Нужно было срочно поговорить с мамой. Может быть, она знает что-то об этом? Может быть, у бабушки были какие-то тайны, о которых никто не догадывался? Сердце бешено колотилось, словно пойманная в клетку птица, и каждый удар отдавался в висках пульсирующей болью. Дрожащими, словно осенние листья на ветру, пальцами я набрал ее номер… Тишина. Лишь холодное, бездушное “Абонент временно недоступен” резануло по ушам, усиливая и без того нестерпимую тревогу, сжимавшую горло стальным обручем. Ладно, может, просто связь барахлит в такую ужасную погоду. Я набрал еще раз, надеясь на чудо… Снова недоступно. Тревога начала нарастать, словно ядовитый плющ, оплетая сердце и лишая возможности дышать. А вдруг что-то случилось? Что, если они в опасности? Может, они уже… Нет, об этом даже думать было страшно. Нужно было действовать, и действовать немедленно. Попробую позвонить отцу… Снова тишина. Лишь монотонные, тоскливые гудки, словно похоронный марш, отсчитывали секунды надвигающейся беды.
Решив не гадать на кофейной гуще, а действовать, повинуясь инстинкту, я одним рывком схватил тяжелый кейс, словно это был мой единственный шанс на спасение, и, словно беглец, спасающийся от неминуемой гибели, выбежал из квартиры, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась старая, осыпающаяся штукатурка, словно оплакивающая мое бегство. Что-то внутри меня, какой-то древний, первобытный инстинкт, отчаянно кричало, что времени терять нельзя, что каждая секунда промедления может стоить жизни. Нужно было во что бы то ни стало добраться до родителей и убедиться, что с ними все в порядке, чего бы это ни стоило.