Мотивы экономического поведения - читать онлайн

Мотивационные возможности монетаризма.

Монетаризм – макроэкономическое направление, согласно которому количество денег в обращении является определяющим фактором развития экономики. Оно является одним из главных направлений неоклассической экономической мысли. Возник в 1950-е годы. Основоположником монетаризма является создатель чикагской школы, лауреат Нобелевской премии 1976 г. М. Фридмен. Монетаристский подход к управлению экономикой широко использовался в США, Великобритании, ФРГ и других странах в 70-х годах, а также в начале 90-х годов при переходе к рыночной экономике в России.

Данная концепция устанавливает прямую связь между изменением количества денег в обращении и объемом внутреннего валового продукта. Рекомендации монетаризма сводятся к следующему: среднегодовой прирост денежной массы должен составлять 4-5 % в год для обеспечения среднегодового увеличения реального ВВП на 3%. Основное положение теории гласит: самой главной и соответствующей природе человека потребностью является его эгоистическая погоня за деньгами.

Действительно, нашу профессиональную и личную жизнь уже невозможно представить без обсуждения проблемы денег. Иногда она осознаваема, иногда бессознательна, но всегда присутствует и, как считают монетаристы, управляет нами. Они убеждены, что в основе притягательности, которой обладают деньги практически во всех обстоятельствах, лежит денежный драйв. Драйв, или внутреннее побуждение к получению денег, появляется довольно рано в жизни человека – обычно, как только дети обнаруживают, что деньги позволяют им достичь несравнимо больше целей, чем любое другое средство.

Таким образом, монетаризм основан на денежной мотивации. Но что такое мотивация денег? Сами по себе деньги не имеют никакой безусловной мотивации, они – «условное подкрепление» на различные товары и услуги. В зависимости от отношения к этим товарам и услугам у разных типов людей возникает и разное отношение к деньгам, к их наличию и отсутствию. Понятия «деньги как самоценность», «деньги как власть», «деньги как статус» и т.п., т.е. деньги в качестве самостоятельного мотива известны, скорее, в клиниках неврозов, а не в экономической науке.

В советской России на протяжении ряда десятилетий миллионы людей ставили деньги далеко не на первое место в ряду жизненных ценностей. Более того, даже Запад не сумел удержать «золотого тельца» в роли кумира: западная интеллектуальная элита давно фиксирует кризис философии ориентации на богатство как меры жизненного успеха.

Однако российские работодатели по-прежнему делают ставку на денежные стимулы. Стимулирование с помощью денежных знаков – самый легкий и необременительный способ. Но и здесь возникают определенные проблемы.

Расходы предприятия на зарплату ограничены (ограниченность фонда оплаты труда). Видя существующий «потолок», человек либо перестает интенсивно работать, либо раздражается, либо начинает подрабатывать на стороне. В любом случае его потенциал организацией полностью не используется. Если цель сотрудников – количество зарабатываемых денег, такие сотрудники в любой момент готовы уйти. Владелец может постоянно увеличивать заработную плату, но сотрудник знает, что как только он найдет работу ещё на несколько десяткой тысяч рублей больше – он уйдет туда. С другой стороны, «монетаристский настрой», желание получить «все и сразу», особенно свойственные современным молодым людям, провоцируют сложности при трудоустройстве. Это подтверждают ответы на вопрос о причинах отказов в работе выпускникам. Большинство работодателей(71%) отмечают, что отказывают молодежи в основном из-за завышенных зарплатных ожиданий, а не из-за отсутствия должного опыта и знаний.

Заработная плата имеет для работника и работодателя принципиально разные аспекты, здесь сталкиваются противоположные экономические интересы этих сторон. Для работодателя она представляет собой издержки и, тем самым, оказывает негативное влияние на успехи предприятия. Для работника заработная плата является основным источником доходов, составляет финансовый базис его жизни.

Вследствие этого между высокооплачиваемым работником и работодателем постепенно нарастает конфликт. Он связан с желанием руководителя загрузить работой высокооплачиваемых специалистов в «любое время дня и ночи», что вызвано вполне естественным мотивом: «Такие деньги он должен отрабатывать». В результате человеку просто некогда тратить заработанные средства- вся жизнь у него уходит на работу и сон.

Монетаристы считают деньги естественным мотивирующим фактором. Согласно их трактовке, люди – чисто экономические существа, которые работают только для получения средств, необходимых для приобретения пищи, одежды, жилища и так далее. Однако современные теории мотивации, основанные на результатах психологических исследований, доказывают, что причины, побуждающие человека отдавать работе все силы, чрезвычайно сложны и многообразны. Во всяком случае, не только деньги служат для работника достаточной мотивацией к труду. Проиллюстрируем это результатами опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ). У людей спросили:

Очевидно, что деньги – не решающий стимул для тех, кто продолжал бы работать, имея достаточно денег. Человеку денег нужно не так уж много – ровно столько, чтобы о них можно было не думать. Дэниэл Канеман, которому в 2002 году присудили Нобелевскую премию по экономике за исследование влияния эмоций при принятии жизненно важных решений и экономист Ангус Дитон выяснили, сколько денег нужно человеку в США для счастья. Оказалось, что 75 тысяч долларов в год, что составляет 6250 долларов в месяц. Ученые, проводившие исследование, отмечают, что именно эта сумма является своего рода рубежом. Если человек получает меньше, он сложнее переживает жизненные дрязги и неурядицы. С другой стороны, выяснилось, что больше денег, чем эта сумма, счастья уже не добавляет.

«Не в деньгах счастье» – об этом свидетельствуют и графики Дитона и Канемана, по которым видно, что повышение уровня жизни в стране вовсе не гарантирует счастливого общества:

В нашей стране «пороговым» считается доход порядка 120-140 тысяч рублей в месяц. После достижения этой планки дополнительные деньги не влияют на эмоциональное благополучие человека, говорят психологи.

По логике монетаристов, кривая предложения труда при росте реальной заработной платы должна всегда иметь положительный наклон. Но при этом не учитывается, что одним из благ в общей потребительской корзине индивида, определяющей значение его функции полезности, является свободное время.

Очевидно, что между часами работы и часами досуга существует обратная зависимость: чем больше времени индивид работает, тем меньше он отдыхает. Поэтому предложение труда можно анализировать через спрос индивида на досуг: пройдя некую точку С, кривая Ls меняет направление. Она сгибается и, принимая отрицательный наклон, показывает, на первый взгляд, парадоксальную ситуацию – уменьшение предложения труда при дальнейшем росте заработной платы.

Почему же так происходит? Когда проблемы с хлебом насущным решены, меняется и наше отношение к свободному времени. Оно перестает казаться вычетом из заработной платы, предстает полем для наслаждения и радости, тем более, что высокая заработная плата позволяет обогатить и разнообразить досуг. После точки С эффект дохода становится преобладающим, что выражается в сокращении предложения труда при росте заработной платы, а практически в стремлении к переходу работника на сокращенный рабочий день или неделю, к получению дополнительных выходных дней и отпуска (в том числе за свой счет).

«В результате исследований было обнаружено, что предложение труда в обществе в целом слабо реагирует на изменение реальной заработной платы»7. «Когда усовершенствование технологии приводит к повышению реальных доходов, люди склонны уделять больше времени отдыху и развлечениям. Многие даже предпочитают выйти на пенсию»8. «Если люди видят, что они могут позволить себе работать меньше на пару часов в результате повышения зарплаты, кривая предложения труда может изменить свою традиционную траекторию: положительный наклон сменится отрицательным»9.

Реакция на денежные стимулы не одинакова у различных людей. Поэтому сами по себе эти стимулы не имеют абсолютного значения. Известно, что в ряде случаев человек может самозабвенно трудиться, даже если зарплата его явно не удовлетворяет. С другой стороны, за какую-то работу многие люди не возьмутся ни за какие деньги. В 90-х годах в условиях российских реформ, многие люди, оставив свою профессию, стали торговать на рынке, т.е. выбрали такие способы поведения, которые обеспечивали им неплохой доход. В то же время были и те, кто не соглашался «изменить своим ценностям» и вытекающим из них взглядам на жизнь, предпочитали работать по избранной когда-то специальности, получая за это мизерную зарплату или подолгу совсем не получая ее. Они не ставили материальный доход на первое место в мотивационной шкале ценностей, регулирующих их экономическое поведение.

Однако не стоит упускать из виду, что деньги – это лишь результат на шей экономической успешности, а не сам личностный успех. В обратном случае происходит подмена понятий и целью нашей жизни становится не удовольствие от реализации своих идей и способностей, а зарабатывание денег.

Денежное поощрение не всегда заставляет человека трудиться усерднее, эта идея была результатом психологической критики бихевиоризма, который, как известно, развивал концепцию поведения человека по принципу «стимул – реакция». Человек – не машина, которая только и способна выдавать реакцию на внешние раздражители. По мнению некоторых западных ученых (Ф.Герцберг), материальные стимулы – это всего лишь так называемые «гигиенические факторы» – не создающие внутреннюю мотивацию, а лишь устраняющие неудовлетворенность, а потом, после ее устранения, начинают восприниматься как должное.

Если человек точно знает, когда, за что и какую премию он получит, для него она превращается в рутину. А вот если премию убрать – это уже наказание. Таким образом можно добиться выполнения лишь формальных требований (присутствие на рабочем месте в рабочее время), но не повысить эффективность.

Для огромного большинства типичен конформизм в отношении денег: « Как все, так и я!». И все же, несмотря на несмолкаемую монетарную пропаганду в нашей стране (экономическая политика постсоветского времени инициирована как раз отечественными монетаристами Е.Гайдаром, С.Шаталиным, Е.Ясиным и др.), когда порой начинает казаться, что вокруг денег крутится весь мир (постоянные сообщения об изменении курса валют, взлетах и падениях фондовых рынков, призывы быстро обогатиться множеством способов, бесконечная реклама, даже интеллектуальные игры на деньги), люди сохраняют свое собственное представление о роли денег в их жизни. В опросах российский менталитет выбирает любую возможную позицию между бессребреничеством с одной стороны, и погоней за деньгами, стремлением к обладанию максимальным их количеством – с другой стороны. У нас отношение к деньгам колеблется от одного полюса к другому. Полно утверждений, что деньги правят миром. Но есть утверждения, что правят миром не деньги, а разум, любовь, реализация себя в труде, идеалы, великие чувства.

Например, на вопрос молодым россиянам: «Вы согласны или нет с мнением, что все в жизни зависит от денег?»10 были получены следующие ответы:

Большинство российских юношей и девушек пока что верят в монетарную национальную идею. Это много. Но 26% опрошенных все же не согласны. А что если среди них самые лучшие и талантливые представители молодежи, от которых будет зависеть дальнейшее развитие российской экономики? Очевидно, что вопрос о преобладающих жизненных ценностях по-прежнему остается открытым.

1.2 Мотивационный подход маржинализма и институционализма.

Основные маржиналистские положения сформулировали такие экономисты, как Г. Госсен (1810-1858), Л.Вальрас (1834-1910), У. Джевонс (1835-1882), К. Менгер (1840-1921), А.Бем- Баверк (1851-1914) и др. Содержание основных из них сводится к следующему:

Стоимость товара не есть нечто объективно присущее благам, но лишь то значение, которое мы придаем удовлетворению с их помощью наших потребностей. Таким образом, стоимость товара определяется не количеством труда, которое было затрачено на его производство, как считал А.Смит, а субъективными особенностями восприятия товара покупателем, которые сильно зависят от мотиваций.

При разработке своей теории маржинализм использовал определение полезности вещи. При этом полезностное поведение человека в экономике определяется его мотивацией к получению максимума удовольствия.

В экономическую науку был впервые введен принцип предельности. Возник предельный анализ (слово "маржинализм" происходит от французского слова marginal – предельный). Под предельной полезностью здесь понимается субъективная оценка полезности последней потребленной единицы блага. Часть маржиналистов считала, что предельную полезность можно в принципе научиться измерять в определенных единицах. Было даже предложено название этой единицы измерения полезности – ютиль.

Принцип убывающей предельной полезности: по мере удовлетворения данной потребности падает наслаждение от потребления каждой последующей единицы потребляемых благ, а следовательно, и предельная полезность; предельная полезность любого блага всегда убывает по мере увеличения потребления этого блага.

Принцип убывающей предельной полезности часто называют первым законом Госсена, по имени немецкого экономиста Г.Госсена, впервые сформулировавшего его в 1854 г. Этот закон содержит два положения. Первое констатирует убывание полезности последующих единиц блага в одном непрерывном акте потребления, так что в пределе достигается полное насыщение этим благом. Второе констатирует убывание полезности и первых единиц блага при повторных актах потребления.

Вместе с ростом запаса снижается предельная полезность и, следовательно, стоимость блага, а при уменьшении запаса они возрастают. К примеру, потеря ста рублей может оказаться финансовым ударом, если это всё, что есть у человека. Для того же человека потеря тех же ста рублей будет горазд менее ощутима, если у него есть тысяча рублей. В связи с данным маржиналистским положением на свет появился знаменитый парадокс "воды и бриллиантов": почему столь важная для нашей жизнедеятельности вода ничего или почти ничего не стоит, в то время как не необходимые в быту бриллианты стоят бешеные деньги? Разгадка парадокса: вода стоит копейки потому, что ее много, и каждая дополнительная ее мера не в состоянии принести нам заметного удовлетворения. Бриллианты же редки, и мало кто из нас ими обладает, так что первая "единица" их будет цениться нами чрезвычайно высоко.

Рассмотрим теорию определения цен. Согласно маржиналистской концепции, в основании цены товара лежит не стоимость, определяемая затратами труда, а предельная полезность, определяемая мотивацией, потребностями и запасом потребителя. Так как предельная полезность товаров падает по мере их увеличения, покупатель будет покупать следующую единицу данного товара лишь при условии снижения его цены. Окончательная цена трактуется маржиналистами (в частности, А.Маршаллом) как равнодействующая субъективных цен покупателей и продавцов.

Представители институционализма также стремились сконструировать свою мотивационную теорию. Они также настаивали на том, чтобы объектом изучения в экономической теории стал не рациональный, а реальный человек, действующий под влиянием своих мотиваций. Характер экономики определяется, как подчёркивали институционалисты, не рынком, а господствующей системой мотиваций, в рамках которой находится рынок. Например, говорили они, на поведении людей сказываются мотивы демонстративного потребления, завистливого сравнения, подражания, социального статуса и другие. Таким образом, согласно логике институционалистов, мотивации выступают как первопричина экономического развития. А мир мотиваций, к которому мы приспосабливаем нашу экономику, представляет собой сплетение институтов.

Институты – это совокупность "правил игры", т.е. нормы и санкции экономики. Они означают преобладающий и постоянный способ мышления или действия, который стал привычкой для большой группы народа. Виднейший представитель институционализма Т. Веблен писал, что "институты – это привычный образ мысли, руководствуясь которым живут люди…" Роль институтов настолько велика, что историю экономик различных стран по Веблену следует трактовать именно с точки зрения институциональных изменений.

Институты могут быть как формальными законами (конституция, законодательство, права собственности), так и неформальными правилами (традиции, обычаи, кодексы поведения).Формальные и неформальные институты должны соответствовать друг другу. Например, если государство заимствует формальные "правила игры" из-за границы, осуществляя "импорт институтов", но эти правила в корне не соответствуют обычаям и традициям, т.е. мотивациям в данном обществе (примером может служить импорт норм цивилизованного рыночного предпринимательства в мафиозное или традиционное общество), то такое заимствование не будет иметь успеха. Поскольку институты – это проявление привычек, за которыми стоят определённые мотивации, то они рассматриваются прежде всего как психологические феномены.

Институционализм и классическая экономическая теория представляют собой два совершенно различных способа отражения экономической реальности. Институционалисты критикуют классическую школу за её ограниченность, проявляющуюся по их мнению, во-первых, в игнорировании иррациональных мотивационных факторов в функционировании экономики: опора на смитовского "экономического человека" приводит к некорректным прогнозам поведения индивида; поэтому необходимо заменить понятие рациональности понятием субъективной обоснованности действия, принцип максимизации – принципом удовлетворенности мотивации.

Во-вторых, в классической теории за претензией на нейтральный экономический анализ скрывается определённая групповая мотивация, с присущей ей системой ценностей: классики, по мнению институционалистов, создали предвзятую экономическую теорию. В-третьих, поведение фирм управляется не оптимизационными расчётами, а рутинами. Это означает, что в случае изменений окружающей среды фирмы далеко не всегда будут менять своё поведение, что противоречит классической теории. Фирмы соглашаются на замену старых рутин новыми лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Причины устойчивости рутин заключаются в следующем:

рутины являются своеобразными активами фирм, на приобретение которых были осуществлены определенные расходы. Иными словами, рутины связаны с безвозвратными издержками. Поэтому замена старых рутин новыми требует больших затрат;

смена рутин может привести к ухудшениям (или даже разрыву) отношений данной фирмы с её партнерами или отношений внутри этой фирмы;

рутины прочны также вследствие их бессознательности;

вынужденные изменения рутин управляются другими рутинами.

Перечисляя основных представителей институционализма, нужно назвать следующие имена: Торстейн Веблен, Джон Коммонс, Генри Адамс, Кларенс Эйрс, Уэсли Митчелл. К институционалистам относятся такие влиятельные экономисты, как Дж. Гелбрейт, Г. Мюрдаль, Р. Хейлбронер, Д. Белл, О. Тоффлер, Я. Тинберген и др. Идеи институционализма развивались также в работах Дж. М. Кларка, Г. Минза, А. Берли, Э. Богарта, Д. Бернхема, Ж.Фурастье, Ж. Эллюля, У. Ростоу, Г. Кольма, А. Лоува, Р. Арона и др.

Основоположником институционализма считают американского экономиста Торстейна Веблена, который поставил в центр исследований не "экономического", а "живого" человека и попытался определить, чем диктуется его поведение на рынке. Как известно, появление так называемого "экономического человека" в экономической науке связывают с именем Адама Смита. Это человек с независимыми предпочтениями, стремящийся к максимизации собственной выгоды и очень точно знающий, в чем эта выгода состоит. Другими словами, человек экономический – это рациональный эгоист. Веблен поставил под сомнение два основополагающих положения классической школы об "экономическом человеке": положение о суверенитете потребителя и положение о рациональности его поведения. Он доказал, что в рыночной экономике потребители, сами того не подозревая, подвергаются различным видам психологического воздействия, которое заставляет их принимать неразумные решения, выгодные лишь крупным предприятиям, монополизировавшим рынок. Эти монополисты, утверждал Веблен, эксплуатируют худшие черты человеческой психики.

Также, благодаря Веблену в экономическую теорию вошло понятие "престижное или показное потребление", получившее название "эффект Веблена". Престижное потребление имеет в своей основе существование так называемого "праздного класса", находящегося на вершине социальной пирамиды. Черта, указывающая на принадлежность к этому классу – крупная собственность. Именно она приносит почёт и уважение. Характеристиками класса крупных собственников являются демонстративная праздность (не труд – как высшая моральная ценность) и демонстративное потребление, тесно связанное с денежной культурой, где предмет получает эстетическую оценку не по своим качествам, а по своей цене. Другими словами, товары начинают цениться не по их полезным свойствам, а по тому, насколько владение ими отличает человека от окружающих. Чем более расточительным становится данное лицо, тем выше поднимается его престиж. Не случайно в настоящее время существуют такое понятие, как "издержки представительства". Высшие почести воздаются тем, кто, благодаря контролю над собственностью, извлекает из производства больше богатства, не занимаясь полезным трудом. И если демонстративное потребление является подтверждением общественной значимости и успеха, то это вынуждает потребителей среднего класса и бедняков имитировать поведение богатых. Отсюда Веблен делает вывод, что рыночную экономику характеризует не эффективность и целесообразность, а демонстративное расточительство.

Категория "завистливое сравнение" играет в системе Веблена чрезвычайно важную роль. При помощи этой категории он не только объясняет склонность людей к престижному потреблению, но также стремление к накоплению капитала: собственник меньшего по размеру состояния испытывает зависть к более крупному капиталисту и стремится догнать его; при достижении желаемого уровня появляется стремление перегнать других и т.д. Веблен связывает возникновение частной собственности со склонностью к завистливому сравнению, к конкуренции.

Что касается престижного потребления, то оно, по мнению ученого, ведет к неправильному применению производительной энергии и, в конечном счёте, к потере реального дохода для общества. В своей самой известной работе "Теория праздного класса" (1899) он не признает также и тезиса, который неявно присутствует в классической политической экономии, об оправданности любого спроса. Классики "забывают", считает Веблен, что спрос есть проявление экономической системы.

Как вызов классической политической экономии можно рассматривать мысли Веблена по поводу движущих мотивов человеческого поведения. Не максимизация выгоды, а инстинкт мастерства (изначально заложенное в человеке стремление к творчеству), инстинкт праздного любопытства (продолжение инстинкта игры как формы познания мира) и родительское чувство (забота о ближнем) формируют облик экономики в целом. Очевидно неприятие Вебленом положения классической школы, что человек стремится к получению максимальной выгоды для себя. Веблен считает, что человек не исключительно машина для исчисления пользы и его поведение не может сводиться к экономическим моделям, основанным на принципах утилитаризма.

Что касается общей экономической динамики, то экономические изменения предстают в трактовке Веблена в конечном счёте как результат конфликта разных психологических типов субъектов экономики.

1.3. Принцип психико – культурно – исторической обусловленности в немецкой исторической школе экономики.

Немецкая политэкономия не приняла классической идеи единства экономической теории для различных стран. Она настаивала на несостоятельности одной из центральных методических позиций классиков, согласно которой экономические законы, факторы и категории объявляются универсальными и неотвратимыми во все времена и для всех народов. Немецкие экономисты, наперекор классикам, указали на неуниверсальный характер экономической теории. Кроме того, они отличались скептицизмом по поводу того, что свободная конкуренция, характерная для рыночной экономики, в состоянии обеспечить гармонию интересов разных хозяйствующих субъектов: немцы не без оснований отмечали, что в условиях конкуренции «сильнейшие» будут всегда оказываться в выигрыше за счет «слабейших».

Принцип историзма немецких экономистов выражается в поиске историко- мотивационных первопричин экономики. Выражаясь образно, они словно сказали себе: «Попытаемся поискать экономические причины в психологической сфере, так как нам кажется, что изменение экономического уклада – это всегда лишь следствие исторических изменений в мотивациях людей».

В результате экономика стала рассматриваться в целом как общение между людьми, основанное на согласовании психических сил общества; а залогом прогресса человеческой цивилизации явилась не революция, а лишь изменение психологической и моральной природы человека и общества. Такой подход к исследованию экономических явлений привел к обобщающему выводу: национальные особенности экономического поведения носят психо – культурный характер, который в свою очередь, определяется особенностями исторического развития общества. Этот вывод получил название принципа психо-культурно- исторической обусловленности экономической деятельности.

Если у классиков неэкономические факторы обусловлены влиянием экономических, из чего, например, вытекает, что чем выше уровень производительных сил общества, тем более развитой будет социальная среда (сфера), в том числе уровень культуры, искусства, науки и т.д., то немцы придали этим социальным факторам первостепенное значение в экономике.

На взгляд исторической немецкой школы, экономика не есть самостоятельная реальность, обладающая автономной и внутренней логикой (как считают представители «экономической ортодоксии»), но производная от социальных мотиваций. Отсюда следует, что не может быть одного экономического идеала (т.е. образца хозяйственного развития) для всех народов. Надо изучать сначала мотивации народа, а затем – его экономику. Экономику питают не только деньги, но также склонности, талант, самореализация, нравственность и интеллект людей. Немцы считали недостаточным представление о человеке как о эгоистичном Homoeconomicus, заинтересованном только в личной выгоде.

Представители немецкой исторической школы экономики: Бруно Гильдебранд (1812-1878), Вильгельм Рошер (1817-1894), Карл Книс (1821-1898), Луйо Брентано (1844-1931), Густав Шмоллер (1838-1917), Карл Бюхер (1847-1930), Макс Вебер (1864-1920).

Последний показал влияние религиозной мотивации протестантизма на развитие капиталистической экономики. Анализируя различные формы религиозной жизни, Вебер путем эмпирических наблюдений и сравнений сделал выводы о том, что существует связь между религиозными убеждениями и поведением (прежде всего экономическим) и о том, что та религия, в которой преобладает рационалистическое начало, способствует становлению капитализма (а другие, «эмоциональные» религии, соответственно, не способствуют ему).

По Веберу, наиболее рельефно рационалистическое начало проявилось в протестантизме. Широко известен тезис Вебера об «адекватности духа капитализма и духа протестантизма». Вебер отмечает, что рано или поздно перед каждым верующим должен был встать один и тот же вопрос, оттесняющий на задний план все остальное: избран ли я и как мне удостовериться в своем избранничестве? На него протестантская церковь отвечает в таком ключе: аккуратный, постоянный труд в мирской профессиональной деятельности и личный аскетизм дают уверенность в своем избранничестве. Вебер указывает на соответствие этой протестантской мотивации духу капитализма: неутомимо трудиться ради получения прибыли, но использовать прибыль для постоянной реинвестиции – для дальнейшего воспроизводства средств производства. Т.е. прибыль важна не для того, чтобы наслаждаться прелестями бытия, а для расширенного воспроизводства.

В подтверждение выводов Макса Вебера нетрудно заметить, что современные процветающие экономики базируются не столько на рынке, сколько на протестантской психологии и созданном на ее основе праве. Именно эта психология культивирует капиталистические отношения. Следует также принять во внимание то, что в протестантских странах капиталистический способ производства дальше продвинулся в своем развитии, чем в католических и православных странах, так что различие между теми и другими – это в значительной степени различие мотиваций. Там, где идеи реформации (протестантизма) были успешно имплицированы в социум – дело пошло на лад (прежде всего – Англия, а затем ее колония – США), там, где победила контрреформация (Италия, Испания) – ладу нет до сих пор. Некоторые из традиционно католических стран, такие как, например, Италия, Испания и Португалия сейчас испытывают постоянные проблемы с мотивацией к труду и структурной перестройкой экономики, необходимость которой давно назрела.

Если верна идея немецких экономистов, что основа любой экономики – мотивация, то применительно к России можно также утверждать, что никакая экономическая программа, не подкрепленная психологией российского народа, не будет работать в нашей стране. Формально заимствуя западную экономическую модель, фактически Россия продолжает жить по-своему. В конечном итоге, какова доминирующая в стране мотивация, так мы и живем. Наша внешняя реальность – это проекция доминанты нашей внутренней реальности. Внешнее устройство жизни целиком и полностью моделируются доминирующей психикой населения. Если большинство поддерживает что-то, оно существует. Если большинство против чего-то, оно перестает существовать. Поэтому нет никакого смысла ругать, например, коррупцию, воровство и насилие в российской экономике, одновременно представляя наш народ некой «священной коровой». Как сказал профессор М.М.Решетников: «Мы можем иметь любую конституцию, но будем продолжать жить и действовать в рамках российской ментальности»11

Таким образом, можно утверждать, что наше российское неприятие западной экономической модели во многом является следствием иной, чем на Западе мотивации. Следовательно, выход из этого положения заключается либо в изменении нашей мотивации под западный образец, либо в построении своей, российской модели экономики под уже существующую мотивацию.