«Жизнь все расставит на свои места», – говорила тебе мама. А ты каждый вечер рыдала в подушку. Ты кусала ее и издавала странный звук, смесь гудка и воя. Подушка не давала ему стать громким, возвращая внутренностям истошный вопль. Он растворялся где-то в желудке, и становилось чуть легче. На наволочке оставался мокрый овал. Я почему-то запомнила твой способ бороться с болью, и в жизни, к сожалению, он мне пригодился.
Тебя бросил Петя. Шесть недель гладил по голове, называл «моя девочка» и дарил шоколадки, а потом ушел к раскрашенной кукле из сказки. К дуре этой, на Белоснежку похожей. Тогда мы ненавидели всех брюнеток.
Если б не Петька, а Васька или Савка ушел от тебя, было бы не плохо, а неприятно, ты уверяла. А Петька как кусок сердца, ты уверяла. Только с ним тебе было всегда весело, всегда интересно, всегда! В жизни так только раз бывает, ты уверяла. А я верила, представляешь? Даже о такой же любви мечтала. Чтоб никак от нее не избавиться. «Дура, иди домашнее задание лучше сделай!» – говорила мама. А ты отвечала, что не можешь. Она хлестала тебя мокрым полотенцем, улыбалась и обзывала дурой. Ты начинала отбиваться, немного ее ненавидеть, и становилось легче.
Когда на работе меня обвинили в краже платков, я пришла к твоей маме и попросила и меня отхлестать. Она, конечно, с удовольствием, но ненавидеть ее, даже немного, мне не удавалось. Поэтому больше я ни о чем таком не просила.
Ты печально смотрела из-за угла, до сих пор помню ваш обшарпанный деревянный кухонный угол с красной обшивкой. Я часто жалела тебя, но тогда впервые мне вдруг стал противен этот твой грустный, равнодушный к моему горю взгляд, эгоистичный взгляд страдалицы из любви к страданию.
Даже в тот вечер ты заставила меня выслушать какую-то нелепую историю о том, как ты столкнулась с ним в булочной. Я ненавидела Петьку. Казалось, ненавидела так же сильно, как тебе казалось, ты его любила. Теперь-то, конечно, нам не восемнадцать лет…
– Ну ты разошлась! Чаю подлить?
– Ну а как же? Вот эти твои слова: «А когда-то ведь я по нему с ума сходила»… Ты не сходила с ума, ты просрала наши лучшие годы, точнее год, тот самый год! Когда надо было целоваться и улыбаться так, чтобы мышцы лица уставали.
– Не преувеличивай!
– Я? Кто за этим Петькой несчастным следил и встречи подстраивал? А по вечерам кусала подушку и дралась с мамой я? Кто не ел и гулять со мной не ходил, даже когда мне хотелось-хотелось? Кто был способен радоваться не больше часа, а потом видел какую-нибудь нелепицу, вроде цветов, которые он тебе как-то подарил, – а ромашки в деревне летом немудрено увидеть – или прическу такую же у другого парня, и выпадал? Все, уходил от меня прочь? Подруг осталось у тебя только две, а ведь ты была самая популярная на первом курсе! Только я и Анька могли любить тебя, несмотря на этот постоянный треп о Пете, его глазах и невероятном шарме. Аня была тоже невзаимно влюблена, вам было что обсудить, а я просто люблю тебя.
– Не повезло.
– Ну ладно, зато тебе повезло! – женщина расхохоталась.
Подруге смех не понравился. Две женщины сидели на кухне в огромном загородном доме.
– Не говори, а что могла натворить тогда… Я, когда дверь открыла, сразу не узнала. Сантехника ждала, а не несчастную любовь всей жизни. Его на кухню отвела, кран показала, и тут меня пронзило. Взгляд, знаешь, у него все тот же. Я не поверила! И первая мысль, представляешь: надо будет тебе позвонить и рассказать. Он выглядит уже стариком, а ведь наш ровесник. Половина зубов – золотые, другой половины нет. И сижу вот на твоем месте, смотрю на него и думаю: а что бы было, если б он меня не бросил? Жили бы мы сейчас в этом красивом доме или я была бы женой сантехника?
– Прямо риторика Мишель Обамы[9]. Старое желание не вспыхнуло, значит?
– Тогда за одно прикосновение готова была жизнь отдать, теперь приближаться-то не захотелось.
– Он тебя узнал?
– Не думаю…
– Расстроилась?
– Обрадовалась!
– Права была твоя мама.