ГЛАВА ТРЕТЬЯ

День 1. Вечер

…Ничто так не усиливает осознание обмана как противоборство двух сил: воля к Богу и желание убить в себе волю к Богу. Не ослепленный лживым счастьем, пленник обмана прекрасно осознает, что примириться с Богом невозможно. Он до исступления жаждет покончить с ним, и девяносто девять процентов его разума сражаются за эту идею. Но есть и один процент. Один процент, который крепко засел в каком-то бункере, стойко выдерживает многолетнюю осаду и даже не думает сдаваться. Этот один процент и есть – воля к Богу. Причина постоянного чувства поражения. Убить волю к Богу окончательно невозможно. Маленький ополчившийся отряд не сдастся никогда. Одно дело просто сказать, что после смерти тебя ждет черное и холодное ничто и нигде, и совсем другое дело – хоть раз полностью сконцентрироваться на этом понимании и на какую-нибудь минуту в полной мере осознать весь ужас, которым оборачивается отсутствие надежды на вечную жизнь. В настоящем без надежды на вечное теряют смысл даже самые банальные вещи, и сама банальность превращается в муку перед еще большей мукой. Леденящая душу мысль о том, что земная жизнь – это не прелюдия жизни вечной, а как раз наоборот – короткое и окончательное приключение, может свести с ума, если думать о ней с жаром и постоянством.

Из «Дневников Необходимости»

Собственно, я так и планировал проводить каждый день, пока не устроюсь на работу: прогулка утром и прогулка вечером. То есть действовать именно по утрам и вечерам, а днем предаваться приятному отдыху: вкусно и полезно питаться, спать, смотреть сериалы. Слишком много сил тратить нельзя – можно выгореть внутри, так ничего и не успев зажечь снаружи. Нельзя бросаться в омут с головой, ко всему нужно подходить с холодным рассудком. Утро было плодотворным, хоть и потребовалось на это всего-навсего два часа. Двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата – где-то я слышал такую теорию, или читал о ней, но толком ничего не помню. Так или иначе, я ожидал, что и вечер принесет мне очередную победу.

Однако, чем дальше вечерело, тем меньше я обнадеживался. Похоже, утром никакой победы и не случилось. Телефон мой молчал, и на душе у меня начинали скрести кошки. Прождав почти до восьми часов, я окончательно разуверился и вышел на улицу. Несмотря на вечернее время, духота стояла ужасная, в воздухе не было шевеления и дышалось тяжело. Но при этом ощущение странного мороза по коже, преследовавшее меня с утра, так и не исчезло. Кстати, дома я измерил температуру, и она оказалась совершенно нормальной, и свои странные ощущения я теперь списывал на нервное напряжение, которое провоцировал, скорее, подсознательно.

Я точно знал, что дальше «Деревянного флибустьера» я не уйду – так мне хотелось выпить бокал холодного пива. За стеной в течение всего дня было тихо, а это значит, что мой сосед с бокалом в руке продолжал где-то жаловаться на свою жену. Может, там же, где и утром, кто знает? Может, и Мученик там же объявится.

Конечно, я был разочарован, что мне не перезвонили. Конечно, это не мировой торговый центр, но все-таки там приятно и уютно. И зарплату вроде бы высокую предлагают. И работа интересная и перспективная. И от дома в получасе ходьбы. Эх! Ну, что теперь? Самое главное – это не унывать. Завтра будет новый день, а с новым днем и новые возможности. Ни в коем случае нельзя зацикливаться на неудачах – это путь в никуда. А я иду только вперед! Моя задача – победить!

Только я произнес про себя эту фразу, как мой телефон начал звонить. Достав его из кармана джинсов, я с радостью обнаружил незнакомый номер на дисплее и в волнительном предвкушении ответил на звонок.

– Вас беспокоят из компании «Язык без костей», – услышал я столь желанные слова; похоже, говорила та самая девушка, которая встречала меня утром. Во всяком случае, тон был сухим и не самым приветливым, что ей соответствовало. – Вы оставляли у нас сегодня свое резюме.

– Да-да, конечно. Я уже и не надеялся, если честно.

– Да, прошу прощения, что заставила вас ждать. Мы целый день рассматривали кандидатуры на данную вакансию, и пока не нашли подходящего человека. Вы сможете подойти завтра к десяти часам утра на собеседование с генеральным директором нашей компании?

– Сразу с директором?

– Да. Нам нужно как можно скорее закрыть эту должность – она для нас очень важна. Потому отбор претендентов директор взял на себя лично. Что скажете, актуально еще для вас?

– Да, конечно, – ответил я в восторге. – Завтра в десять я буду у вас.

– Замечательно. Хорошего вам вечера.

– Спасибо, и вам.

Конечно, это будет просто чудесный вечер! Иным он и быть не может! Да, собеседование – это еще не прием на работу, но слова секретарши о том, что нет подходящих кандидатур, а вакансию нужно закрыть как можно скорее очень меня обнадеживали. Еще больше меня обнадежил вид моего соседа, когда я вновь увидел его в пабе. Он сидел за одним из столов в компании нескольких товарищей или просто собутыльников и выглядел уже крайне пьяным. Не было никаких шансов, что завтра он сможет прийти на собеседование в приличном виде. Кстати, о приличном виде стоило помнить и мне. Три бокала пива – не больше.

В пабе было не слишком людно, но человек двадцать все-таки не смогли пройти мимо в первый рабочий день недели. Я сел у стойки и заказал себе светлого пива. С удовольствием сделал пять больших глотков, бросил взгляд вправо от себя и увидел ее. Нет-нет, не то, чтобы я сразу понял, что она – это она на всю жизнь. Я так выразился только потому, что девушка эта была довольно красива и очень эффектна. На вид ей было лет тридцать, может чуть больше. Она сидела ко мне вполоборота, у дальнего стола в углу зала. В одиночестве, если не считать бокала вина. В черной юбке и темно-синем жакете. Мне сразу очень понравилась ее прическа: черные волосы были туго стянуты хвостом, завернутым на затылке в пучок, а спереди их украшала заколка в виде большой черной бабочки. Чем дольше я смотрел на нее, тем больше у меня возникало ассоциаций с актрисами из семидесятых годов – в самом хорошем смысле этого слова. Когда я смотрел фильмы с прославленными кинозвездами того поколения, всегда ловил себя на мысли, что есть в них какая-то непокорная гордыня. То же самое чувство я испытывал, глядя на эту незнакомку. Какого черта вообще молодая одинокая женщина забыла в таком месте, как «Деревянный флибустьер»? Отлично. Вот и предлог, чтобы познакомиться. А осмелишься? Ох, не знаю. Еще вчера точно не осмелился бы. Но сегодня… нельзя пасовать, нельзя делать ни шагу назад. Да, красивая, да, с виду высокомерная. Но что может произойти страшного, даже если она окинет меня презрительным взглядом и грубо попросит не нарушать ее одиночество? Да ничего страшного. Вернусь на это же место, выпью еще два бокала и пойду домой. А завтра попытаюсь снова – с другой и в другом месте. Не повезет завтра, значит, будем пытаться послезавтра.

В пабе было нешумно. Играл блюз, но он нисколько не мог помешать беседе. Мой бешеный сосед уснул за столом, а его товарищи играли в карты. Бармен обсуждал футбол с двумя парнями, которые расположились у стойки левее меня. Сейчас, допью до половины и подойду. Без всяких «но». Да, наверное, никогда в жизни я не пил пиво столь долго, но все же половина бокала осталась позади. Я сходил в туалет, посмотрел в зеркало и убедился, что выгляжу нормально. Спустя полминуты я уже стоял у ее стола.

– Добрый вечер, – поздоровался я.

Я был уверен, что она видит, как я подхожу, и лишь делает безучастный вид, но то, как резко она вскинула на меня удивленный взгляд тут же убедило меня в обратном.

– Добрый вечер, – последовал осторожный ответ.

И ее взгляд, и ее тихий голос сразу заставили меня испытать огромное облегчение. Нет, похоже, я ошибся, и передо мной вовсе не какая-нибудь очередная гордячка с завышенной самооценкой. Я улыбнулся и окончательно успокоился, когда девушка улыбнулась в ответ.

– Мне просто стало интересно… – начал я и сделал паузу, ожидая ее реакции.

– Что именно? – спросил она почти шепотом после двухсекундного молчания.

– Стало интересно, что делает молодая девушка одна в пабе – традиционном месте для сборища пьяных мужчин.

– Вам ответить честно?

– Хотелось бы.

– Тогда садитесь. Вы ведь подошли ко мне с явным расчетом на приглашение, – ее улыбка стала чуть более открытой и оттого красивее.

– Ну, это глупо отрицать, – усмехнулся я и сел напротив со своим полупустым бокалом пива. – Меня зовут…

– Стоп, – она предупредительно подняла руку. – Не спешите представляться. Возможно, уже через минуту вы захотите встать и уйти? Тогда нам просто ни к чему знать имена друг друга.

– Вот как. Ну, как скажете, – ответил я, предчувствуя какой-то подвох.

Она приподняла свой бокал вина, я слегка коснулся его своим бокалом пива, и мы выпили.

– Итак, вы спросили, что я делаю одна в месте, где обычно собираются пьяные мужчины? – она окинула взглядом зал паба.

– Да, я это спросил, хоть и не имел в виду, что женщинам сюда вход заказан. Просто…

– Да я понимаю, – перебила она. – Понимаю, что могу выглядеть странно.

– Не странно. Непривычно.

– Пусть так. Так вот: этот паб очень любил мой бывший муж.

Она грустно улыбнулась и опустила взгляд себе под ноги. Продолжая сидеть вполоборота к столу, она то поворачивалась ко мне, то демонстрировала мне свой профиль с красивым высоким лбом и острым подбородком.

– С ним что-то случилось? – спросил я после короткого молчания.

– С ним? Нет, с ним как раз все в порядке, – она усмехнулась то ли грустно, то ли недобро.

– Но вам по-прежнему дорога память о нем?

– О да.

– Мне очень жаль, – прокомментировал я. – К сожалению, любовь не всегда сопоставима с нашими желаниями и мечтами.

– Любовь? – она приподняла брови и улыбнулась уголками губ. – Кто вам сказал, что я дорожу памятью о любви? Совсем даже наоборот. Меня согревает моя ненависть.

– О, простите, – я почувствовал себя неловко. – Мне не следовало строить догадок.

– Не извиняйтесь. Все нормально.

– Тогда зачем вы ходите в паб, который любил человек, доставивший вам боль?

– Я прихожу сюда, когда эта ненависть уже переполняет края. Беру себе вина, представляю его сидящим напротив, и часами проклинаю в лицо. Говорю ему все, что не успела сказать.

– То есть пока я не подсел, вы вели не очень приятный разговор со своим бывшим супругом? – спросил я, не зная, уместно ли улыбнуться.

– Именно так, – она кивнула головой и вновь повернулась ко мне профилем.

– Сколько прошло времени с момента вашего расставания?

– Пять месяцев.

– Почему вы не можете просто выбросить его из головы? Почему продолжаете позволять ему ломать вашу жизнь? Ведь ненависть не лучший спутник.

– Да, тут вы правы. Ненависть здорово отравляет жизнь. Но бывает и так, что только в ней и можно найти силы, чтобы не сгнить в депрессии, чтобы не сломаться, не сойти с ума. Чтобы продолжать жить и бороться. Вы… – она быстро взглянула на меня своими темно-карими глазами и буквально обожгла огнем злости, который на секунду в них вспыхнул, – вы просто не представляете, как этот подонок поступил со мной, как растоптал меня. После того как околдовал меня своей ложью, после того как заставил меня поверить в его любовь, заставил поверить в счастье. Не представляете, что он сделал, после того как я вверила ему свою жизнь.

Я не знал, что мне делать. С одной стороны, я понимал, что ситуация практически безнадежная. Если ее бывший муж все еще вызывает в ней такие сильные чувства – пусть и отрицательные – значит, впустить в свою жизнь другого мужчину она была еще не готова. Я был даже уверен, что появись сейчас здесь этот самый бывший муж и попроси он у нее прощения – она, вполне возможно, прыгнет в его объятия, забыв про свою ненависть. С другой стороны, она была так красива. У нее был такой приятный тихий голос. От нее так приятно пахло. Она так улыбалась, что в душе моментально зарождалась какая-то честная нежность. И она так могла стрельнуть взглядом, что в ее темпераменте тоже сомневаться не приходилось. Я почувствовал, что она хочет рассказать мне то, чего я даже не представлял о ее муже. Не зря ведь она так сразу пустилась в откровенности. И я понимал, что у меня есть примерно десять-двадцать секунд на раздумья, пока молчание не станет неловким. Слушать от женщин про их бывших возлюбленных – это почти залог проигрыша, наверное, это даже унизительно. Но, черт возьми… она ведь так красива.

– Расскажите, – сказал я.

Она внимательно посмотрела на меня и сделала глоток вина, оставив на стенке бокала едва заметный красный след от губной помады. А вдруг? Вдруг она просто ищет повод для продолжения беседы? Может, история о ее муже – это просто входной билет? Что я теряю, кроме получаса времени? Ничего. А кроме того, я вовремя вспомнил о своей готовности помогать людям, и выслушать эту женщину было наименьшим, что я мог для нее сделать.

– Вы серьезно?

– Почему нет? Я вижу, что вам тяжело, что вас гложет чувство. Я уверен, что вам станет легче, если вы выскажетесь незнакомому человеку.

– На самом деле, я тоже так думаю, – она вновь улыбнулась своей легкой улыбкой и повернулась ко мне всем телом.

– Теперь можем познакомиться? – улыбнулся и я.

– Только после того, как я закончу свой рассказ. Если после этого вы еще сохраните свое намерение.

Это уже что-то. Уже какая-то интрига.

– Вы будете вино? – спросил я, вставая.

– А вы? Пиво?

– Нет, я возьму себе виски с содовой.

– Тогда возьмите и мне.

– Отлично.

Через несколько минут я вернулся к столу с двумя напитками.

– Я готов слушать, – сказал я.

НЕЧИСТЬ! Чего ты постоянно лезешь?! Не трогай мои вещи, НЕЧИСТЬ!

Моя новая знакомая (или еще все же незнакомка) даже вздрогнула от этого вопля. А мой бешеный сосед, разрядившись своей молитвой, вновь уронил голову на стол. По залу прокатилась волна смеха.

– Не поверите, но это мой сосед, и сегодня утром я проснулся от такого же крика.

– Вы серьезно? – она выглядела немного испуганной.

– Абсолютно.

– На кого он кричал?

– На свою жену.

Она горько усмехнулась, и в этой усмешке я прочел укор всем мужчинам, которые позволяют себе обижать женщин, доверивших им свою жизнь.

– Вы когда-нибудь бывали на улице Оливера Твиста? – спросила она меня.

– Нет.

– Это небольшая улица, рядом с улицей Чарльза Диккенса. Короткая и узкая. Несколько трехэтажных многоквартирных домов по обе стороны, окна которых глядят друг на друга. Там я живу. И жила два года назад, когда в квартиру дома что напротив моего заехал молодой мужчина, которому было суждено причинить мне столько страдания. И он, и я жили на третьих этажах, и, если окна были не занавешены – а на моей памяти они были занавешены лишь пару раз, мы были вольны наблюдать друг за другом хоть целый день, хоть целую ночь. Высокий, отлично сложенный блондин – вылитый викинг, тут просто не устоять.

Я не проявил себя внешне, но внутренне немного смутился – мне до викинга было, конечно, далеко. Не знаю, намеренно она так расписала своего бывшего мужа, или же просто не посчитала нужным выкидывать слова из песни.

– Он жил с кошкой, – продолжала она. – Был одинок, я это первым делом отметила. И удивлялась, помню: ну как такой красавец может быть предоставлен сам себе? Как он может каждый вечер проводить один, как может ложиться вечерами в пустую кровать, и ждать, пока кошка не устроится у него в ногах? Но скоро поняла, что он просто был очень увлечен своей работой. А работал он врачом: помню, заметила однажды, как вернувшись домой он достал из сумки белый халат и бросил его в стиральную машину. Молодой врач! Господи, я была влюблена в него уже тогда, спустя пару недель этого визуального знакомства. Не знаю, как быстро он понял, что за ним исподволь наблюдает девушка из квартиры напротив, но сам он первый месяц никоим образом не проявлял интереса к моим окнам. По крайней мере, мне так казалось. А я даже купила маленький бинокль, чтобы исследовать его жилище в то время, пока он еще не вернулся с работы или когда был на дежурстве. Рассматривала книги на полках – все практически по медицине, в основном, связанные с нейрохирургией. Ревновала его к этой черной кошке, что целыми днями спала на его кровати, свернувшись клубочком. Пряталась за шторой, чтобы он не заметил меня, когда вечером отжимался и качал руки огромными гантелями, которые, как мне казалось, я бы даже от пола не оторвала. Специально готовила ужин в одно время с ним, с восхищением отмечая, что он не обходится полуфабрикатами или заказной пищей, а уделяет время приготовлению пасты, запеченной утки, жареной рыбы, разных салатов и даже десертов. Иногда я смотрела вместе с ним футбол. Его телевизор висел на стене перед кроватью под таким углом, что если я садилась близко к своему окну, то видела, что происходит на экране. Брала книгу, делала вид, что читаю, а сама смотрела футбол, хоть ничего в нем не соображала. С помощью бинокля разглядела коллекцию его пластинок – оказалось, он был поклонником американской эстрады сороковых и пятидесятых. Так это романтично мне казалось тогда. Вечерами он ставил пластинку в проигрыватель, приглушал свет и лежал на кровати с закрытыми глазами. Сначала я думала, что он любит засыпать под эту музыку, но скоро поняла, что он просто погружается в нее, возможно, медитирует даже. Как я уже говорила, окна мы не занавешивали практически никогда – наши спальни и кухни были в полном зрительном распоряжении друг у друга. И как уже говорила, в первый месяц он никоим образом не реагировал на меня, словно не замечал, что уже начинало меня задевать. Что еще меня удивляло, так это то, что за месяц, живя на одной улице, мы ни разу не встретились – ни в магазине, ни просто на тротуаре. Сколько раз я следила за тем, когда он выходит из квартиры, и бежала на улицу вслед за ним, но успевала только увидеть отъезжавшую машину. Сколько раз пыталась угадать время его возвращения, чтобы «случайно» оказаться рядом с его подъездом, но, черт возьми, как назло, всякий такой раз он задерживался на работе допоздна. Лед тронулся только тогда, когда я пошла на более решительные шаги – если раньше я переодевалась ко сну в ванной, то теперь стала делать это в спальне, просто повернувшись спиной к окну. И очень скоро начала замечать, как этот мужчина моей мечты стоит по утрам у окна с чашкой кофе, внимательно глядя в мою сторону, а стоило мне взглянуть на него, он улыбался и приподнимал чашку в знак приветствия. Господи, даже не знаю, была ли я еще когда-нибудь настолько счастливой, как в ту пору, пока я принадлежала ему, а он мне только через окна наших квартир, разделенных узкой улочкой? Была ли я еще когда-нибудь настолько счастливой, как тогда, когда эта любовь жила только в моем сердце, и я только предвкушала, как она рано или поздно прорвется наружу и поглотит его с головой? Была ли я еще когда-нибудь настолько счастливой, как тогда, когда еще только грезила о его любви, о его крепких объятиях, о его горячих поцелуях?

Она начинала возбуждаться по мере своего рассказа. Неосознанно постукивала пальцами по столу, переставляла бокал с места на место. Видимо, муж действительно сумел ранить ее сердце достаточно сильно, если на фоне такой сентиментальной истории, вид ее становился не столько романтическим, сколько презрительным. А иногда, когда она бросала взгляд на меня – хотя в продолжение своей речи старалась смотреть в сторону стены, или рассматривала свои руки, – во взгляде этих темно-карих глаз мне почему-то мерещилось что-то угрожающее. Тогда я еще думал, что только мерещилось.

– Я вас утомила? – спросила она без улыбки.

– Вовсе нет, – ответил я, уловив в ее вопросе надежду. – Продолжайте, пожалуйста. Мне интересно узнать, чем все кончилось.

Она коротко улыбнулась, пригубила виски и вновь отвела взгляд в сторону.

– Недели через две мы уже общались через окна с помощью листов и написанных на них фраз. Это была его идея. Как-то утром я вышла на кухню, включила чайник и взглянула по привычке в окно. А там, напротив, он с листом бумаги, на котором крупно написано «доброе утро». Наверное, в тот момент я улыбнулась своей самой широкой в жизни улыбкой. Побежала в спальню, нашла остатки печатной бумаги, и написала ему аналогичный ответ. «Как дела», «приятного аппетита», «вы отлично выглядите», «у вас очаровательная улыбка», «вы очень сексуальны перед сном» – в таком ключе он разжигал мою страсть, заставляя надеяться на скорый переворот в моей жизни. Мы часто ужинали вместе. Накрывали на стол каждый в своей квартире, садились лицами к окнам, ели и пили вино, не забывая приподнимать бокалы в знак немого тоста. Он после этих ужинов усаживался за свои книги, а я отправлялась в спальню и мастурбировала до оргазма, представляя себя в его объятиях. Извините за такие подробности, – она коротко взглянула на меня, и я ответил лишь усмешкой, хотя, признаюсь, услышать подобное от женщины мне было неприятно. – Так продолжалось еще недели две, и я уже начала побаиваться, что для него все это просто глупая игра, утренние и вечерние развлечения, дальше которых он идти не собирался. Я же уже не могла представить себе, что этот человек пройдет тенью в моей жизни. Я была им пленена, и даже не сомневалась, что его голос – это тот голос, который я хотела услышать всю свою жизнь, что его характер – это характер настоящего мужчины, о котором мечтает каждая женщина, что его привычки – это привычки истинного джентльмена. И вот… двадцать третьего сентября – навсегда запомнила этот день – он готовил ужин, и, как мне казалось, совсем не обращал на меня внимания. Запек утку, сделал два салата, поставил на стол бутылку вина, в холодильник положил контейнер с мороженым и… начал сервировать стол на двоих человек. Я готова была умереть на месте, предчувствуя, что сейчас в его квартиру придет та, которая оказалась расторопнее меня. Я хотела разрыдаться и рыдать всю ночь, свернувшись калачиком на полу. Но все, что могла – это методично заниматься всякой домашней ерундой в ожидании увидеть ту, которая победила меня. А потом… ад обратился раем. Потому что он подошел к окну с огромным букетом роз и двумя листами. На первом было написано «это вам», а на втором «зайдете забрать?». Вот так все и началось.

– Еще виски? – спросил я.

– Только если вы тоже будете.

– Да, я намерен продолжить знакомство.

– Отлично. Тогда, и я буду.

Я подошел к стойке и попросил бармена повторить заказ.

– Странная перемена в погоде, правда? – услышал я слева от себя мужской голос. – Словно прохлада под кожу пробирается, несмотря на жару.

Я обернулся и увидел молодого человека лет тридцати, с неопрятной прической и трехдневной щетиной на лице. Он улыбнулся мне очень приветливой улыбкой, и я тут же с радостью улыбнулся в ответ.

– Слава богу, – усмехнулся я. – Думал, может быть, у меня начались какие-то проблемы со здоровьем.

– Нет, это какие-то бури на солнце, – парень махнул рукой и сделал несколько глотков пива из бутылки. – Слышал вчера по телевизору синоптиков каких-то умных. Они говорили, что только крайне малый процент людей может воспринимать их чувствительно, примерно так, как мы с вами.

Я тут же вспомнил про Мученика.

– Я встречал сегодня одного странного человека, который тоже что-то говорил о холоде.

– Многих не встретишь, – практически прошептал парень и взглянул на меня с ехидной подозрительностью.

Похожим был взгляд и у Мученика, когда мне показалось, что он знает что-то, чего не знаю я. Но взгляд этого парня был куда сильней и осмысленней.

– Почему не встречу? – спросил я и взял в руки два бокала, поданных барменом.

– Говорю же: не много нас таких чувствительных.

– Понятно. А я чем себя выдал?

– Да я просто спросил, – ответил он и вновь улыбнулся, но теперь в его улыбке было легко прочесть насмешку.

– Интересное совпадение, – усмехнулся и я.

– Говорят, что в подобные дни сулят удачу все новые начинания, – тут улыбка резко сошла с его лица, глаза прищурились, словно он попытался заглянуть мне прямиком в мозг.

– Посмотрим, – сказал я в некотором замешательстве. – Ладно, мне пора.

– Конечно, не держу. Меня Ричи зовут, – крикнул он мне уже вслед, но я не обернулся. – Обращайся, если что.

Вернувшись за стол, я поспешил вернуть себе уверенность, хоть фраза этого Ричи о новых начинаниях оказалась для меня сюрпризом. Что он мог иметь в виду?

– Знаете, я все-таки очень хочу с вами познакомиться, – сказала моя незнакомка и улыбнулась мне улыбкой одновременно милой и немного обольстительной. Мне было приятно услышать такие слова, но я не сомневался, что в них немалая доля простого желания выговориться.

– Я тоже, – ответил я. – И потому с нетерпением жду продолжения рассказа.

– За будущее, – она приподняла бокал.

– За будущее свободное от ненависти, – добавил я.

Она две секунды рассматривала меня прищуренным взглядом.

– Пусть так, – сказала она и мы выпили. – Итак. Разумеется, он оказался прекрасным любовником, разумеется, он оправдал и все прочие мои ожидания, и, разумеется, он превратил меня в самую счастливую девушку в мире, как бы банально это не звучало. Умный, сильный, успешный – ну о чем еще я могла мечтать? А каким он был слушателем! Господи, он умел найти самый нужный ответ или совет – такой, какого я и ждала, – на все мои душевные волнения и неуверенности. Он окружил меня заботой и любовью с первого дня нашего физического контакта, и, казалось мне, что этот человек читает меня как открытую книгу, знает каждый уголок моей души, знает каждое мое желание, каждый страх. А я этому была только рада. Была счастлива, что именно этот мужчина бродит по моей душе и изучает каждый ее узор. Бродили мы и вместе – по театрам и кинотеатрам, кафе и ресторанам, но чаще всего просто ночными улицами, наслаждаясь этим романтическим уединением и целуясь под каждым фонарем, прямо как влюбленные подростки. Через два месяца мы уже жили вместе в его квартире, а еще через месяц цель моей жизни была достигнута! Я вышла замуж за мужчину своей мечты.

Она сделала небольшую паузу, но я в это время больше был занят размышлениями о «новых начинаниях», и не стал комментировать последние слова своей собеседницы. Солнечные бури какие-то… И этот наглый пронизывающий взгляд, которым он словно хотел показать, что видит меня насквозь, что моя тайна ясна для него как божий день. Конечно, я понимал, что надумываю, и на самом деле этот Ричи не имел в виду ничего такого, но знакомство с ним оказало на меня не самое приятное впечатление.

Господи! Да успокойся же! Если ты позволишь эмоциям овладеть тобой, то уже завтра каждый встречный будет казаться тебе таким же Ричи! Расслабься. И получай от своих новых шагов удовольствие, а не паранойю.

У меня тут же отлегло от души после такого выговора в свой адрес. Моя незнакомка тем временем молчала около двадцати секунд, продолжая глядеть на стену. Я сделал глоток виски и хотел было ее подбодрить, но она заговорила сама.

– Первым делом после свадьбы я убила эту гребаную кошку.

Я закашлялся от удивления, а когда смог вновь говорить, только и выдавил:

– Зачем?

– Как зачем? – она удивленно посмотрела на меня. – Бесила она меня. Лезла к нему ночью, сюсюкал он с ней, внимание ей уделял. Я ее ненавидела. Давно хотела убить, но понимала, что это могло бы вызвать подозрения. А потом просто задушила ее, после чего всунула в рот кусок курицы, которая стояла на столе, и затолкнула карандашом поглубже в горло. Ну, и в слезах позвонила ему на работу. А ветеринар сказал, что кошка подавилась непрожеванным куском.

Я не мог даже слова вымолвить. Первым желанием было сразу встать и уйти, но, черт возьми, если эта сумасшедшая убила из ревности кошку, значит и дальше могло быть что-то интересное. Разумеется, ни о каком продолжении этого знакомства не могло быть и речи, и стоило признать, что первая попытка с женщиной в новой жизни оказалась неудачной.

– Тебя это удивляет? – спросила она, перейдя на «ты». – Я просто хотела быть единственной в его жизни, понимаешь? Единственной, которая делает его счастливым. Ты меня за это упрекаешь?

– Нет, – солгал я, заметив гнев в ее взгляде. – А как он отреагировал?

– Горевал дня три. Удивлялся, ведь кошка никогда ранее не воровала еду со стола – меня это здорово напрягало и мне приходилось придумывать что-то типа «сработал инстинкт, животное оно и есть животное». Меня он, конечно, не мог подозревать. Это было невозможно. Тогда еще я была всем для этого ублюдка, тогда он меня еще на руках носил. Боготворил. На медовый месяц отвез в Милан, потом в Париж – все, как и должно быть. Тогда я еще доверяла этому подонку и подлецу. Наивная дура, даже подумать не могла, что он сможет втоптать меня в грязь, сломать мою жизнь. Сначала все было хорошо, и первый год наших отношений можно назвать образцовым браком. Я тогда не работала, зато часто навещала его на работе, в первую очередь, чтобы посмотреть на молодых медсестер, которые, несомненно, только и мечтали отсосать ему в пустой операционной. Знакомилась с ними, находила в социальных сетях, и плевала в их фотографии, презрительно смеялась в их мерзкие лица и обзывала шлюхами. Даже какие-то ритуалы магические делала, чтобы они работу потеряли. Ну и ему, конечно, не давала вздохнуть спокойно. По крайней мере, раз в неделю, специально находила на его одежде какой-то волосок или врала про запах чужих духов. А потом кайфовала, когда он оправдывался, рассказывая про своих пациенток. Этих пациенток его я тоже ненавидела, но как-то мягче, даже жалко мне их немного было. Но! Потом он вдруг начал меняться. И меняться в худшую сторону. Стал захаживать вот сюда, где мы сейчас сидим, стал говорить со мной на какие-то глупые темы о взаимопонимании, о том, что люди должны слышать друг друга. Намекал, что якобы он меня выслушивает, а мне наплевать на него, понял? Что я никогда не интересуюсь его профессиональными достижениями и падениями, а только полощу ему мозг его сотрудницами, что я ничем не увлечена и большое количество свободного времени вредит мне, что я становлюсь невыносимой и полностью зацикленной на себе! На себе! Сука, – она громко хлопнула бокалом по столу, – этот ублюдок заявил мне, что я зациклена на себе! Я только и жила им одним, только о нем и думала целыми днями – и вот он, результат! Я зациклена на себе. Ну ладно. Я это проглотила. И даже попыталась исправить ситуацию. Начала вести с ним эти тупые беседы про его тупых пациентов, тупые разговоры для слабаков про детство, учебу, страхи и проблемы. И даже преуспела – вроде бы все вернулось на свои места, он перестал выпивать, вновь стал чутким и нежным. Но… это было затишье перед бурей. И вскоре начался мой ад.

Мое разочарование от того, что знакомство это оказалось ошибочным даже начало меняться в противоположную сторону. Ведь встретить столь занимательного субъекта – это тоже своего рода везение. Да, я не сомневался, что передо мной сумасшедшая, но эта сумасшедшая должна была появиться в моей жизни именно сегодня, чтобы показать мне тот самый тихий омут, который необходимо обходить седьмой дорогой.

– Будешь слушать дальше? – спросила она почти с вызовом, приукрасив его трагичным взглядом.

– Обязательно, – ответил я.

– Была там у него одна медсестра, которую я ненавидела пуще всех других. Монитор ноутбука порою был заплеван напрочь. Даже распечатывала фотографии ее смазливого невинного личика и топталась по ним ногами. Так вот, у этой суки в конце концов диагностировали рак мозга, ха! Представляешь? И требовалась операция. И операцию доверили этому черту, моему муженьку. И вот он две недели ходил сам не свой, настраивался, переживал, был со мной замкнут и груб. Ну, и тогда я все поняла. Поняла, что у них роман. Я ведь знала, что их учат: каждый пациент – это просто очередной пациент и любые личные привязанности должны идти стороной. А если привязанность все-таки есть, то стороной идет сам хирург. Но этот хер умудрился не пройти. Я молилась днями и ночами, чтобы эта сука сдохла на столе. И сдохла ведь! – и она заливисто засмеялась под моим оторопелым взглядом, который ее, однако, ничуть не смутил. – Я позволила себе лишнего? – отсмеявшись, спросила она.

– Не стану комментировать, – ответил я и сделал глоток из своего бокала.

– Ну не будь занудой, – кокетливо протянула она и склонила голову набок.

– Я попробую.

– Ты ведь первый.

– В каком смысле?

– Первый, кто зашел в этой истории так далеко.

– Правда? – усмехнулся я, совсем не удивившись.

– И знаешь, – она перешла на шепот и приблизила ко мне свое – это глупо отрицать – дьявольски красивое лицо, – я умею быть очень благодарной.

– Я учту, – ответил я пересохшим ртом и, черт возьми, все-таки ощутил, как член в один момент стал каменным.

– Ладно, я пошутила, – она вернула себе обычный тон и откинулась на спинку кресла. – Не в том, что эта медсестра умерла под ножом моего мужа, а в том, что я этому радовалась. Но и плакать я тоже не плакала. А этот зато… мне, он, конечно, не показывал своих слез, но глаза порой были красные, как помидоры. Пить начал, к психотерапевту ходил, на меня срывался – но это все еще мелочи. Я ведь знала и то, что психологи еще в университете готовят их к тому, что на столах будут умирать люди, а к первому готовят особенно тщательно. И не могла поверить, что мой муж такой слабак, что не может принять эту первую смерть – хоть это и смерть молодой и красивой коллеги. Хотя, честно признаюсь, после того как он мне высказался о моем равнодушии и зацикленности на себе и я была вынуждена вести с ним все эти душещипательные беседы, я уже подозревала в нем слабака. Но, тем не менее, в данном случае я была уверена, что в операционной у него умер не просто пациент, а умерла его любовница.

– Он впал в депрессию?

– Да! В самую настоящую.

– А ты что?

– Я? Да я убить его была готова. Временами, когда он приносил свое тело из этого «Деревянного флибустьера» и падал прямо на пороге, мне хотелось заплевать его так же как я заплевывала его шлюху. Когда он был трезвый, я, конечно, пыталась его поддерживать, запрятав свою обиду от его измены в самые глубины сердца. Я ведь все-таки любила его больше жизни.

– А он сам признался тебе в факте измены, в романе с этой девушкой?

– Да прямо… нет, молчал просто. Даже когда у меня сдавали нервы, и я уже не могла видеть, как он сидит и смотрит пустым взглядом в одну точку, когда начинала переходить на оскорбления, он никак не реагировал. Ни на обвинения в слабости и ничтожности в свой адрес, ни на обвинения в адрес этой суки-обольстительницы.

Она вновь замолчала, на этот раз глядя мне прямо в глаза. Мне хотелось отвернуться, но такой слабости я, разумеется, себе не позволил. Черт возьми, я хотел эту психопатку. И меня это пугало.

– И чем все кончилось? – поторопил я и краем глаза заметил, как мой сосед встал из-за своего стола и, едва держась на ногах, поплелся к стойке.

– Мы уже подходим к концу, – она улыбнулась уголками губ. – Или же к началу нашего знакомства, не так ли?

Я предпочел выпить вместо ответа.

– В общем, его страдания продолжались около двух месяцев. К психотерапевту ходил, как я уже говорила. Отпуск брал на работе на месяц и весь этот отпуск пил или смотрел в одну точку. Со мной практически не разговаривал – меня это злило, и я тоже с ним могла не заговаривать сутками; иногда, старалась найти подходящие слова, но он только больше замыкался. Тогда я кричала на него и на его шлюху – это я тоже уже говорила. Секс из моей жизни ушел на то время, а он – я практически уверена, – по пять раз в день мастурбировал на свою мертвую невесту. Я же взяла себе целью перетерпеть. Знала, что вечно так продолжаться не будет, и он вернется ко мне. Вернется навсегда – как это и было нам суждено. А появится новая шлюха – значит, и она в могилу уйдет. Так тоже было суждено. К концу второго месяца я изменила свое поведение. Злоба во мне понемногу улеглась, нежность к мужу вновь проснулась, и я вспомнила, что однажды уже вернула все на свои места, поддавшись на его сентиментальные капризы. Начала проявлять заботу, говорила с ним о всякой чепухе. Перестала упрекать его в слабости и ни единым словом не упоминала мертвячку. Ну, в любом случае через два месяца после ее смерти, спустя два месяца попоек в этом заведении вновь засияло солнце, и мой муж вернулся. Меня уже тогда насторожило, как резко все произошло. Еще накануне вечером он разговаривал со мной сквозь зубы, а утром я просыпаюсь от благоухающих ароматов цветов и вижу такую любимую улыбку на его лице. А потом мы просто целый день пили вино и занимались любовью. И все вдруг стало как раньше. Вновь я была в своем райском уголке, и вновь была самой счастливой женщиной на планете. И он всю следующую неделю был не просто собой, а улучшенной своей версией. Отремонтировал в квартире все, что требовалось отремонтировать, оплатил все счета на несколько месяцев вперед, свозил меня в Арстад покататься на лыжах – февраль был как раз. Купил новую плиту, мне новый туалетный стол, установил себе турник в гостиной. Все рассказывал о планах на будущее: отпуск в США, финал Лиги чемпионов посетить, купить дом наконец и завести детей. Ага, детей.

Мне показалось, что ей хочется заплакать, но в следующий момент лицо ее исказила гримаса презрения, и она не то простонала, не то прорычала:

– А через неделю… первого марта попросил меня в обед сходить ему за пивом – выходной у него был как раз. Ну, я и сходила. Возвращаюсь, а этот ублюдок… эта мразь… – она сжала голову руками и уперлась локтями в стол, – этот ненавистный подонок… этот подлец! Висит на своем турнике в гостиной. Висит в петле. Глаза из орбит лезут, губы синие, язык торчит наружу. Висит и словно хохочет надо мной. Каждый день вижу эту перекошенную физиономию, и не покидает ощущение, что эта тварь смеялась, когда вставала на табуретку и одевалась в свой последний пеньковый наряд. «Вот тебе, сука, пожри грязи теперь» – вот о чем он думал на пороге смерти, я уверена.

Последние слова она цедила сквозь зубы, продолжая сжимать голову руками и смотреть в стол. А у меня по спине холодный пот струился. Вот, значит, оно что. Вот, значит, какое испытание уготовил для этой чертовки ее супруг – жизнь с осознанием того, что у нее не получилось повелевать его судьбой. А для психопата подобное испытание, конечно же, имеет риск так и остаться непреодолимым.

– Вот и все, – прошептала она и медленно подняла на меня взгляд, пылающий черным пламенем. – Вот так мой любимый муж превратил мою жизнь в ад.

Я хотел было спросить, любит она его или все-таки действительно ненавидит, но тут же передумал. В ее случае это не имело значения, потому что любить другого человека такой человек, конечно же, не мог.

– Мне жаль, – сказал я и допил свою порцию виски.

Она последовала моему примеру. В следующую секунду я ощутил носок ее туфли на своем члене. Не знаю, прилагал я еще когда-нибудь столько сил, чтобы не позволить ни одной мышце тела пошевелиться – настолько мне не хотелось выдавать себя перед этой особой. Да, я хотел ее – глупо отрицать. Но моя неприязнь к ней была в разы сильней этого желания.

– Ты все еще хочешь познакомиться? – спросила она.

– Нет, – равнодушно ответил я, чувствуя, что член вновь встает. Моя незнакомка рассмеялась, запрокинув голову назад.

– А мне кажется, что хочешь, – сказала она чуть погодя, сохранив на лице улыбку. – Не будь занудой все же.

– Я пойду.

Я сделал движение, чтобы встать, но она почти до боли прижала меня своей туфлей.

– Секунду, – сказала она, достала из сумочки блокнот с ручкой, что-то отрывисто написала и протянула мне оторванный листок. – Возьми. Оба знаем, что пригодится.

Она убрала ногу. Я взял листок и, не глядя, положил его в карман.

– Спасибо за вечер, – сказал я и встал.

Она посмотрела на меня уже без улыбки, но все с тем же черным пламенем во взгляде. Ничего не ответила.

Я хотел было зацепить с собой и своего соседа – во-первых, чтобы помочь ему добраться, во-вторых, просто познакомиться поближе. Но, увидев, что он пьет очередной бокал пива в компании Ричи, не стал предлагать свои услуги и прошел мимо. Ричи меня все же заметил и заговорщицки подмигнул на прощание. Нет, сегодня мне уже ни с кем не хотелось общаться, а с таким человеком и подавно. А каким таким? Просто странным.

На записку своей незнакомки я посмотрел уже дома. Там был написан номер телефона и ее имя – Червоточина.

Загрузка...