– Сюрприз! – прошептал Майк, когда во второй половине дня понедельника проскользнул в актовый зал и уселся рядом с Ханной. – Я принес нам суши из Tokyo Boy![31]
Он открыл большой пластиковый контейнер, набитый суши и роллами.
– Как ты догадался? – воскликнула Ханна, хватаясь за палочки. В обед она снова голодала, поскольку считала несъедобным все, что подают в школьном кафе. Живот яростно урчал в знак протеста.
– Я всегда знаю, чего ты хочешь, – поддразнил Майк, откидывая с глаз прядь черных волос.
Они тихонько потрошили суши под завывания десятиклассницы, репетировавшей на сцене песню из «Вестсайдской истории». Самостоятельные занятия обычно проходили в аудитории в старейшем крыле школы, но на прошлой неделе там протек потолок, поэтому всех перевели в актовый зал, где, на беду, проходила репетиция хора девочек. Но разве можно выполнять домашние задания под аккомпанемент столь ужасающего пения?
Несмотря ни на что, актовый зал оставался одним из любимых мест Ханны в школе. Богатый спонсор сделал щедрые денежные вливания, и теперь этот зал не уступал самому навороченному театру на Бродвее – сиденья, обитые плюшевым бархатом; высокие потолки, украшенные лепниной; а освещение сцены волшебный образом избавляло пухлых хористок от лишних килограммов. В те времена, когда Ханна дружила с Моной Вондервол, они вдвоем обычно пробиралась на сцену после уроков и кривлялись, представляя себя знаменитыми актрисами мюзиклов, удостоенных премии «Тони»[32]. Разумеется, эта идиллия продолжалась, пока Мона не тронулась умом и не попыталась сбить ее машиной.
Майк подцепил калифорнийский ролл и запихнул его в рот целиком.
– Ну, и когда твой большой дебют на телевидении?
Ханна недоуменно уставилась на него.
– Хм?
– В рекламном ролике твоего отца? – напомнил Майк, продолжая жевать.
– Ах, это. – Ханна съела кусочек васаби, и у нее заслезились глаза. – Я уверена, что мои слова тотчас вырезали.
– Не может быть. Ты выглядела супер.
На сцене группа девочек теперь разучивала гармонию. Это было настоящим испытанием для ушей – казалось, воет банда кошек.
– Ролик будет исключительно о моем отце, Изабель и Кейт, – пробормотала Ханна. – Именно этого хочет отец. Показать свою идеальную нуклеарную[33] семью.
Майк смахнул со щеки рисовое зернышко.
– На самом деле он этого не говорил.
Его оптимизм начинал действовать ей на нервы. Сколько раз она рассказывала Майку о своих проблемах с отцом? И сколько раз она видела, как он любезничает с Кейт? Вот в чем беда с парнями: порой у них эмоциональное восприятие на уровне блохи.
Ханна глубоко вздохнула и уставилась на головы сидевших впереди школьников.
– Пробиться в рекламу я смогу, только полагаясь на собственные силы. Может, мне все-таки следует позвонить тому фотографу.
Майк уронил палочки на колени.
– Этому позеру, что пускал на тебя слюни во время съемок? Ты серьезно?
– Его зовут Патрик Лейк, – натянуто произнесла Ханна. Патрик сказал, что она потрясающе смотрится в кадре, а вдобавок облил грязью Кейт, да еще в ее присутствии. Эта часть Ханне понравилась больше всего.
– С чего ты взял, что он позер? – спросила она через мгновение. – Он вел себя очень профессионально. Предложил сфотографировать меня и свести с модельным агентством. – Во время обеда она погуглила Патрика на своем iPhone, посмотрела его фотоработы на Flickr[34] и прошлась по ссылкам на Facebook. На своем сайте Патрик упоминал о том, что делал фотографии для нескольких журналов в Мэйн-Лайн и приложения «Мода и стиль» к воскресной газете Philadelphia Sentinel. К тому же он был тезкой Патрика Демаршелье, любимого модного фотографа Ханны.
– По мне, так он, скорее, профессиональный потаскун. И не собирается он делать из тебя модель, Ханна. Просто хочет развлечься с тобой.
У Ханны отвисла челюсть.
– Ты думаешь, у меня кишка тонка подписать контракт с модельным агентством?
– Я этого не говорил.
– Еще как говорил. – Ханна отвернулась от Майка, чувствуя прилив гнева. – Значит, любой, кто приближается ко мне, просто хочет со мной переспать, так тебя понимать? Я недостаточно хороша для серьезных отношений?
Майк закрыл глаза, как будто его одолел внезапный приступ мигрени.
– Ты сама-то себя слышишь? Только красивые девушки привлекают внимание – и это ты. Будь ты собакой, он бы не побежал за тобой. Но этот чувак противный. Он напомнил мне того фрика-художника, который запал на Арию во время нашей поездки в Исландию.
Ханна напряглась, сразу догадавшись, кого имеет в виду Майк. Тот парень подсел к ним в баре в Рейкьявике и назвал Арию своей новой музой.
– Дай-ка я напишу Арии, – продолжил Майк, доставая из кармана телефон. – Держу пари, она тебе скажет то же самое.
Ханна перехватила его руку.
– Ты не будешь обсуждать это со своей сестрой, – выпалила она. – Мы с ней больше не подруги, понятно?
Майк опустил телефон, ничуть не смутившись.
– Я уже догадался, Ханна, – спокойно произнес он. – Просто не думал, что тебе понадобится столько времени, чтобы признаться в этом.
Ханна сглотнула, удивленная до глубины души. Она-то решила, что он ничего не заметил. Наверное, ему хотелось знать, почему Ханна и Ария перестали общаться, но этого она не могла ему сказать.
Ханна вдруг поймала себя на том, что больше не может находиться рядом с ним. Она встала и схватила с пола свою сумку. Майк тронул ее за локоть.
– Ты куда?
– В туалет, – с вызовом произнесла Ханна. – Это мне позволяется?
Его взгляд стал холодным.
– Ты собираешься звонить фотографу, да?
– Может быть. – Она перекинула через плечо гриву рыжих волос.
– Ханна, не надо.
– Не указывай, что мне делать.
Майк неловко комкал в руках пакет из закусочной Tokyo Boy.
– Если ты это сделаешь, ноги моей больше не будет на мероприятиях избирательной кампании твоего отца.
Ханна не верила своим ушам. Майк никогда не ставил перед ней ультиматумов. Все это время, что они встречались, он относился к ней как к королеве. И вот теперь, похоже, кто-то забыл свое место.
– В таком случае… – Ханна выскользнула в проход между рядами кресел. – Как насчет того, чтобы забыть обо всем, что между нами было?
Губы Майка дрогнули. Очевидно, он все-таки блефовал. Но, прежде чем он успел возразить, Ханна уже скрылась за дверью.
Она прошествовала мимо офиса администрации, кабинета медсестры, привилегированного кофе-бара «Стим», где в это время суток всегда пахло жжеными кофейными зернами, и, наконец, остановилась перед распашными дверями школьной столовой. Она нырнула в небольшой закуток, откуда можно было сделать звонок с мобильника незаметно для учителей. Ханна достала из сумочки телефон и набрала номер Патрика.
Телефон прозвонил три раза, прежде чем ответил сонный голос.
– Патрик? – Ханна постаралась выдержать деловой тон. – Это Ханна Марин. Мы встречались на съемках у моего отца в субботу.
– Ханна! – Патрик заметно оживился. – Я так рад, что ты позвонила!
Не прошло и минуты, как они обо всем договорились: Ханна встретится с Патриком в Филадельфии завтра после школы, и он сделает несколько пробных снимков для своего портфолио. Он разговаривал с ней в высшей степени уважительно, без малейшего намека на флирт. Когда они закончили беседу, Ханна зажала трубку между ладонями, чувствуя, как сильно колотится сердце. Так тебе, Майк! Патрик никакой не потаскун. Он собирается сделать Ханну звездой.
Бросив телефон обратно в сумку, она увидела, как в углу мелькнула тень. В стеклянных дверях столовой появилось отражение светловолосой девушки. Эли.
Ханна резко обернулась, почти ожидая увидеть Эли у шкафчика позади нее, но это оказался всего лишь плакат на стене со школьной фотографией Эли в седьмом классе. Рядом размещались более мелкие снимки Дженны Кавано и Йена Томаса и увеличенное фото настоящей Эли после ее возвращения в роли мертвой сестры-близнеца. Одна зажженная спичка решила все, гласил заголовок под фотографиями. Ниже шли подробности телепрограммы «Милая убийца».
Невероятно. Даже родная школа поддалась ажиотажу. Ханна сорвала со стены плакат и смяла его в руках.
Знакомый дразнящий голос с Ямайки вдруг эхом прозвучал в ушах: У меня такое чувство, девчонки, будто я знаю вас целую вечность. Но ведь это невозможно, верно? А следом прокатился зловещий смешок.
– Нет, – прошептала Ханна, пытаясь стряхнуть наваждение. Она давно не слышала этот голос – во всяком случае, он перестал ее тревожить вскоре после возвращения из поездки. Она не могла позволить этому голосу – или чувству вины – снова вторгнуться в ее разум.
Три девушки в теплых куртках North Face и уггах зашли в столовую. По коридору спешила учительница английского с охапкой книг. Ханна рвала фотографию Эли, пока та не превратилась в тысячу клочков. Она с удовлетворением отправила их в мусорную корзину и отряхнула руки. Все. Этой Эли больше нет.
Как нет и настоящей Эли. В чем Ханна нисколько не сомневалась.