Какое это удовольствие – после восьмичасового перелета вновь оказаться на твердой земле, размять затекшие в тесноте транспортного «Ил-76» мышцы!
Павлов улыбнулся, с наслаждением потянувшись всем телом, обернулся к своим спутникам.
Их, не считая взвода бравых морских пехотинцев, которые сейчас помогали аэродромной обслуге вытащить из брюха транспортника заботливо упакованную в брезент «Нерпу», было двое. Командир взвода этих крепких ребят – Миша Никифоров и представитель завода-изготовителя «подводного самолета», совсем молодой еще инженер, с которым они познакомились перед самым вылетом из Мурманска. «Нерпу» как раз загружали в грузовой люк «Ила», и один из ее создателей очень волновался: как бы не повредили случайно его детище. К мини-субмарине он относился как к живому существу.
– Котельников Тимофей, – представился инженер Полундре и стоящему рядом Никифорову. – Можно коротко: Тим.
И затем, протягивая для пожатия руку, добавил высоким, ломающимся, совсем юношеским дискантом:
– Васильевич… Но давайте, наверное, на «ты», если вы не возражаете, а?
Оба спецназовца слегка насмешливо переглянулись, а затем представились Тиму Васильевичу. Знакомство состоялось. Чуть заметные искорки смеха, мелькнувшие в глазах Сергея и Михаила, объяснялись просто: уж очень забавно выглядел обладатель редкостного кошачьего имени-отчества.
Он был очень молод, видимо, совсем недавно с институтской скамьи. Долговязый, слегка сутулый, худой, в очках, за которыми посверкивали сильно увеличенные ими светло-карие живые глаза. При взгляде на Котельникова приходило в голову, что слово «телосложение» к нему неприменимо, как в свое время ко Льву Давидовичу Ландау: к молодому инженеру хотелось применить термин «теловычитание», он, казалось, весь состоял из ломаных линий и углов. Угловатые острые локти, такие же коленки, даже шея выглядела какой-то угловатой. Не фигура, а чертеж из учебника геометрии. Длинный выступающий нос, такой же заостренный подбородок, словно над лицом Тима потрудился резчик по дереву. Да и вообще он очень напоминал внешне великого академика Ландау в молодости.
Словом, Котельников будто бы сошел с кино-экрана, из тех еще, советского времени, фильмов про интеллигентов не от мира сего, творящих высокую науку. Такой типаж в жизни вроде бы не должен встречаться в чистом виде – как-то даже фальшиво получается, – но вот поди ж ты! Да еще очки для полноты картины… Смущен он к тому же был отчаянно, даже вспотел от смущения, а лицо его покрылось ярким, прямо-таки девичьим румянцем.
Улыбка у Тимофея Котельникова была замечательная: широкая, открытая, сразу располагавшая к нему. Разве вот только даже в этой улыбке чувствовалась некоторая робость, оттенок неуверенности в себе, словно бы вина, что вот он такой нескладный, неуклюжий… Особенно по контрасту с Сергеем и Михаилом, те словно с плаката про преимущества здорового образа жизни сошли. Деликатность и застенчивость нового знакомого североморцев превышала все мыслимые пределы, сразу становилось понятно, что комплексов у этого молодого мужчины через край.
«Есть люди, – подумал Полундра, пожимая узкую, но сильную ладонь Тимофея, – их немало, которые даже явное везение, всякое счастливое обстоятельство, всякое деликатное, вежливое, доброжелательное отношение к себе воспринимают лишь как удачное избавление от всевозможных неприятностей. Это еще с детства идет. Для таких всякий громко и уверенно разговаривающий человек – уже начальник, а если кто способен наорать, а то и изматерить, тот может сравниться с самим господом богом. У таких людей даже приветливость окрашена легкой тенью пришибленности, отчего производит впечатление несколько болезненное. Ну да ничего, от комплексов мы с Никифоровым этого ученого задохлика быстро вылечим. С ним бы общефизической подготовкой позаниматься… Да пару простеньких приемчиков из моего арсенала рукопашки разучить, тут он мигом себя крутым мужиком почувствует, куда только все комплексы подеваются. Займемся на досуге. Да откормить его малость натуральной сибирской едой, а то ведь в чем душа держится. Самое главное – чтобы этот парень хорошим специалистом оказался, инженером классным, как тот, с которым я в Баренцевом море поработать успел. Тот постарше был, видать, один из главных разработчиков „Нерпы“, их научный генерал. Жаль, что его радикулит скрутил, я с ним неплохо сработался. А может, это только отговорка, про радикулит, просто решили они молодую поросль обкатывать. Тоже, кстати, правильно. Но к субмаринке нашей Тимофей, сразу видать, относится трепетно, – ишь, смотрит на нее, как влюбленный на предмет своей страсти. Это хорошо. Люблю я людей, увлеченных своей работой, а Котельников, похоже, из таких».