Расставание их было недолгим. К своему удивлению, учёный обнаружил таинственного агента неизвестной масти у себя на кафедре уже через пару дней. Не показывая своего удивления, он прочёл лекцию и по завершению направился к выходу из аудитории. Таинственный гость последовал за ним. Лектор, не оборачиваясь, дошёл до своего кабинета и, уже прокрутив ключ в замке на один виток, услышал за спиной, чуть поодаль от себя:
– Может, всё-таки проведёте для меня мастер-класс на открытом воздухе?
– Весьма, весьма, – сдержанно произнёс профессор, крутя ключ в обратную сторону. Потом обернулся и, оглядев гостя с ног до головы, сказал: – Я только возьму себе напиточек, – и снова стал отворять дверь. Получил улыбку одобрения и, уже войдя в помещение, спросил: – Вы как?
– Если только ноль градусов. Я подымлю, с вашего позволения.
– О боженьки, аж с моего, – ехидно, но без хамства произнёс хозяин кабинета. Он взял свою коронную фляжку, вышел, затворил дверь. Мимо шедшему аспиранту, весьма учтиво поприветствовавшему научного гуру, поручил просьбу: – Бутылку минералки и два пластиковых стакана, будь любезен, принеси в палисадник. Мы будем в беседке.
Тот одобрительно кивнул, бросил взгляд на мужчину рядом, и продолжил следовать по своему пути.
Учёный муж повёл гостя во внутренний периметр научного объединения. Придя на место, отпил вальяжно порцию своего эликсира, а потом налил в стаканы минералки. Предложил один гостю, посмотрел на часы и без вступления повёл тему:
– Мировая история богата событиями, которые ставили под угрозу не только экономическое состояние государств, но и их физическое существование. Надеяться на «конец истории» и бескризисное развитие цивилизации ещё рано.
Есть статистика поведения индекса S&P-500 (фондовый индекс акций 500 самых крупных компаний США) во время всевозможных политических и военных кризисов. Самые большие просадки индекса происходили во время глобальных потрясений США и всего мира: более 20% индекс потерял во время аннексии фашисткой Германией Чехии и Франции, более 10% – во время войны США в Корее, Арабо-Израильского конфликта 1973 года и терактов 11 сентября в США. Все остальные многочисленные мировые кризисы давали просадку по индексу менее 10%.
Знаменитый Карибский кризис начался 14 октября 1962 года, и уже на следующий день началось семидневное снижение индекса S&P-500, которое составило 6,6%. Достигнув дна просадки, индекс активно развернулся вверх и полностью восстановился за последующие девять дней, за квартал вырос на 23%, а за год – на 36%.
В 1914 году, сразу же после того, как Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии, на рынках начались панические распродажи бумаг. В ответ на это друг за другом стали закрываться торговые площадки – сначала в Европе, затем и в США. За несколько дней до начала Первой мировой закрылись все крупные мировые биржи. Но уже спустя несколько месяцев они вновь стали открываться, причём без особых потерь. В итоге к концу войны промышленный индекс Доу-Джонса, на тот момент единственный биржевой индикатор, вырос более чем на 105% по сравнению с показателями декабря 1914 года.
Доу-Джонс отражал и ход Второй мировой. В самом начале войны на американском рынке произошел бум инвестиций на фоне нейтральной позиции США. Однако в период активного захвата Германией европейских стран индекс обвалился на 25%.
По итогам Второй мировой войны Доу-Джонс вышел с приростом почти на четверть от показателей сентября 1939 года.
Хотя большинство конфликтов, локальных и мировых, происходили далеко от границ США, и их влияние на экономику Америки вызвало даже положительную динамику, однако биржевые индексы США тоже падали весьма существенно. Было такое как после атаки на Перл-Харбор, так и после теракта 11 сентября. И всё же бывало и такое, когда они падали не менее низко без войн и даже общеизвестных причин.
С началом военных действий между Россией и Украиной S&P-500 начал терять стоимость. Скатился ко дну, оттолкнулся и пошёл в рост. В итоге индекс восстановился. Однако по сей день он не смог пробить исторический максимум. Та же история и с российскими индексами. IMOEX так и не восстановил потерянное. Аналогичная ситуация вначале была и с индексом фондового рынка Казахстана.
Эхо военного конфликта сбило его курс аж на 27,2%. Зато потом он пошёл в рост и даже достиг не только довоенных значений, но и обновил исторический максимум.
Конфликт на Ближнем Востоке зеркально отразился на фондовом индексе Израиля – индекс снизился на 12,2%.
«Покупай под звуки пушек, продавай под звук трубы». Эта поговорка – прямая установка инвестору во время военных конфликтов.
После внезапного вторжения Ирака в Кувейт в 1990 году индекс Доу-Джонса упал на 6,3%, а за первые четыре недели ожидаемой операции «Буря в пустыне» в том же году вырос на 17%.
В реакциях индексов на крупные военные конфликты я выявил любопытную закономерность. Когда конфликту предшествовал период нарастания напряжённости, вместе с ним происходило снижение котировок. При этом начало активных боевых действий приводило к росту рынка. Так было не только с «Бурей в пустыне» – первой войной США с Ираком, – но и со второй Иракской войной 2003 года, а также во время войны во Вьетнаме.
Резкое начало военных действий валит котировки. Примером этому могут служить войны в Корее или нападения Ирака на Кувейт в 1990-м. Также рынок упал после нападения на Перл-Харбор.
Однако есть ещё более усугубляющее влияние на весь экономический вектор и, конечно же, особенно биржевой. Это случаи, когда над миром возносился дамоклов меч ядерного Апокалипсиса.
И такие вроде бы зажигательные шутки, как известная шутка президента Рейгана, могут привести к реализации сюжета из фильма «Терминатор».
Как-то он с утра, видимо, после бодуна, ибо в трезвом уме такое ляпнуть, ещё и президенту, это знаете ли, не признак большого ума…
– Я знаю эту шутку. Вернее, высказывание. Действительно, за такие шутки нужно по репе давать.
Они взаимно улыбнулись, и он процитировал президента США под номером 40, Рональда Рейгана, когда тот перед выступлением по радио, не зная, что он уже в эфире (а может и зная), ради шутки (по его утверждению) произнёс: «Мои соотечественники американцы, я рад сообщить вам сегодня, что подписал указ об объявлении России вне закона на вечные времена. Бомбардировка начнётся через пять минут».
– О да.
– Мне ситуация напомнила инцидент с радиоспектаклем «Война миров».
– А-а. Да, есть что-то общее. Рейган ведь был актёром. Я даже смотрел криминальный боевик с его участием.
– А фильм Кэмерона?
– Тоже тема, «Вспышка слева».
Служивый выразил мимикой удивление познаниям учёного в области узкоспециализированных команд военного спецназа при ядерном взрыве. Профессор же совершенно безэмоционально смотрел на него, и его взгляд выражал, что его внешность библиотечного сурка весьма обманчива. Подмигнув панибратски офицеру, он процитировал вступительный текст из второго «Терминатора»:
– Три миллиарда человеческих жизней оборвались 29 августа 1997 года. Выжившие в огне ядерной войны назвали её Судным днем. Но впереди их ждал новый кошмар: война против машин…
– Хм, – шмыгнул в ответ работник спецслужбы и, пытаясь скрыть иронию, поделился своим мнением: – Вся планета помнит Джона и Сару Конноров, но мало кому известны имена людей, чьи выдержка и самообладание помогли предотвратить настоящую глобальную катастрофу.
– Темой я владею отчасти, и всё же не драматизирую особо.
– Весьма зря. И девяносто пять процентов человеческих особей так же беспечны. А всё могло быть иначе.
– Вы уж простите, таково мое мнение и… – он молча уставился на собеседника.
– Весьма зря, – повторил в ответ офицер. – Поверьте, ситуация и сейчас накалена.
– О-о, в этом я не сомневаюсь. Но…
– Да что ж вы так! Уверяю вас, человечество пережило целый ряд инцидентов, которые могли закончиться его истреблением. Причём к ядерной войне могли привести как технические сбои, так и банальное разгильдяйство. И даже такой неординарный случай, такое событие, как вспышка на Солнце.
– Магнитные бури, вы хотите сказать?
– Есть желание послушать? Расскажу.
– Ну раз вы меня приглашаете на арену, то и подковать извольте уже.
Они поддержали взаимное одобрение согласия мимическими сигналами лицевых мышц.
– Карибский кризис, который уже стал банальной легендой, вас, наверное, не интересует.
– Ну а что там уже? Чёртова дюжина? Мистика?
– Хм, насчёт тринадцати дней? Вы явно оптимист. А холодная война могла обернуться горячей, то есть ядерной.
– Чёрная суббота, – с долей фатализма в голосе произнес учёный. – Так обозвали этот день.
– А-а, вы о том, как наши сбили самолёт-разведчик U-2 над Кубой?
– Современное поколение мало что об этом знает. Да и обо всём событии. И уж тем более о трагизме ситуации для человечества.
Они молчаливо обменялись многозначительными взглядами.
– Вы не против, если я закурю? – спросил военный, скорее больше из чувства такта, нежели ради самого позволения.
Учёный улыбнулся вежливо в ответ, кивнул одобрительно.
– Тогда, в 1962 году жаркого двадцатого века, бородатый Фидель хотел быть факиром с ядерным грибом, а ныне, в 2026-м, бульбаш с Белоруссии желал поджарить прибалтов тактическим ядерным. Теперь же чужеродный интеллект… – он иронично сконцентрировал взгляд на учёном, – хочет отменить полёты.
– Отменить полёты?
– Неспроста ведь было предупреждение об опасности электромагнитного импульса. Даже учебный взрыв над Атлантикой отключит электронные сигналы на сотни километров. Самолеты попадают. В смысле, упадут.
– А-а, вот где собака зарыта. Как-то я об этом не подумал. И всё же, думаю, не в этом была цель.
– В чём была цель, уже многие поняли. Но не все поняли, кто в этом котле варился.
– Что?
– Существует вполне обоснованное подозрение, – он опять создал интригу длиною в пару секунд, – что были заинтересованные лица.
– Могу узнать, в чём?
– Признаюсь, пока ещё это моя, сугубо моя версия. И… – новая молчаливая интрига длилась столько же, сколько и прежняя, – я не могу её раскрыть, пока веду следствие.
– Вы ведёте следствие?
– Кто-то же должен его вести. Чему вы удивляетесь?
Они обменялись понимающими взглядами в протокольном молчании.
– А что там было на Карибах? Может… – учёный не договорил, – может, классическая схема: комедия, трагедия, фарс?
– Вы подразумеваете повторение истории?
– Да.
– Когда сбили самолёт-разведчик U-2 над Кубой, и пилот Рудольф Андерсон погиб, у ястребов Пентагона началась истерика. Военные требовали от Кеннеди жёсткого ответа.
Он ждал ответной реплики. Собеседник же ждал продолжения.
– Будем считать, что всем повезло, – произнёс офицер более размеренно, нежели прежде, пустив вихрь густого дыма натурального табака. Последовавшая за этим ещё одна такая же процедура лучше барометра определила состояние атмосферного давления – оно было склонно к дождю, потому как дым оседал книзу. – Помимо воли властителей обеих держав, что Вашингтона, что Кремля, могла начаться Третья мировая. Армагеддон мог состояться не по их приказу и воле, а по решению отдельных командиров и должностных лиц, находившихся в стрессовой обстановке в отрыве от командования. Я склонен к такому мнению с сугубо профессиональной точки зрения. А что насчёт вашего, хотелось бы знать? На основании каких данных вы так полагаете?
– Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей осведомлённости. Не буду же я вам диктовать общеизвестные факты.
– Нет конечно. Я не в этом смысле. Конечно же вы… ну, по крайней мере часть из них должны знать. Я об инцидентах.
– Я даже очень ими интересуюсь. Подробностями. Как ни печально, но именно благодаря таким событиям мир стал безопаснее. Контроль над ядерным оружием стал качественнее. Ведь до того, как – до событий Карибской эпопеи – не было такого элемента контроля, как ядерный чемоданчик и групповое принятие решения.
– Вы интересуетесь сугубо лично, для своего интереса, или?..
– Или.
Работник спецслужбы не стал скрывать своё удивление.
– Ну что же вы так удивляетесь? Подлодка Б-59 у побережья Кубы. В ту эпоху для применения ядерного оружия достаточно было решения командира подлодки и замполита.
– Если бы меня бомбили глубинными бомбами, я тоже пошёл бы на радикальный шаг.
– Вот и у капитана 2-го ранга Савицкого такая мысль возникла. А может и попросту нервишки не выдержали.
– Так или иначе, мир должен быть рад его самообладанию, которое превозмогло, и благодаря которому решение о ядерной атаке было отвергнуто.
Время, достаточное для пары затяжек сигаретой, было знаменовано молчаливым ожиданием. Пустив на этот раз объёмную струю дыма, который походил на вихрь ядерного гриба, направленный вдоль плоскости поверхности, резидент спецслужбы продолжил:
– Был и другой не менее опасный инцидент. Слышали о событии, названном в обиходе «чёрной субботой»?
– А-а, это когда проводили испытания ядерного оружия на архипелаге Новая Земля?
– Что наши, что штатовцы проводили их в воздухе. После взрыва самолет U-2, командовал которым Чарльз Молтсби, совершил полёт к Северному полюсу. Хотели взять пробы воздуха, чтобы проверить их на радиоактивные осадки. Пробы взяли, самолёт развернули на обратный курс, и… дело было за полярным кругом, поэтому магнитный компас был практически нефункционален.
– Кое о чём осведомлён по этому инциденту. Немного в другом ракурсе, а именно по вопросу навигации. Этот вариант – аномалии магнитного полюса – предусматривали на учениях.
– Это в вашей компетенции?
– Вы знаете… Я понимаю вашу профессиональную хватку, но всё же, уж простите, ваша подозрительность немного сбивает мой настрой на компетентный диалог.
Военный, смотря пристально, чуть наклонив голову, после глубокой затяжки растянуто произнёс:
– Согласен. Возможно, это профессиональное. Наша беседа ведь не предполагает обязательств и уж тем более допроса. Поэтому простите, школа есть школа.
Учёный улыбнулся, достал из внутреннего кармана пиджака фляжку, на вид серебряную, отпил, видимо, нечто спиртное. В воздухе смешались терпкие запахи табака и дубильные нотки, присущие коньяку.
– И как же их натаскивали? Я о пилотах.
– Пилотов U-2, как вы выразились, натаскивали ориентироваться на звёзды для проверки курса. Но той ночью этот навык был бесполезен – звёзд не было видно из-за очень яркого полярного сияния.
– Насколько я помню из курса, самолёт имел секретный позывной «Леди-дракон». Как ни странно, так его и называли в обиходе.
– Детали инцидента знаете, я так понял.
– Не сказать, что очень.
– Напомню, меня интересует, чем может быть связан тот случай с нашим инцидентом.
– Почему вы считаете, что он обязательно должен быть связан? Эти случаи – просто пример. Ведь подобное было, и… ну, будем немного циниками. Пронесло ведь.
Офицер ухмыльнулся, смачно затушил окурок.
– Чем там всё закончилось? Может, и тут детали нужно изучить… – последнее он сказал с понижением голоса, как бы сам себе.
– Пилот попросил у спасательных самолётов, ждущих его у побережья Аляски, выпустить сигнальные ракеты. К своему удивлению, он их не увидел. Потом вроде заметили очень слабые всполохи. А вот передачи советских радиостанций стали принимать чётко и всё громче и громче. Он понял, в чем подвох Провидения – повернул, как говорится, не туда: вместо курса домой вошёл в советское воздушное пространство. Отмечу, это произошло через полтора часа после того, как U-2 Рудольфа Андерсона был сбит над Кубой.
– Естественно, ПВО СССР запеленговало его.
Профессор отпил ещё глоток «секретного допинга» и подытожил:
– Насколько я знаю, подняты были МиГи. А штатовцы, прослушав нашу сеть, отправили истребители F-102 на помощь Молтсби.
Служивый сделал свою коронную затяжку и с некой вальяжностью, откинув руку с сигаретой в сторону, в том же направлении выпустил дым. Учёный не нарушал паузу, ожидая продолжения рассказа. Военный же тянул паузу. Не дождавшись реплики оппонента, он, держа руку с сигаретой отстранённо, резко подался телом к учёному и, смотря пристально в лицо, спросил:
– Я интуитивно догадываюсь о вашей версии. Вы часто используете такие гандикапы?
– Гандикапы? – изумлённо спросил специалист финтех-комбинаций.
– Вы же понимаете мой интерес.
– Вы хотите проследить связь между событиями типа «чёрный лебедь» и?..
– И? Я вот и хочу выяснить. Не преднамеренно ли было организовано оно. Я не верю в официальную версию.
– И вы предполагаете наличие у меня верной версии?
– Определённо.
– Вы никак не могли знать о наличии у меня этой версии. Вы могли только предположить.
– Верно.
– Давайте тогда разберём все события, в которых вы хотите найти элементы связи с вашим вариантом. И заодно вы настроите меня на лад сотрудничества. Вы же понимаете мой интерес?
– Не совсем, – произнёс военный с толикой настороженности в голосе. – А у вас появился интерес? Или был и прежде?
– Был. Но не касался связи с вами. Я же не предполагал встречу с вами, не предугадывал происшествие, которое вы расследуете, и писал докторскую до того, как.
– И какой же у вас интерес?
– Думаю, вы не будете перехватывать тему, – ответил учёный, рассмеявшись. – Без всяких, – добавил он, явно имея в виду желание не ущемить самолюбие оппонента.
– Свою докторскую я уже написал, – с толикой сарказма парировал работник спецслужб.
Пару секунд они смотрели молча друг на друга.
– Тема о причинно-следственной связи, влияющей на?.. – он немного замялся. Могло сложиться мнение: то ли не хотел ошибиться, то ли пытался спровоцировать на откровенность. Учёный, видимо, уловил установку, и не стал отвечать в тему.
– Связи, конечно, имеют значение, и причины тоже, но…
Снова в диалоге прошла незначительная пауза.
– Как вы оцениваете опасность события? – желая, видимо, оживить диалог бодро спросил профессор.
– Инцидент, о котором мы говорили?
– Да.
– Вы о приказе Пентагона перейти на повышенный уровень боеготовности? Когда с самолётов было снято обычное вооружение и установлено ядерное?
– Да. Ведь столкновение могло быть прецедентом для начала Третьей мировой.
– Я бы так не драматизировал.
– Странно такое слышать от военного.
– Как раз военные и знают истинное состояние дел. Всё остальное – домыслы журналистов, – выразив в такой реплике отношение ко второй древнейшей профессии, особист подмигнул учёному и игриво спросил: – А знаете, почему до боя не дошло? – не дожидаясь ответа, он продолжил: – Высота подъёма МиГов ниже высоты полета U-2. Советские истребители сопровождали нарушителя, но не могли его сбить. Возможно, это помогло Молтсби лечь на новый курс, правильный, и выйти из советского воздушного пространства.
– И вот тут сработал мой эффект! – воскликнул неожиданно громко собеседник.
– Какой? – спокойно спросил военный.
– Министр обороны США пришёл в ярость, когда ему доложили об инциденте.
– Да. Говорят, он выскочил из кабинета с криком: «Президент должен немедленно объявить войну Советам!». Кеннеди, к его чести, наоборот повёл себя сдержанно и приказал приостановить дальнейшие полеты U-2. Он, в отличие от «ястребов» и вовсе шумоголовых, вовремя сообразил, что ситуация выходит из-под контроля.
Он снова знаменовал свой вопросительный взгляд паузой. Через пару секунд спросил:
– И в чём же заключается ваш метод, или эффект?
– В том, как публика оценивает событие.
Ответ был весьма неочевидный, поэтому он дал только один результат – молчаливое ожидание продолжения.
– Понимаете, публика оценивает событие не как оно есть в логике, а как его воспринимает кумир, доверенная личность.
– Всё равно не очень ясно.
– Например, вы верите своему отцу – он для вас авторитет, и, например, пойдя на нечто рискованное, скажем, полёт на самолете – ведь, согласитесь, риск есть, – вы слышите от него либо предупреждение об опасности, либо обнадёживающее пожелание. От того, насколько вы восприимчивы – ну, скажем, в младенчестве вы могли буквально верить в трагические последствия, – вы примете решение, скажем, не лететь, ибо папа сказал, что самолёты падают. Это утрированный, простой пример. Но, допустим, если Горбачёв не стращал бы долётом першингов за несколько минут до Питера, то, возможно, мы не пошли бы на радикальное сокрушение по условиям, принятым в Рейкьявике. Он же прямо заявил на вопрос «почему?»: – «А что бы вы делали, если бы к вашему виску приставили пистолет?».
– Да. Ваши студенты должны быть рады такому интересному преподавателю.
Профессор улыбнулся:
– Как в песне… интересный момент… и Ван Гог, и Матисс, и Дали курили таба-табак, употребляли абсент, и кое-что, кстати, тоже могли, – процитировал он слова из песни Ваенги.