Одна из партий пиратов, разосланных для поимки беглецов, вернулась с добычей. С собой они привели группу монахов и доминиканского священника падре Антония. Это был полноватый человек, среднего роста, с круглым добродушным лицом и носом картошкой, над которым блестели острым умом карие глаза.
Ему не повезло, он был захвачен врасплох и не смог отбиться от группы пиратов. Был он магом-артефактором, но знаниями обладал, в основном, для проведения исследований климата и природы, а не для боевой магии. Убивать людей ему претило, не для того он учился в лучших университетах Европы на богословских и природоведческих факультетах, чтобы потом заниматься уничтожением себе подобных.
Да, доминиканцы боролись со всякой ересью и были инквизиторами, назначенными римским папой, но одно дело бороться с опасными ересями и проявлениями чёрной магии, а также людоедскими учениями, вроде индейских ритуалов человеческих жертвоприношений, и совсем другое дело грабить и убивать ни в чём не повинных людей.
Не сталкиваясь до этого с пиратами, он надеялся на их благородство и веротерпимость, но просчитался. Да и откуда ему было знать, что основная масса людей, попавших в «береговое братство» были отчаявшимися людьми, происходившими из самых низов плебса, годами не видевшими женщин на своих островах и на кораблях, бороздивших океаны.
Но не только это влияло на них. Большинство были разбойниками и бандитами, бежавшими от правосудия в Новый свет. Ну, а море никогда не прощало никого, и моряки, болтаясь в своих кораблях-бараках, будучи жертвами командиров, боцманов, провиантмейстеров и прочих, только ожесточались и озлоблялись, умирая от голода и болезней, как мухи.
Трудно требовать от них понимания и христианского смирения, о чём не подумал отец Антоний, выходец из известной дворянской семьи Испании. Будучи захваченным поисковой командой пиратов, он со смирением принял свою судьбу, моля Бога вразумить несчастных, поднявших руку на церковь и женщин.
Но Бог остался глух к молитвам, а артефакт, с помощью которого он работал, в виде молельных чёток, пираты отобрали. Он был сделан из золота и помимо своей магической ценности представлял ценность и из-за металла. Других артефактов у него с собой не было, а несколько боевых он использовал, когда его брали в плен.
Попав в город, отец Антоний ужаснулся тому, что творили ландроны (разбойники), как называли испанцы пиратов. Чёрные миазмы смерти витали над всем городом, плач и стон слышался на его улицах. Везде были видны следы пожаров, кругом лежали и висели люди, которых пытали, чтобы узнать, где они спрятали свои сокровища.
Точнее, обрубки от этих людей. Пытали и мужчин и женщин, не делая никаких скидок на пол. Симпатичных женщин насиловали на глазах у других людей, пожилых забивали до смерти, требуя показать, где они спрятали свои ценности. Детей морили голодом и жаждой, не чураясь ничего, и не боясь никого.
Вместе с отцом Антонием ландроны поймали и старика португальца, бывшего ключником одного уважаемого дона, который уплыл торговать в это время на Острова пряностей. Отделив от остальных, они привели его в один из домов и, заперев в подвале, стали мучить, пытаясь узнать, где он спрятал деньги.
Старик был слабым магом. Он владел магией пера и был полиглотом. Знал он три десятка языков и мог общаться с духами предков, выведывая у них секреты. Но все силы его были направлены на торговлю и обогащение своего хозяина и его самого. Сопротивления пиратам он оказать не смог, и теперь один из них пытал старика огнём, подпитывая магическую сферу его муками.
А чтобы он сразу не умер, в подвал привели и отца Антония, который собственными глазами узрел все те мучения, которым подвергали португальца. Так ничего и не добившись, старика привели на площадь, а отца Антония, как обладавшего ещё и святой магией, заставили поддерживать его дух.
Вся толпа, собравшихся на площади женщин, стариков, детей и немногих пойманных в плен мужчин, с ужасом наблюдала за пытками старого португальца Магеша. Его подвесили к четырём столбам за пальцы рук и ног, так что он повис в воздухе сантиметров на пятьдесят над землей. Старик молчал!
Рассвирепев, пираты развязали его и стали жечь огнём, используя для этого сухие пальмовые листья. После этого и старик Магеша и отец Антоний потеряли сознание, не в силах перенести подобных издевательств.
Всё это видел и я, точнее, последнюю часть пыток. Отойдя в сторону и взяв ветку, я стал чертить крестики на песке. Одна из женщин подошла ко мне.
– Бедный малыш, не смотри больше туда, ты уже не дитя, но ещё и не взрослый, ты сойдёшь с ума от этого. Посмотри, ты уже начал сходить с ума! – и она показала мне на то, что я делаю.
Глупая женщина, я не играл и не отвлекался на сумасшествие, я подсчитывал, сколько мне уже задолжали пираты, и крестов получалось очень много. Подсчитав, я провёл разделительную черту справа от них и остановился, задумавшись. Потом медленно провёл по земле зажатым в руке прутом, нарисовав большой ноль.
Нулём был я. Просто большой, бесполезный ноль. Зеро.
«С чистого листа. Я начинаю жизнь с чистого листа», – шептали в полубезумном состоянии мои губы, после чего я, действительно, потерял сознание, не видя, как ко мне, гораздо позже, наклонилась дуэнья Анна, которая пришла уже к вечеру на центральную площадь.
– Храбрый мальчик, – шептали её губы и губы других женщин, которые были благодарны подростку за его помощь.
– У тебя доброе сердце и ты самолюбив. Жаль, что я оскорбила тебя там, в церкви, но иначе было нельзя. Ты не похож на своего своевольного отца, скорее, на свою несчастную мать, но ты сильнее их обоих, вместе взятых. Тебя ждёт непростая судьба, но ты сможешь, я верю, ты сможешь спасти многих и многих, хотя тебя и не будут ценить и благодарить за это. В награду от судьбы ты получишь самое ценное, что есть в этой жизни – ты будешь любить и будешь любим. Самая гордая, красивая, знатная сеньорита полюбит тебя и отдаст тебе всю себя, без остатка. Но это будет очень не скоро. На твоём пути будут трудности и лишения, тебя будут предавать и забывать, проклинать и пытаться убить, но её любовь, каждый раз, будет вытягивать тебя, буквально, с того света. Я, магесса первого круга целителей и провидцев, пророчествую тебе, мальчик. Будь тем, кем показал себя здесь. Будь счастлив, навигатор!
И, поднявшись с колен, на которые она положила голову потерявшего сознание подростка, она тихо ушла в ночную тьму. За неё, действительно, заплатили выкуп, да и никто из пиратов не осмелился бы её убить. Месть ордена целителей была бы ужасна. И ни одному из пиратов не оказали бы помощь ни в одном порту, и ни в одном селении, до которого бы дошла весть о её смерти от их рук.
Отец Антоний, так же как и Эрнандо Гарсия, очнулся поздним утром. За двое суток ни у того, ни у другого, во рту, кроме воды, ничего и не было. Оба были схожей комплекции, только с разницей в возрасте и росте. Оба сейчас основательно исхудали и оба были морально уничтожены увиденными зверствами пиратов «адмирала» Моргана.
Как-то само собой получилось, что они оказались недалеко друг от друга, и потом, когда накормив всех плохо сваренной кашей из маиса, их повели в сторону Атлантического океана, они пошли вместе, держась друг друга. Кроме, как магией, это объяснить было невозможно.
Падре Антоний пристально всматривался в юношу, шедшего рядом. Весь вид его говорил о почти полном моральном и физическом истощении. Но яркий лихорадочный блеск глаз говорил о том, что дух его ещё крепок и он не намерен сдаваться.
Падре Антонию нужен был последователь и человек, на которого он мог бы, если не опираться, то, по крайней мере, хотя бы надеяться. Вокруг него были только одни женщины и дети. И только этот, неизвестный ему подросток, мог обещать оказать помощь.
Магические способности падре Антония сейчас были значительно ограничены. Они лежали, в основном, в области артефакторики и начертательной магии, но ни инструментов для этого, ни необходимых артефактов, у него не было. Оттого ему и нужен был этот юноша, чтобы разобраться, на что он способен, а потом попытаться сбежать с ним вместе, если его не смогут выкупить монахи.
Но дело было плохо. Даже, скажем так, очень плохо. Пираты, боясь, что монахи смогут отбить их нападение с помощью святой магии, убивали всех подряд, не жалея никого. Приступом взяв все монастыри города и разграбив их, они искали выживших. Все монахи, оставшиеся в живых, бежали в горы и джунгли, скрываясь от своих мучителей, и не могли оказать помощь падре Антонию.
Оставалось надеяться на губернатора Панамы и его солдат, которые готовили засады на обратном пути пиратских отрядов. Но он не знал того, что Генри Моргану сообщил высланный на разведку отряд пиратов.
А он сообщил ему следующее: – Укреплений на обратном пути нет, засад тоже, а испанцы, захваченные в плен, признались, что большинство людей губернатора разбежались по окрестностям, в ужасе перед пиратами, и его замысел не осуществился из-за нехватки людей. Путь был совершенно свободен и открыт.
24 февраля 1670 года Морган со своими людьми вышел из Панамы. Он вёл за собой сто пятьдесят семь мулов, груженных ломанным и чеканным серебром, шестьдесят мужчин, женщин и детей. В то же день пиратские отряды достигли прекрасной равнины на берегу реки, примерно в пяти километрах от города, где и решили сделать остановку.
Они расположились по кругу, а заложников поместили в центр круга. Всю ночь слышались вопли и стоны женщин и младенцев. Одни поминали отца, другие – своих друзей, третьи – своих родичей. В довершение моральных страданий, люди изнывали от жажды и голода.
Падре смотрел на пленников и ничем не мог им помочь. Несчастные женщины, в отчаяние они прижимали к своей груди младенцев, которых им нечем было кормить. Они просили Моргана на коленях, чтобы он отпустил их, однако жалобы этих несчастных не вызывали у него никакого отклика. Он отвечал, что не желает слушать их стенания, ему нужны деньги и ничего, кроме денег.
Муки этих женщин и детей доставляли ему великое наслаждение. На следующий день он отдал приказ выступать всем отрядам, забрав с собой и всех пленных. Над лагерем пленных поднялся стон. Не стонали только Эрнандо и падре Антоний.
Первый считал это бесполезным занятием и только кривил губы от тяжкой боли, а второй молился за этих несчастных, прося Господа нашего уменьшить их муки и спасти их своею волею. Сергей Воронов, а ныне Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро, опустив взгляд на землю, нехотя переставлял ноги, продвигаясь вперёд. Он с любопытством смотрел на тех спутников, которых дал ему Господь.
Особенно ему был интересен монах, в простой серой рясе, с маленькой шапочкой на обритой тонзурой голове. Вторым объектом его внимания была красивая молодая женщина, гордо шедшая впереди, сопровождаемая служанкой и двумя пиратами.
От неё шла сила. Вся её крепкая стройная фигура дышала величием и силой, безусловно, она обладала и магическими способностями. Женщины вечером шептались, что её домогался сам Морган, но так и ничего не мог поделать с ней. Она была магессой второго круга и обладала защитной магией, через которую не мог пробиться никто из пиратов.
Но и уйти от них она не могла. Её муж, боевой маг такого же второго круга, отъехал по делам в Перу и не смог по этой причине её защитить, не зная о той беде, которая приключилась со всем городом.
Эта женщина, а звали её Мария Грация Доминго де Сильва, была очень красива. Даже запредельно красива. Её точёное, белое лицо, с миндалевидными тёмными глазами, обрамленными очень длинными ресницами, которые, точно опахала, прикрывали её глаза, никого не могло оставить равнодушным.
Сочные, прекрасной формы, губы выделялись на её лице, так же, как и нежный овал, словно фарфоровой, кожи. Мягкие, вьющиеся каштановые волосы обрамляли её широкий лоб, излишне подчёркивая его аристократичность. Немудрено, что каждый увидевший желал её всем сердцем, и не только им.
Но она была неприступна, как Эверест, а тем холодом, который она излучала, можно было бы убить любого неосторожного самца, который бы осмелился запустить свои руки в волосы или в лиф её длинного платья.
Никто и не пытался этого сделать, лишь «адмирал» Морган оказывал ей знаки внимания, пытаясь играть в благородство, но Грация быстро раскусила его обман и теперь только презрительно смотрела на него, не давая ему ни малейшей возможности поглумиться над ней.
Поняв это, Морган всё равно взял её с собой, желая досадить ей и подвергнуть мучениям и тяготам длинного, тяжёлого пути, а также, чисто моральным издевательствам, на которые он и его люди были большие мастаки. Да и лицезрение отчаявшихся испанских женщин, гораздо более простого происхождения, не блиставших ни природной магией, ни красотой, не добавляли холодной красавице радости. Отчего её глаза периодически наполнялись слезами страдания, но она была бессильна помочь им.
Видя всё это, Эрнандо не мог не восхищаться мужеством этой женщины, но также не мог помочь ни ей, ни себе.
– Кабальеро, я вижу, что вы думаете о том же, что и я? – внезапно обратился к нему измождённый монах, который шёл немного поодаль. Я с удивлением повернулся к нему.
Ну, до кабальеро мне ещё далеко, я ещё, скорее, ховен (юноша) для этого падре. Но, видимо, падре решил подчеркнуть мою взрослость и не уподобился, как женщины, называть меня польо, то есть цыплёнком, что уже неплохо. Повернувшись к нему всем телом, я ответил.
– Здравствуйте, падре, а как вы сами очутились в этом месте, и почему вас ещё не выкупили?
– О, сколько много вопросов, кабальеро. А как вы сами оказались тут?
Еврей он, что ли, вопросом на вопрос отвечать. Да они, вроде, всех своих евреев уже выгнали, даже от выкрестов избавились. Видно, любопытство его замучило. А вот любопытство – грех, а грехи не достойны священников, и вообще…
Видя, что я молчу и не тороплюсь с ответом, падре продолжил.
– Но если вы не хотите отвечать, юноша, то не трудитесь, все мы тут невольники чести и застигнутые врасплох люди.
Что правда, то правда. Особенно я, застигнут врасплох бараном гастарбайтеров, а потом попавший в ваш мир, также врасплох. А теперь ещё надо мной и издеваются всякие моральные уроды. Взглянув на одного из пиратов, чье выразительное лицо покрывала сеть рытвин от оспы и множество мелких шрамов, я добавил про себя, – и не только моральных.
– Да нет, отчего же, – начал я высокий слог заумной речи, чьи слова сами всплывали в моём перегруженном работой мозгу, – мне нечего скрывать, кроме своих цепей.
На этой фразе взгляд падре метнулся на мои руки и ноги и, не обнаружив там пресловутых цепей, недоуменно вернулся на моё лицо.
– Это фигура речи,– пояснил я ему, – для облегчения понимания, а скрывать мне нечего. Я сын моряка, по прозвищу «Портулан», который погиб два года назад в море, а мою мать убили пираты, когда пытали. Выжил только я, и то, благодаря донье Анне, если бы не она, то я сейчас бы не шёл рядом с вами.
– Да, да, – закивал головой в ответ падре, я знаю донью Анну, она сильный целитель. Недаром она магесса первого круга, сильнее её нет никого во всём Испанском Мэйне. Остальные все находятся в Испании. Вам повезло юноша, что она оказалась здесь и спасла вас.
Действительно, мне несказанно повезло, и я до сих пор не могу отойти от выпавшего мне счастья. Прямо рыдаю от той полосы везения, в которую я попал ненароком. Счастье, вот оно, оно почти рядом, но недостижимо для меня. Ах, что же делать, что же делать – я, незаметно для себя, стал впадать в патетику. Наверное, моя старая сущность никак не могла адаптироваться в новой ипостаси. Что же, я её понимал. А вот понимал ли это падре, который пристал ко мне, как банный лист в бане.
Похоже, всё-таки понимал, судя по его озадаченному взгляду на меня.
– Видимо, вам досталось слишком много за это время, – намекнул он мне на очевидные обстоятельства, правильно поняв мою реакцию. В ответ я только тяжело вздохнул и чуть пошевелил своими ступнями, чтобы было лучше видно ещё не зажившие ожоги, пузырившееся на ногах.
– Меня пытали, но я ничего не сказал!
– Да, да, вы храбрый юноша!
– Потому что ничего и не знал, а у моей семьи нет денег, чтобы заплатить за меня выкуп.
Падре был удивлён моим словам, но, всё равно, продолжил разговор.
– А как же вам удалось выжить? Вы же уже инициированы, не так ли?
– Да! Меня спасла донья Анна. У меня в роду многие владеют морской магией или магией, связанной с морем. Я точно не знаю, отец так и не смог узнать, какие способности у меня есть. А донья Анна пообещала пиратам, что я умею читать морские карты, вот они и взяли меня с собой.
– Да, всё понятно теперь с вами, кабальеро, – задумчиво произнёс падре, внимательно, при этом, глядя на меня.
– Значит, у нас есть шанс сбежать!
– А разве нас пираты не отпустят? – наивно спросил я.
– Не думаю, это не в их интересах. Особенно, если они не получат за нас выкуп. А я так полагаю, что за вас, кабальеро, выкуп платить некому, а про меня и так никто не знает, а значит, я в равном с вами положении. Да, это положительно меняет всё дело. Но нам надо дойти до моря, а это непросто, учитывая наше подорванное здоровье и отсутствие нормальной пищи.
– Но из любой безвыходной ситуации всегда есть выход, и я собираюсь его найти, с вашей помощью.
– С удовольствием вам помогу, чем смогу, – подтвердил я своё согласие с его предложением. – Вот только я ничего не могу, от слова, совсем. Моё ядро молчит, магические способности неизвестны, а сражаться я не умею.
Падре, сощурив на меня глаза, более внимательно стал рассматривать меня.
– А вы бы хотели этому научиться?
– Шутите? Я готов рвать этих извергов зубами, рубить на куски саблей и стрелять из их же допотопных ружей.
– Допотопных?
– Да, это старьё, с помощью которого они убивают нас, можно значительно усовершенствовать, и я умею стрелять из него. Ну, не из такого, конечно, но я смогу быстро научиться.
Сказав эти слова, вырвавшиеся у меня изо рта прежде, чем я смог подумать, а стоит ли об этом говорить, я замолчал, потому что и так уже сказал много лишнего и бесполезного сейчас.
– Вы интересный юноша, – помолчав после моей тирады, сказал падре, – я бы сказал, что очень интересный. Ваш отец успел научить вас стрелять из пистолей и мушкета?
– Да, научил,– стал на ходу придумывать я. И я, даже, почти придумал, как их улучшить.
Падре снова задумался, а потом произнёс.
– Вам, несомненно, нужно учиться. Но, судя по вашему положению и обстоятельствам, у вас нет для этого никакой возможности. Вы же, наверное, знаете, что помимо весьма солидной суммы для обучения, вам необходимо ещё иметь и рекомендацию от любого почтенного семейства, члены которого могли бы поручиться за вас.
– Эмм, – издал я умное мычание, так как абсолютно не знал, что ответить на это.
Падре Антоний чуть заметно улыбнулся, заметив замешательство юноши и его полное незнание данного вопроса.
– Вас, несомненно, готовили в навигаторскую школу, либо в одну из частных морских школ, где готовят прекрасных мореходов. А если у вас есть магические способности к чтению и начертанию морских карт и портуланов, то из вас собирались сделать отличного лоцмана или шкипера. Это достойная карьера для любого молодого человека. Такие люди всегда нарасхват, за них охотно выходят замуж самые достойные девушки, в том числе, и из благородных семейств.
Я молчал и внимательно слушал падре, продолжая вместе с ним медленно передвигаться дальше. Нас никто не трогал и не мешал нашей беседе. Безоружные и слабые, мы никому были не интересны. Убежать мы не могли, напасть тоже, оттого и внимание к нам было ослаблено.
– Я предлагаю вам союз. Вы помогаете мне, а я потом помогаю вам и отправляю учиться вас в лучшую духовную академию.
– Я не хочу быть монахом, и священником тоже, – категорически отмёл я его предложение.
– Я вас и не заставляю это делать, и не собираюсь превращать вас в священнослужителя.
– Тогда зачем же, я хочу воевать, я хочу уничтожать этих пиратов, всю эту нечисть, пиратов, флибустьеров, буканьеров, корсаров и этих, как их, а… вспомнил – каперов, – показал я полную осведомлённость в общих названиях берегового братства.
– Вы думаете, что будете учить только молитвы? Вы ошибаетесь, кабальеро! Вас будут учить и риторике, и иностранным языкам, и много чему ещё, но вы поступите на один из факультетов, выпускники которого не распространяются о том, что закончили его. Помимо общих знаний, которые необходимы каждому дворянину и магу, вы получите навык обращения и с холодным и огнестрельным оружием. А также вас будут учить навигации и работе с картами. Такие люди нужны инквизиции!
– Что? Вы инквизитор? Вы случайно не Томас Торквемада? – я опять блеснул интернетовскими знаниями.
– Нет, его времена давно уже прошли, а его влияние, как и само влияние инквизиции, изрядно преувеличено нашими недругами. Чернокнижники и адепты различных богопротивных ересей не остаются в долгу перед нами и всячески преувеличивают как количество пострадавших от инквизиции, так и тех, кто пострадал невинно.
Падре вздохнул и продолжил.
– К сожалению, любому человеку свойственно ошибаться. Случаются и ошибки, мы не боги, и не претендуем на это. Наше дело – защита людей от ереси, которая обильно проникает в ряды церкви и пользуется популярностью среди простого народа, а также некоторых старых родов Британских островов и Нормандии.
– Мы, всего лишь, защищаемся, но мы ушли от разговора. Вы согласны?
Согласен ли я? А разве у меня есть выбор? Впрочем, выбор есть всегда! Но в данном случае, у меня нет выбора. Инквизиция!? А почему бы и нет! Все эти пираты давно заслужили достойной участи пылать на кострах, а то верёвка на шею – слишком слабая для них казнь. Пусть будет так!
– Я согласен, что мне надо делать?
– К сожалению, пока ничего. Мы не в силах изменить обстоятельства в свою сторону. Будем ждать удобного момента, и держаться друг друга, юноша. Это моё единственное требование.
На этом наш разговор подошёл к логическому завершению, и мы продолжили наш дальнейший путь молча, каждый думая о своём и строя планы об освобождении из плена.