Малая арена находится за одной из кривых построек Поселения. Это вырытая в земле яма, по форме напоминающая амфитеатр и уходящая вглубь на несколько ярусов. Незнакомые люди собираются на трибунах, болтая друг с другом и время от времени с любопытством бросая взгляды вниз, на ринг, где стоит длинный деревянный стол.
На нем лежат три предмета. Слева – воронье перо, по центру – пустая чаша, а справа – закрытая шкатулка.
Пока я спускаюсь по лестнице, незнакомые люди подбадривают меня комплиментами и добрыми пожеланиями, отчего мои щеки краснеют. Они относятся ко мне так, будто я уже стала одной из них, но как это возможно? Они все прошли через это и знают правила.
А меня не покидает чувство, будто я приступаю к игре, в которую не знаю как играть.
Анника ждет меня за столом. Между ее косами виднеется желтый шарф, а плечи прикрывает та же поношенная куртка, что и раньше. Но сегодня в ее глазах больше надежды, чем настороженности.
Я останавливаюсь перед чашей, а затем смотрю на перо и закрытую шкатулку.
– Не переживай, – говорит она. – Это простое испытание, которое позволит определить, что легче поддается твоему разуму.
Я бросаю взгляд на собравшихся:
– Если все так просто, то зачем они собрались здесь?
– Я же говорила тебе, что у нас давно не было новеньких. – Анника прослеживает за моим взглядом. – И ты всех заинтересовала.
На краю арены появляется несколько знакомых лиц. Глаза Тео и Шуры горят от возбуждения. Ахмет и Ен кивнули мне и помахали рукой, выражая свою поддержку. Рядом с ними оказался и Гил. Он скрестил руки на груди, насупил брови и смотрел на плавающие фонари, словно желал оказаться в каком-нибудь другом месте.
– Судя по всему, не всех, – бормочу я себе под нос и снова перевожу взгляд на стол.
Анника сцепляет руки.
– Большинство живущих в Поселении делятся на три категории: заклинатели, укрыватели и инженеры. Заклинатели используют свой разум для поиска сил. Они могут призывать элементы и заставлять объекты передвигаться. А при должном количестве тренировок прекрасно сражаются в бою. Укрыватели одарены способностью создавать иллюзии. Они могут изменять свою внешность и становиться невидимыми даже для Колонистов. А инженеры прекрасно умеют изменять этот мир. Они – наши изобретатели, строители, и, возможно, именно благодаря им мы сможем победить в этой войне. – Она опускает подбородок, а ее глаза блестят. – Готова узнать, на что способно твое сознание?
Я обвожу взглядом каждый предмет:
– Что мне нужно сделать?
– Подними перо. Покажи спрятанный в чаше предмет. Открой шкатулку. – Анника внимательно смотрит на меня. – И сделать это необходимо только силой разума.
Я морщусь:
– Я должна сделать все?
– Мы не ждем от тебя невозможного и не предъявляем к тебе завышенных требований, – спокойно объясняет Анника. – Мы просто хотим, чтобы ты попробовала. Любой отклик, пусть и незначительный, будет показателен. – В уголках ее глаз появляются морщинки. Признаки возраста, которого мне уже никогда не достигнуть. – Но помни, даже если твой разум сейчас проявит только одну способность, это не означает, что ты не сможешь развить другие. Это лишь отправная точка, а мы в дальнейшем поможем тебе раскрыть весь твой потенциал.
Я смотрю на каждый предмет, пытаясь понять, тянет ли меня к какому-то из них сильнее, чем к другим. Но ничего не ощущаю. На кончиках моих пальцев не появляется аура света или магической энергии. У меня не учащается пульс, а по телу не расползаются мурашки. Я не ощущаю себя способной на что-либо вообще.
Прекрасно понимая, что все собравшиеся на арене наблюдают за мной, чтобы узнать, удастся ли мне оправдать звание Героя, я невольно съеживаюсь.
«Перестань сомневаться в себе и сделай уже что-нибудь. Хоть что-то!» – возмущается мой разум.
Я встаю перед пером и пытаюсь отбросить все сомнения. Делая размеренные вдохи, я сосредоточиваюсь на его форме и ничтожном весе. Оперение переливается радужными красками, как масло на свету, но само перо не двигается.
Оно остается лежать на деревянном столе, словно прибитое.
Нахмурившись, я пробую воздействовать на него еще раз. И еще. И еще.
Я поднимаю глаза на Аннику и по ее взгляду понимаю, что она еще не поставила на мне крест.
Сделав глубокий вдох, я переступаю вправо и поднимаю дрожащую руку над чашей. Затем вожу рукой из стороны в сторону, пытаясь приподнять завесу, но ничего не проявляется. Я прочищаю горло и повторяю движение еще несколько раз.
– Что-то уже должно было случиться? – В моем голосе слышится мольба.
Анника хмурится, но ободряюще кивает мне:
– Попытайся еще раз, Нами. Сосредоточься.
Я старательно концентрируюсь на скрывающей ее содержимое вуали, представляя, что поднимаю ее, словно одеяло, чтобы заглянуть под нее. Но слишком сильно взмахиваю рукой и невольно задеваю край чаши, отчего та покатилась по столу.
– Простите! – восклицаю я, инстинктивно бросаясь к столу.
Но из-за переживаний мои ладони вспотели, поэтому чаша выскальзывает у меня из рук и падает на посыпанный гравием пол и разлетается на куски. Из-под вуали выкатывается яблоко и останавливается у моих ног.
Переволновавшись из-за случившегося, я поворачиваюсь к толпе и тут же понимаю, что мне не стоило этого делать. И внезапно все мои органы чувств включаются. Уши заполняют приглушенные голоса зрителей, которые отдаются в голове эхом с громкостью стрекота цикад. Глаза режет разочарование на их лицах.
Я не та, кого они ожидали увидеть.
Гил сурово смотрит на меня с края арены. Непонятно, то ли он раздражен, что я доказываю свою бесполезность, то ли злится, что затягиваю эту проверку.
Я перемещаюсь к запертой шкатулке и упрямо сжимаю кулаки. Мысли несутся, словно разноцветные вихри, за которые невозможно ухватиться. «Это еще не конец. Попробуй еще раз», – уговариваю себя я.
Закрыв глаза, я вспоминаю, как выталкивала осколок из ноги. Как воздействовала на реальность.
Представляю, как поворачивается ключ и как в ответ щелкает замок. «Сделай это реальным, – призываю я. – Сделай так, чтобы это сработало».
Я открываю глаза. Но шкатулка стоит на том же месте, а крышка закрыта. И заперта.
– Я не могу ничего сделать, – смиренно признаюсь я.
По толпе пробегают шепотки. Несколько людей встают со своих мест и поднимаются по лестнице, понимая, что представление окончено. Но некоторые продолжают сидеть. Думаю, этим они хотят меня поддержать, но мне становится только хуже.
Анника проводит рукой над осколками чаши, и они поднимаются в воздух, подплывают ко мне, а затем опускаются на стол. Еще одно движение руки, и осколки соединяются, пока не остается ни одной трещинки.
Чувствуя, как горят уши, я поднимаю яблоко и кладу его обратно в чашу.
– Нечасто встречаются люди, которые совершенно не могут контролировать свое сознание, – спокойно признается Анника, разрушая повисшую тишину. Взгляд ее янтарных глаз встречается с моим. – Возможно, тебе стоит задать себе самой вопрос: «А хочешь ли ты этого?»
Я перевожу взгляд на стол.
– Как я могу этого хотеть? – охрипшим от переизбытка эмоций голосом спрашиваю я. – Меня вообще не должно быть здесь. Я должна быть жива.
Анника обходит стол и кладет руку мне на плечо.
– Смерть принять трудно, даже когда мы считаем, что по ту сторону нас ждет рай. Но, попав сюда, ты очутилась на поле битвы. – Она улыбается. – Так что неудивительно, что ты растерялась.
– Я провалила ваше испытание, – с грустью отмечаю я.
– Но это не означает, что ты не можешь попытаться еще раз.
К нам подходят Ахмет, за ним Тео и Шура. Взъерошенные волосы Ахмета аккуратно причесаны, но взгляд такой усталый, будто он давно не отдыхал.
– Тебе просто нужна небольшая помощь. И немного времени.
– Верно, – соглашается Шура. Ее розовые волосы собраны в неряшливый пучок. – Но ты хотя бы смогла сдвинуть чашу. Было бы намного неудачнее, если бы вообще ничего не смогла сделать… что? Почему вы так на меня смотрите? – Она хмурится и смотрит в широко раскрытые глаза Тео.
Я вздыхаю:
– Я задела чашу рукой. Так что это не считается.
Шура бормочет извинения и закрывает рот рукой.
– Не переживай. Мы не бросим тебя, – говорит Тео. – Теперь ты одна из нас.
Анника кивает.
– Он прав. Сопротивление будет ждать столько, сколько нужно.
Мои плечи опускаются. Под их взглядами я не могу избавиться от ощущения, что они видят перед собой кого-то другого. Того, кого не существует. Кого-то сильного и способного сражаться, когда придет время.
Но я не хочу сражаться. И если появление способностей означает, что мне придется учавствовать в войне, то, возможно, не так уж и плохо, что я провалила испытание Анники.
Я сжимаю губы, опасаясь, что, если признаюсь в своем страхе, он совершенно выйдет из-под контроля.
– Знаешь, ты могла бы попрактиковаться с привычными тебе вещами, – предлагает Шура, а ее серые глаза устремляются к Аннике. – Мама научилась контролировать свое сознание, выращивая цветы.
– А я – пока пытался зажечь свечу, – говорит Тео. – Мы можем принести коробку с разными вещами к тебе в комнату и поискать там что-нибудь подходящее.
– Если вы и дальше будете ходить вокруг нее на цыпочках, она ничему не научится, – резко обрывает его Гил.
Я поднимаю глаза. Гил стоит рядом с Ахметом, его шоколадные волосы зачесаны набок, а руки спрятаны в карманах. Наши взгляды встречаются, и у меня по шее расползаются мурашки.
Тео скрещивает руки на груди:
– И что ты предлагаешь? Бросить ее в колодец, где она будет биться, пока не сдастся?
Гил пожимает плечами:
– Ты удивишься, как быстро люди постигают новое, когда им не оставляют выбора. – Он замолкает на мгновение. – Но, думаю, ее можно слегка похвалить. Уверен, внутри ее идет борьба.
Мои щеки краснеют. Это не комплимент, а способ назвать меня трусихой. И, наверное, в этом есть и моя вина, с учетом того, что я ему наговорила.
– Если ты хочешь помочь с ее обучением, мы будем только рады, – предлагает Анника, сверля его взглядом.
Но Гила это не пронимает.
– Возможно, в другой раз. Я ухожу. – Он поворачивается к Ахмету. – Решил перед отъездом узнать, не нужно ли тебе что-то.
– Уходишь? – навострив уши, переспрашиваю я.
Он произнес это так небрежно, словно собрался сходить в магазин за молоком. Словно выход за пределы Поселения не несет никакой опасности.
Наверное, став бойцом, меньше боишься сражений.
Или война просто притупляет страх.
– Покопаться в мусоре. Поискать материалы, – говорит он, равнодушно взирая на меня.
– А ты не можешь создать их? – Я оглядываюсь на разномастные дома. – Разве вы не так построили Поселение?
– Мы еще не разобрались, как создавать что-то из воздуха, – спокойно объясняет Ахмет. – Но некоторые из нас умеют изменять предметы.
Он протягивает руку к перышку, оно вздрагивает, а затем распадается на крошечные частички. Они искривляются и скручиваются, пока передо мной не оказывается совершенно другой предмет.
Это кинжал.
Если Ахмет с такой легкостью может создать оружие, то на что способны Колонисты?
Я медленно протягиваю руку и обхватываю пальцами рукоятку. Удивительно, насколько естественно она ощущается в моей ладони. Будто ей там самое место. Я наклоняю серебристое лезвие вбок и ловлю в нем свое отражение. Темные глаза наполнены печалью от осознания, что мне предстоит стать убийцей.
Я вздрагиваю.
– Он еще не закончен. – Ахмет подходит ко мне и, протянув руку, прижимает большой палец к лезвию. – Видишь? Он тупой. Потому что сложно учитывать при создании такие мелочи. Они отнимают слишком много сил. – Он поворачивается к Гилу: – Я буду рад всему, что ты найдешь. Но, прошу, будь осторожнее.
– Я всегда осторожен, – отвечает Гил и, кивнув на прощание, шагает к лестнице арены.
Ахмет кладет тупой нож на стол, я же начинаю теребить рукав, вспоминая, как Тео стоял посреди красной пустыни, дожидаясь, пока к нему приблизятся вражеские летуны. Он казался воплощением необузданной силы. Но как бы я ни старалась, у меня не получается представить себя в подобной роли. Я не боец. Я не хочу никому причинять боль.
Но при этом не хочу, чтобы кто-то причинил боль мне.
Возможно, этот мир не казался бы мне таким пугающим, если бы я знала, как защитить себя.
Я перевожу взгляд с Ахмета на остальных:
– А у вас хватит оружия, чтобы остановить Колонистов?
– Его хватит, чтобы замедлить их, – уточняет он. – Но только при правильной подготовке. Колонисты более живучи, чем люди. Они прекрасно владеют собственным сознанием, что делает их гораздо сильнее нас. Но если не дать им отпор, придется убегать, чтобы не попасть в плен.
Я вспоминаю город, который видела на голограмме – замысловатые конструкции, созданные единственной королевой. Может, мне не стоит делиться своими сомнениями, но и сдерживаться я больше не могу. Мне страшно, и я хочу, чтобы кто-нибудь заверил меня, что все наладится. Что все будет хорошо. Что будущее не так мрачно, как мне представляется.
– Как мы сможем победить того, кто освоил этот мир лучше нас?
Вздохнув, Ахмет кладет руку на кинжал и превращает его обратно в воронье перо.
– У каждого есть слабое место. Даже у Офелии. – Его взгляд скользит ко мне, а затем он кивает, словно подтверждая, что это будет нелегко. – Когда-нибудь мы отыщем его и обратим против королевы.
– А до тех пор будем тренироваться, – говорит Анника. – Чтобы быть уверенными, что сегодня мы сильнее, чем были вчера.
– И не переживай насчет испытания, – добавляет Тео. – Я видел, как ты исцелила себя, а значит, со временем научишься владеть своим разумом.
Я смотрю на воронье перо, чашу и запертую шкатулку. Он пытается приободрить меня. Поднять мне настроение.
Вот только я не уверена, что хуже: не иметь силу вообще или когда-нибудь обрести ее.