Все вещи из сумки иностранца прошли экспертизу. Обрывок билета, найденный в кармане летних брюк, эксперты идентифицировали. Это был клочок зеленоватой бумаги размером в несколько квадратных сантиметров, с крупной цифрой 12 посередине, внизу мелкие неразборчивые буковки, еще пара цифр, непонятно что обозначающих.
В акте экспертизы, который лег на стол Алексея Гончара, была сказано, что это кусочек билета на утреннее представление в новом здании цирка на Ленинских горах, которое состоялось 10 июня текущего года, ряд 12 место 34. Несколько билетов на утренник были проданы не через городские кассы, а через "Интурист". Утром Гончар дал задание Стасу Лыкову выяснить, кому именно продали билет, вечером Лыков вернулся с хорошими новостями, а следующим утром в московское и ленинградское управление КГБ были направлены срочные запросы. Оба ответа, а с ними тонкое досье и несколько фотографий мужчины лет сорока пяти, поступили фельдъегерской почтой через сутки.
Имя иностранца – Томас Нил, американец. Купил через "Интурист" индивидуальный тур по России. По программе пять дней он должен был знакомиться с Ленинградом, пять дней намеревался пожить в Москве, в гостинице "Минск", потом перелет в Волгоград – и там еще три дня с экскурсиями и походом в местный драматический театр. Первая часть поездки прошла более или менее гладко, – обычная программа иностранного туриста с посещением Эрмитажа, Царского села, и так называемого "Петербурга Достоевского". Как известно, все иностранцы обожают Федора Михайловича, особенно те, кто классика не читал.
Этот Том Нил не произвел на ленинградского переводчика и экскурсовода, – по совместительству штатного сотрудника КГБ, – особенного впечатления. Ничем не примечательный дядька, склонный к полноте, не блиставший эрудицией или интеллектом. Но доброжелательный, говорливый, улыбчивый, в целом приятный человек. Нил немного понимает по-русски, – якобы изучал язык в колледже. Сказал, что работает менеджером в крупном универмаге в Бостоне, женат, имеет двух дочерей, почти взрослых.
Гончар полистал бумажки, что пришли из Ленинградского управления КГБ, наблюдавшего все эти пять дней за Нилом. Иностранец не встречался с жителями города, не заговаривал с прохожими, разве что пару раз на ломаном русском спросил дорогу. Каждый вечер просиживал в барах при гостиницах, где обслуживают только иностранцев, предпочитал компанию интересных женщин, тамошних валютных проституток. Одна из них, внештатный осведомитель КГБ, написала в служебном донесении, что будучи навеселе Нил ругал коммунистов, – мол, им скоро конец, говорил, что из Брежнева и его соратников давно сыплется песок, что они впали в старческое слабоумие, смеялся над плакатами патриотического содержания, которыми украшен Ленинград. Он много пил и плохо себя контролировал. Во время экскурсий по городу американец не проявил живого интереса к Ленинграду, его истории, казалось, он просто отбывает время.
В Москву он прибыл на "Стреле", на вокзале Нила встретил капитан госбезопасности Юрий Щербаков, выполнявший обязанности переводчика и гида, проводил до гостиницы "Минск", сказал, что может принести билет на любые мероприятия: концерты, выставки или в театр. Все, что душа пожелает. Нил выбрал цирковое представление и посещение Дома художника на Крымском валу. И еще по рекомендации Щербакова посетил Музей революции, там он присел на лавочку возле окна и проспал целый час, проснувшись, заглянул в туалет и ушел.
Он пробыл в Москве с восьмого по тринадцатое июня, экскурсоводу сказал, что гостил здесь раньше, любит Москву и знает ее. Однако в архивах следы пребывания Нила в Москве не обнаружены. Почти все время Нил находился под опекой Щербакова или его сменщика из седьмого отдела КГБ, который специализировался на слежке за иностранными туристами. В Москве не так много иностранцев из капиталистических стран, за всеми присматривают оперативники. Достопримечательности города Нила не интересовали, возможно, у него здесь были какие-то другие дела. С жителями Москвы на улицах или общественных местах он не встречался, за долгими разговорами не замечен.
Пару раз Нил отрывался от своих опекунов, оба раза ушел из гостиницы через черный ход, на некоторое время исчез, затем вернулся в номер. Где пропадал – неизвестно. Составлены отчеты, весьма подробные, о пребывании Нила в Москве. Он не дурак выпить, ценитель женской красоты. Выпивая, крыл чуть не матом советскую власть, болтал разные глупости и пошлости.
Обычно ужинал в гостинице "Минск", где и жил, однажды, – за день до отъезда в Волгоград, – пригласил местную проститутку составить ему компанию. Они посидели в баре, затем поднимались в номер. О том, что пропала сумка с носильными вещами, он никому не говорил, к экскурсоводу или администратору гостиницы не обращался. К исходу пятого дня Нил сказал, что плохо себя чувствует, обострилась застарелая язва, попросил заказать ему билет на рейс до Нью-Йорка, что Щербаков и сделал. Кстати, Щербаков точно не мог вспомнить была ли у Нила, когда тот прибыл из Ленинграда, довольно вместительная синяя сумка. Чемодан точно был, а вот сумка…
В последний день Нил выглядел расстроенным и подавленным, он несколько раз спускался в ресторан, заглядывал в бар, искал вчерашнюю знакомую, спросил у бармена, не появлялась ли Вика, но женщины нигде не было. Нил улетел на следующий день. Имя женщины легкого поведения – Виктория Блохина. За воровство вещей или денег у иностранцев не привлекалась. Как правило, она остается в номере клиента на вечер, уходит, не дожидаясь утра. В отчете был адрес и телефон Вики. С органами госбезопасности не сотрудничает.
– Симпатичная, – сказал Гончар, разглядывая фотографии Блохиной. – И чего этим шлюхам надо? Чего им в жизни не хватает?
– Наверное, думают: скоплю деньжат на приданое, а дальше – начну новую честную жизнь. Своя правда в этом, наверное, есть. Я на немецком читал Ремарка "Триумфальную арку". Он пишет: лучшие жены, самые преданные, самые хозяйственные и добродетельные, – получаются из бывших проституток. Они не изменят, не предадут…
– Много твой Ремарк понимает в шлюхах…
Гончар потянулся до хруста в костях, встал, подошел к окнам. Кисельный переулок был пустым, служащие разошлись по домам, зажгли фонари, ветер гонял по тротуарам бумажный мусор, быстро темнело. Он задернул шторы, сел на кожаный диван, поставил на кофейный столик горячий электрический чайник и стограммовую банку растворимого кофе.
– Пока за хорошую работу премирую тебя чашкой кофе, – сказал Гончар. – Кстати, сделан в СССР. Дорогущий. Два рубля банка. Мне его в продовольственном заказе к празднику дали. Наслаждайся. После того, как закончим это дело, думаю, получим хорошую премию. А к ней, – весьма возможно, – внеочередное звание. Как тебе такой вариант?
– Ну, я об этом не мечтаю, – щеки Стаса зарделись румянцем, будто Гончар случайно угадал его тайную порочною мечту. – А в чем Ремарк ошибался?
– Нельзя в молодости навороваться досыта, а всю остальную жизнь остаться честным. Так и будешь воровать, до конца. Не может шлюха стать добродетельной женщиной. Нельзя делать подлости, и вдруг переродиться в порядочного человека. Нельзя убить, а дальше жить чистеньким. Каждый из нас покупает билет на свой поезд, – и делает выбор сознательно. Каждый из нас знает, на какой поезд он садится. А потом человек едет. До конечной остановки. Нельзя с этого поезда сойти, нельзя пересесть на другой поезд. Честный человек – получит по своим добродетелям. Для остальных людей есть две конечные остановки: тюрьма или преждевременная смерть.
– Ну, у вас целая философия.
Лыков взял чашку, отхлебнул кофе и подумал, что он в свое время, когда надо было делать выбор, – не ошибся. Стас Лыков сел на правильный поезд и едет в правильном направлении.