица по кличке Блестка… Эм-м… Одну минуту… – Старейшина опустил взгляд на стопку листочков, что держал в руках, с самым сосредоточенным видом порылся в записях, при этом что-то негромко бормоча себе под нос. Наверное, сетовал на собственную память, так невовремя его подведшую. Шпаргалка явно не помогла, потому что второе предположение прозвучало еще менее уверенно: – Звездочка…
– Зорька, – негромко просветил мага крестьянин, по-видимому, тот самый Гильдас Флен, и с теплотой посмотрел на безразлично жующую что-то животину.
Я печально вздохнула, понимая, что не будет никакого дела об измене. А так хотелось отвести душу и превратить кого-нибудь в евнуха.
Конечно, я ничего такого не приказала бы… Хотя мысль казалась заманчивой.
– Зорька, – согласился с показаниями крестьянина глубокоуважаемый эррол и, снова прочистив горло, двинулся дальше по тернистой дороге следствия: – Была выкрадена в последний день вьюжного месяца, накануне праздника Нового года.
– Увели прямо из-под носа! – пожаловался мужичок с ноготок и обвиняюще ткнул в оппонента пальцем. – Он украл!
Второй крестьянин, похожий на господина Флена как две капли воды – такой же низкорослый и шкафообразный – с самым оскорбленным видом запротестовал:
– Враки все! Это моя Бусинка! Твоя, Гильдас, от тебя удрала, а ты теперь на мою заришься, тагр тебя раздери!
И негодующе сплюнул себе под ноги. За что получил от супруги предупреждающий тычок в бок.
– Это ты, Пергат, брешешь, как дышишь!
Скальде лениво взмахнул рукой, будто отгонял от себя назойливых жирных мух, и оба спорщика разом смолкли.
Старейшина, неодобрительно покосившись на предполагаемых хозяев животного, снова взял слово:
– Пергат Венэк, напротив, утверждает, что вот эту файларсскую ослицу на самом деле зовут Бусинка, и что она принадлежит и всегда принадлежала ему.
– Ну это мы уже поняли и без ваших ремарок, эррол Корсен, – прервал его наследник, не меняя своей излюбленной небрежно-расслабленной позы. Будто у себя в спальне возле камина с бокальчиком вина отдыхал, а не присутствовал на официальном заседании. Скальде обратился ко мне, прежде удостоив своим вельможным взглядом: – Что скажете, эсселин Сольвер?
Появилось ощущение, что я вдруг стала прозрачной. Тальден вроде бы на меня смотрел и в то же время как будто сквозь.
– Мне что, предстоит решать судьбу осла? – уточнила тихонько.
Как-то это не очень… по-императорски.
– Боитесь не справиться, эсселин Сольвер? – не отказал себе в удовольствии поиграть на струнах моих нервов его издевательство, а потом еще зачем-то меня поправил и принялся просвещать: – Ослицы. Очень редкой породы. Ее мясо считается дорогостоящим деликатесом, а молоко известно своими целебными свойствами. Если не ошибаюсь, именно из него изготавливают все эти баснословно дорогие крема и бальзамы. Или чем вы там, дамы, в своих купальнях натираетесь.
– Мне о том неведомо, ваше великолепие. У меня в купальне заправляет служанка. А ваша осведомленность удивляет. Небось сами лично кое-кого регулярно натираете.
Теперь уже хмурился тальден.
– О чем это вы?
– О козах, – ответствовала с самым невинным видом.
«И козлах», – добавила про себя.
Почувствовав, что снова начинаю заводиться, а мне еще решать судьбу ни в чем не повинного создания с такими грустными темными глазами, тряхнула головой, прогоняя непрошенные мысли, и сказала:
– Лучше вернемся к нашим баранам. То есть к ослам.
Наконец вероломная богиня удачи удостоила меня своей милостью и подбросила мне наипростейшее задание.
Зорька и Бусинка были что однояйцовые близнецы, то есть совершенно одинаковые. Никакими отличительными чертами и опознавательными знаками, благодаря которым можно было понять, которая из ослиц удостоилась чести явиться пред льдистые очи будущего императора, они отмечены не были.
Я посоветовала господам Флену и Венэку разойтись по разным концам зала и громко звать ослицу по кличке. На чей зов откликнется, тот и хозяин. Но файларсская животина нас всех удивила: вместо того чтобы удостоить вниманием одного из крестьян, отправилась знакомиться со старейшинами, чем привела их в замешательство и раздражение.
Флюиды которого были тут же направлены в мою сторону.
– Кажется, ваша стратегия не работает, эсселин Сольвер. Разве что вы решили передарить ослицу эрролу Корсену, – продолжал колоть меня словами Герхильд.
Едва удержалась от соблазна показать тальдену язык.
– А у меня в запасе есть другая стратегия.
Настало время плана «Б». Как тут не вспомнить притчу о Соломоне и младенце, которого не поделили две матери: фальшивая и настоящая. Что может быть проще, чем пойти по проторенной мудрым царем дорожке.
Правда, я не собиралась сражать всех здесь собравшихся своими умом и сообразительностью, но лучше я потом поиграю в плохую невесту. Когда от меня не будет зависеть судьба этой малышки.
– Раз каждый из вас клянется и божится, что он и есть хозяин ослицы, а читать ваши мысли я, увы, не умею, остается одно. – Я выдержала мелодраматичную паузу, после чего подвела итог: – Разрубить Зорьку пополам! Одна часть достанется семейству Фленов, другую возьмет себе господин Пер… Венэк.
И снова зал наполнился жужжанием множества голосов. Будто пчелы, потревоженные пчеловодом, повылетали из своих ульев, готовые ужалить в любую минуту.
Крестьяне переглянулись, обменялись долгими взглядами, словно о чем-то мысленно договаривались.
Пожали плечами и хором выдали:
– Хорошо!
Я чуть с трона не свалилась.
– То есть как это хорошо? – от волнения даже в горле запершило. – Значит, вы, вы оба, согласны, чтобы Блестку, тьфу ты, Бусинку-Зорьку, вот прямо сейчас взяли и зарезали?
– Это лучше, чем если у нас ее совсем отберут, – подала голос супруга Гильдаса Флена.
– Файларсские ослицы, знаете ли, на дороге не валяются, ваша утонченность, – хозяйственно поддакнула госпожа метелка. То есть Венэк.
Да что с ними всеми такое?!
Если прежде в черных печальных глазах несчастного животного мне виделись мольба и надежда, то теперь в них читался немой упрек. Адресованный мне. За то, что вот так просто, недолго думая, обрекла его на смерть.
Но я ведь хотела как лучше. Думала, сработает, и Зорька, или как там ее, вернется к своему законному хозяину. А вон оно как вышло.
Скальде молчал, не спешил приходить мне на помощь, и, больше чем уверена, ему было абсолютно пофиг, что станет с маленькой бедной ослицей. Старейшины переглядывались и отвечали на взгляды друг друга молчаливыми кивками. Кажется, мое решение их удовлетворило.
Спустя несколько мгновений, на протяжении которых я переваривала услышанное, эррол Корсен распорядился:
– Отведите ослицу к мяснику.
Крестьяне принялись расшаркиваться, благодарить за то, что уделили им внимание. Подобострастно пятились к выходу, ничуть не расстроенные моим вердиктом. Одна Зорька была расстроена… Еще бы! В последний раз посмотрев на меня своими грустными, блестящими, словно от слез, глазами, обреченно поцокала к выходу.
– Поздравляю, эсселин Сольвер. С первым испытанием вы все же справились. И почти успешно, – подавшись ко мне, шепнул Герхильд.
В голосе Ледяного звучала откровенная издевка. Ведь знает же, как сильно люблю животных.
– Постойте!
Я сорвалась с места. Сама не заметила, как сбежала по ступеням трона и оказалась возле крестьян-живодеров.
– Я у вас ее… выкупаю!
Флен и Венэк снова переглянулись, точно два заговорщика, и одновременно покачали головами.
– При всем нашем глубочайшем уважении, ваша утонченность, файларрские ослы не продаются.
Ага, только разрубаются.
Ушлые типы явно решили поторговаться.
– Вот! – выдернула из ушей изумрудные сережки-грозди и сунула их в прытко подставленную ладонь Фленовской супружницы. Другой матроне достались от меня перстень с до безобразия крупным бриллиантом и серебряный браслет, инкрустированный все теми же прозрачными камнями.
– Файларсская ослица стоит дороже, – заикнулся было Венэк, надеясь выжать из липовой императрицы еще пару-тройку украшений.
– Не наглей, – осадила зарвавшегося мужика, пригрозив ласково: – Иначе ведь могу приказать пустить на фарш тебя.
Не уверена, в курсе ли они, что такое фарш, но предупреждением однозначно прониклись. Стали еще усерднее кланяться и пятиться, стремясь как можно скорее добраться к выходу.
Ослицу увел лакей, прежде получив от меня наказ о ней позаботиться. Я вернулась на свое рабочее место, хоть ноги к Герхильду не несли.
Скрепя сердце устроилась с ним рядом и услышала насмешливое:
– Эсселин Сольвер, вам мало кьерда?
– А вам мало сострадания. Точнее, его у вас не наблюдается даже в зачаточном состоянии, – огрызнулась и замерла под прицелом множества взглядов, морально настраиваясь на следующее испытание.
Главное, чтобы без животных.
– Мне зверинца в Ледяном Логе не надо.
– Отпустите меня, и не будет никакого зверинца.
Взгляд тальдена заледенел. Он весь стал похож на айсберг. Его любимое амплуа. А я чувствовала себя «Титаником», готовым в любой момент потерпеть крушение.
– Мы это с вами уже обсуждали. Не отпущу, – сказал, как отрезал.
Безжалостно разрубил тонкую нить моей надежды.
– Ну тогда привыкайте встречаться с Зорькой в коридорах замка.
Переговорив со старейшинами, эррол Корсен снова взял слово. Только теперь голос мага звучал уже не так твердо, слышались в нем взволнованные нотки.
– И последнее на сегодня испытание, – запнулся, чтобы спустя мгновение объявить громогласно: – Приведите заключенных!