Так вышло – в полном соответствии с желанием Ильи, – что впервые порог его дома Лариса переступила только после свадьбы. В тот момент она не сомневалась: Илюша просто хотел сделать своей невесте сюрприз, потому и встречались они «на стороне» – в небольшой, но со вкусом обставленной квартирке в Бибирево, которую он называл «служебной». Пояснил ей сразу: жилье предназначено для иногородних партнеров, приезжающих в столицу по делам его фирмы. Вместо отеля… Что ж… Почему бы и не сделать вид, что веришь будущему мужу на слово? На самом деле Лариса не сомневалась, что бибиревская берлога предназначена изначально для тех самых целей, в которых он ее использовал. На здоровье! Ведь и она до встречи с Илюшей ангелом совсем даже не была!
Что же касается сюрприза, он удался вполне. Хотя на самом деле правда стала явной куда позднее, чем в ночь после свадьбы – весьма скромной, исключительно для «своих», хотя и проходившей в роскошном ресторане закрытого клуба, членом которого был Стулов.
Лариса, выросшая в хрущевке-«малолитражке», давно привыкшая обходиться своей не самой завидной зарплатой плюс пенсией матери, отношения с которой у нее едва ли не с детства были натянутыми, почему-то не сомневалась: слухи о роскоши, в которой якобы проживают «новые русские», сильно преувеличены. Русский народ всегда любил слагать о состоятельных, знатных и знаменитых людях всевозможные легенды. И первое чувство, охватившее ее после того, как она переступила порог своего нового жилища, было шоком. Все оказалось чистой правдой!
Вот же он – прямо перед глазами, огромный, наверное, не меньше шестидесяти квадратных метров холл. Описания подобных помещений она раз сто читала в дешевых современных детективах в мягких обложках, которыми изредка отвлекалась от жизни, посмеиваясь про себя фантазии авторов. И все – реально: здоровенный (барана можно зажарить!) камин с позолоченной решеткой, совершенно настоящий. Синее ковровое покрытие, тоже синие, выкрашенные в тон ему стены, бар в дальнем углу, несколько белых с золотом дверей, белоснежная кожаная мебель и легкие, натурального шелка гардины, отделяющие холл от лоджии. И сияющее неподдельным счастьем от ее изумления лицо мужа… Мужа! Владельца всей этой роскоши! Неужели и она теперь тоже владеет этим всем, она, выросшая среди принципиальной убогости?
Ларису вырастила мать, как говорится, «в одни руки». Ирина Ивановна была убежденной коммунисткой, помешанной на «честности» и «принципиальности» – как понимала их сама. Отца девочка не помнила совершенно, а все ее попытки выяснить у матери, кем он был и куда делся, натыкались на ледяной взгляд Ирины Ивановны и крепко сжатые в ниточку губы: «Никогда не спрашивай меня об этом негодяе. Надеюсь, ты не унаследовала от него ничего, помимо внешности!» И весь сказ. Уже будучи взрослой, Лара у дальней родни все-таки выспросила все, что ее интересовало. История оказалась куда менее интересной, чем она думала. Никаких трагедий, если не считать того, что примерно через полтора года совместной жизни Ирина Ивановна выяснила, что ее муж, заведующий складом на каком-то заводе, проворовался.
Что именно он там нахимичил, родня точно не знала, но вроде бы поймали его на чем-то, связанном с цветными металлами. Лариса хорошо представляла реакцию ее «принципиально честной» матери. Даже если бы суд не принял решения о конфискации имущества проштрафившегося отца, мать все равно продала бы все подчистую, чтобы отдать долг государству. Далее, разумеется, последовал развод, оформленный, когда отец уже находился в заключении, получив пятнадцать полновесных лет, поскольку хищение было признано особо крупным. И после продажи того немногого, что еще было, – переезд в убогую «малолитражку». И вся их с матерью дальнейшая жизнь под лозунгом «Бедно, зато честно!».
Новые времена, наступившие в России, мать ненавидела, «новых русских» всех поголовно считала спекулянтами и бандитами. Она и на Лариной свадьбе просидела, сжав по обыкновению губы и не глядя на зятя, которым посмела ее оскорбить дочь, все-таки удавшаяся, несмотря на правильное воспитание, в своего папашу, сгинувшего давным-давно где-то на просторах Севера. Да, даже столь счастливый день мать ухитрилась ей испортить своей кислой физиономией!
Впрочем, Лариса, едва попав в свой новый дом, забыла об этом сразу и надолго, не веря своим глазам и бешено колотившемуся от счастья сердцу. В это мгновение она убедила себя, что действительно любит Стулова и заранее – его дочь, брошенную матерью, которую пока ни разу не видела, и даже няню Велену, о которой только слышала. С Веленой она познакомилась сразу – ровно через пять шагов, которые успела в своем потрясении сделать в сторону камина. Почему-то ей это запомнилось – насчет пяти шагов, хотя помнить подобные детали глупо.
Одна из множества бело-золотых дверей, выходивших в холл, абсолютно бесшумно распахнулась, и навстречу Ларисе шагнула Велена. Странно, но по рассказам Ильи ей представлялось, что няня девочки – старушка. Улыбчивая, полненькая, добрая, чуть ли не в белом платочке, который не снимает даже по ночам. И когда услышала мужнино: «Привет, Велена, я думал, ты давно спишь. Знакомься – моя жена!..», поначалу решила, что ослышалась. И даже оглянулась в надежде обнаружить где-нибудь за собственной спиной представлявшуюся ей старушку.
Никакой бабушки в платочке рядом не оказалось. Напротив Ларисы стояла женщина не старше тридцати с небольшим, высокая, довольно стройная брюнетка с темными глазами, усталым, но приятным лицом, напрочь лишенным косметики. Поначалу вообще-то она рассмотрела ее не очень хорошо, поскольку свет в холле был неярким, горели только бра на стенах, мягко рассеивающие полумрак. Но и при таком освещении Ларисе показалось, что глаза у Велены заплаканные. Впрочем, голос, каким она поприветствовала молодых, звучал тепло и бодро:
– Добро пожаловать, поздравляю вас! – Велена улыбнулась яркими пухлыми губами, какие бывают только у брюнеток, и подошла поближе. – Я так рада, что у Мариши будет еще один близкий человек… Она в этом очень нуждается!
И хотя Лара тогда еще и думать не думала, что Велене предстоит сыграть в ее жизни хоть какую-то роль, не то что роль существенную, отчего-то при этих словах и при виде ее миловидного лица она ощутила в душе неприятный холодок. Всего на мгновение – как мороз по коже пробежал и исчез…
О своем первом впечатлении от Маришиной няни она забудет очень скоро. Куда скорее, чем следовало бы. Ведь почти сразу у нее появится масса оснований испытывать благодарность к женщине, взявшей на себя не только заботы о девочке, оказавшейся очень тяжелым ребенком, но и основную часть хлопот по огромному дому, с которым Лариса в одиночестве не справилась бы ни за что – несмотря на еще двух приходящих работниц: кухарку и уборщицу. Или, как называли ее здесь, «горничную». Ну а затертую до дыр истину о том, что человек очень быстро привыкает к «хорошему», Ларисе предстояло узнать теперь на собственном опыте: привыкает, правда, не то слово. Лучше и точнее сказать – начинает воспринимать как должное, а в итоге и вовсе перестает замечать – чаще всего до поры до времени. Пока не произойдет нечто, влекущее за собой угрозу это «хорошее» потерять раз и навсегда, возвратившись в прошлое, которое давно уже считаешь чем-то из области мрачных кошмаров, имеющих обыкновение мучить тебя во сне.
Если кто и был счастлив за Лару так же, как она сама, – так это, конечно, Катя. Верная и преданная Екатерина, оказавшаяся действительно и верной, и преданной! Напрочь разбивавшая одним своим существованием ходульное представление о непрочности женской дружбы.
Когда спустя примерно неделю после свадьбы Катька приехала к Ларисе в гости и та повела ее по Стуловской квартире, которую уже начала понемногу осознавать и своей тоже, на лице подружки, к слову сказать, абсолютно не умевшей лгать и притворяться, сияло выражение подлинной радости и даже счастья за «любимую Ларочку». Омрачилось которое какой-то явно тревожной мыслью только после визита в детскую.
Собственно, детская состояла из двух комнат: игровой и спальни, в которой вместе с Маришей ночевала и Велена. Когда подруги, вежливо постучавшись, вошли в игровую, они застали там вполне идиллическую картину: Велена с девочкой сидели вдвоем в одном кресле, на коленях у няни была открыта большая яркая книжка с картинками, которую она читала своей воспитаннице вслух… по-французски!
Не только Катя, но и Лара, еще не знавшая о столь разностороннем даровании Велены, изумленно уставилась на нее и на свою пятилетнюю падчерицу – худого и, как успела обнаружить Лариса, сердитого ребенка, очень тяжело идущего на контакт с чужими людьми. Во всяком случае, ее попытки пообщаться с Маришей пока ни к чему не привели. Всякий раз, как Лара наведывалась сюда, решив пообщаться с девочкой, падчерица упрямо сжимала маленькие пухлые губенки, бросалась к своей няне и утыкалась личиком в ее колени, не желая даже видеть «тетю Ларису». При этом Велена явно чувствовала себя виноватой, хотя не понятно, в чем именно. Глядела на Лару умоляюще-извиняюще (другого определения не подберешь!), и голос у нее становился тоже умоляющим:
– Простите ее, она постепенно привыкнет… Наша Марочка вообще-то ведь хорошая девочка, да?.. – вопрос адресовался «Марочке».
– Неть! – глухо вопила Марина, еще глубже зарываясь в колени своей няни. – Похая!..
Несмотря на то что ей уже исполнилось пять, говорила она все еще не слишком правильно.
– Неправда, Марочка… – Тонкие пальцы Велены зарывались в кудрявый русый затылок Марины, а глаза вновь умоляюще возвращались к растерянно стоявшей посреди игровой мачехе. – Она очень много болела прямо с пеленок, вот и выросла дичком. Но постепенно обязательно привыкнет…
– У нее какое-то хроническое заболевание? – спросила Лариса, чтобы хоть что-нибудь сказать, а не стоять с глупым видом посреди комнаты, качая головой, как цирковая лошадь.
– Не то чтобы… – вздохнула Велена, поправляя выбившуюся из прически прядь. – Повышенное внутричерепное давление, а от этого слабые нервы, излишняя впечатлительность и ранимость. Иногда – рассеянное внимание…
– Вы что же с ней – с самого рождения?
– Почти… Я пришла в дом, когда Марочке был всего месяц. Оксана никогда ею особо не интересовалась, – добавила она и вовсе шепотом, а Лариса сочувственно кивнула и пристально посмотрела на няню. Велена была для нее загадкой: вполне молодая женщина, вместо того чтобы устроить свою собственную жизнь, посвящает ее чужому ребенку и чужому дому. И ведь симпатичная женщина! В глазах тех, кому нравятся не блондинки, как Стулову, а брюнетки, она должна выглядеть почти красоткой. Особенно если хотя бы раз в жизни воспользуется косметикой. Неужели ничего, кроме как нянчиться с детьми, эта женщина не умеет?
И вот теперь, войдя в игровую с Катей, она обнаружила, что умеет! И еще как: конечно, текст в детской книжке простой, но сама раскованность, с которой Велена читала, а главное, произношение. Вот так сюрприз! Пора задать свои вопросы Стулову! Видимо, то же самое относительно Велены подумала и Катя.
Когда они покинули детскую и вернулись в еще не обжитый, но уже дорогой ее сердцу Ларисин будуар, смежный со спальней супругов, выражение тревоги на Катькином личике стало отчетливее. И она как-то рассеянно восхитилась подаренным Ильей к свадьбе дорогущим комплектом из настоящих изумрудов – перстень и серьги, – который Лариса извлекла на свет. Катя явно думала о чем-то другом. Выспрашивать, о чем именно, Лара не стала – сама скажет. И Катя действительно заговорила.
– Шикарно! – она повертела перстень в руках, глядя на него невидящим взглядом. – Слушай… Может, я и дура, но эта самая ваша Велена, по-моему, та еще штучка!
– Почему? – прищурилась Лариса.
– Во-первых, красивая баба, во-вторых, образованная. И вдруг в няни… Нет, это не просто так!
– Что ты имеешь в виду?
– А что тут можно иметь в виду, кроме того, что такая женщина может влезть в дом богатого человека исключительно с одной-единственной целью!
– Охмурить хозяина? – усмехнулась Лариса. – Но ей, как видишь, это не удалось даже после его развода. А иначе – откуда тут взялась я?! Кроме того, она с Илюшей разговаривает только что не на «вы» и вообще… Словом, почтительно!
– Ну, не знаю… А вдруг это такая… такая вечная односторонняя любовь?..
Теперь Лариса расхохоталась уже от всей души:
– Катька, когда ты, наконец, повзрослеешь и перестанешь принимать твои любимые женские романчики за настоящую жизнь?! Где это ты видела в реальной действительности, в наше циничное и прагматичное время романтические «чувства»? Ох, тебя бы на должность судьи по «гражданке», вмиг бы поняла, какую пургу сейчас несешь. Уж я-то насмотрелась на эту твою романтику в действии, на бракоразводных процессах она самая изо всех щелей прет!
– У нас на уголовных – тоже, – упрямо возразила Катя, которая всегда сердилась, если ее упрекали в любви к женским романам. – Но ведь бывают же и исключения!
– Исключений не бывает! – твердо сказала Лариса. – В любом случае, если эта мадам преследовала такую цель, сейчас-то она уж точно убедилась, что по части Стулова ей ничего не светит.
– Вот и я о том же, – кивнула подруга. – Будь с ней осторожна, не понравилась она мне с первого взгляда, а первое впечатление всегда самое верное!
Екатерина вообще любила повторять вслух банальные истины, ничуть их банальностью не смущаясь.
– Я бы на твоем месте постаралась у Стулова выяснить о ней все, что можно! – завершила она тему и наконец всерьез занялась изумрудами.
…Выяснить о Велене все, что возможно, Лариса и сама собиралась, она сделала это на сей раз безотлагательно, за ужином, который накрыла не в столовой, как здесь принято, а на кухне, где ей было уютнее.
Было уже около одиннадцати вечера, Стулов, как выяснилось, возвращался домой куда позже, чем она ожидала: его рабочий день не заканчивался, как у всех нормальных людей, к семи вечера. И даже к одиннадцати, как сегодня, завершался тоже не всегда. За несколько недель, прошедших со дня свадьбы, раза три Илья появлялся дома после полуночи и, обнаружив беспокойно ходившую по спальне в ожидании мужа Ларису, пояснял, почему волноваться за него не нужно: чтобы сохранить, а главное, приумножать свой бизнес, любому хозяину фирмы зачастую приходится трудиться сутками.
– Тебе, наверное, скучно одной, Солнышко? – ласково поинтересовался Илья.
– Что ты! – искренне возразила Лариса, которая и вправду не скучала: после работы под началом Дубины она, во всяком случае в данный момент, воспринимала свое нынешнее положение как отпуск…
– Ну, тогда не страшно, – улыбнулся муж. – Чуть позже я познакомлю тебя с нашими дамами. Развлечешься в их обществе!
– С какими дамами?
– С женой моего партнера Сергея, например, – хохотнул он. – Она очень энергичная особа и, хотя нигде не работает, утверждает, что ей не хватает в сутках времени.
– Ой, не надо! – испугалась Лариса, которая неважно сходилась с новыми людьми, особенно с «энергичными». И они с Ильей посмеялись вместе.
Ну а тогда за ужином она наконец задала свой вопрос насчет Велены. Илья ответил – даже обстоятельнее, чем мог бы и чем она ожидала.
– Тебя удивляет сама Велена или ее работа? – Он прищурился и, отодвинув от себя тарелку с недоеденной отбивной, достал сигареты.
«Нервничает…» – отметила про себя Лариса и впервые насторожилась всерьез.
– Наверное, не удивляет, а интересует – и то, и другое. Должна же я знать, с кем сосуществую под одной крышей?
Илья не торопясь закурил, затянулся, выпустил дым в потолок и только после этого продолжил:
– Видишь ли… Велена фактически моя дальняя родственница. По матери.
– Что значит – фактически? – тут же уточнила по своей судейской привычке Лара.
– Она дочь ее покойной подруги. Подруга была какой-то чуть ли не четвероюродной сестрой, а мама к тому же Велену крестила… В общем, они были очень близки. Можно сказать, хотя я на пять лет ее старше, Велена выросла у нас в доме, она очень любила мою мать.
«А тебя?.. Тоже любила?!» – подумала Лариса, но вслух ничего не сказала. Господи, а вдруг на этот раз Катька окажется права? Только этого ей и не хватало!
– За год до моей женитьбы, – продолжил между тем Илья после очередной затяжки, – Велена вышла замуж. У них с Сашкой родилась дочка. Сашка, между прочим, был моим близким другом. У него имелся свой бизнес – так же, как у меня, но занимался он, можно сказать, прямо противоположной сферой деятельности.
– Это как?
Илья усмехнулся:
– А вот так: я, как тебе известно, торгую продуктами, а у Сашки была целая сеть первых в России платных туалетов, потом – первых биотуалетов…
– Была?..
– Его убили, – просто ответил муж. – Подорвали машину, в которой он находился вместе с дочкой. Велена тоже должна была там быть, но она что-то забыла взять с собой из дома и вернулась. В тот момент, когда вошла в подъезд, Сашка завел движок и машина взорвалась. Это было пять лет назад…
Лариса тихо ахнула и извечным бабьим жестом прикрыла губы ладонью.
– Я, – продолжил Стулов, глядя куда-то мимо жены, – забрал ее к нам. Оксана после родов заболела, большую часть времени проводила в постели то дома, то в клинике. Ухаживать за ребенком оказалось некому. В каком состоянии находилась Велена – думаю, и сама понимаешь, оставлять ее одну, да еще и без определенных занятий, было нельзя. Думаю, Марина вытащила ее если и не с того света, то, по меньшей мере, помогла избежать Кащенко…
– А что стало с фирмой твоего друга? – Лариса поежилась.
– Велена ее продала за полцены. Заниматься таким бизнесом она не могла – не та профессия, не тот интеллект. Она по образованию переводчик.
– С французского… – автоматически добавила Лариса.
– Не только. У нее три языка – еще испанский и английский.
– Значит, у нее есть и образование, и деньги, – подвела Лариса итог. – Но она осталась здесь…
– Да, – кивнул Стулов, и во взгляде его мелькнуло что-то жесткое, чего до сих пор Лариса у мужа не наблюдала. – Она осталась, потому что это теперь и ее дом, потому что Марина на самом деле еще не подросла и потому, наконец, что этот ребенок – ее единственная привязанность к жизни на сегодняшний день.
«Читай, – подумала Лариса, – если у тебя, дорогая женушка, есть в данной связи какие-то претензии, можешь забыть о них раз и навсегда! Велена если и уйдет отсюда, то исключительно тогда, когда захочет сама… По ней не видно, что она хоть когда-нибудь этого захочет… Словом, здравствуй, первое пятнышко на ясном солнышке моего семейного счастья! Или даже не пятнышко, а целое пятно, огромное и уродливое? Поживем – увидим! Мы, черт возьми, тоже не лаптем деланы!»
– Что молчишь? – поинтересовался Илья, и в голосе его Лариса уловила напряжение.
– Просто не знаю, что сказать. – Она подняла на мужа глаза. – Я настолько потрясена… Как она вообще сумела пережить такое горе!
– Велена – сильный человек, – Ларисе показалось, что Илья сказал это с облегчением. – Я очень надеюсь, что вы с ней подружитесь.
Он поднялся из-за стола и, не глядя на жену, затушил докуренную до фильтра сигарету.
– Куда ж мы денемся? – Лариса заставила себя беспечно усмехнуться. – Тем более – живя под одной крышей?!
– Только из-за этого? Из-за одной крыши?
– Не знала, что ты такой подозрительный! – Лара состроила удивленную гримаску, которая – она знала это – ей очень шла. – По-твоему, ты женился на бесчувственном чурбане?
– Ну уж на бесчувственную ты похожа меньше всего! – Он оттаял мгновенно и тут же привлек Ларису к себе, и она податливо прильнула к мужу всем телом.
«Катька бы сейчас наверняка сказала что-нибудь вроде „ночная кукушка все равно перекукует“, – мелькнуло у нее в голове. – Что ж, возможно, возможно… Во всяком случае, все сделаю, чтобы действительно „перекуковать“…»
Версию, предполагающую, что Велена и Илья, во всяком случае до ее появления в жизни Стулова, были любовниками, она отмела сразу. Но никакого облегчения от этого почему-то не почувствовала. И кто знает, останься и впредь она постоянной в своих антипатиях к Велене, возможно, все сложилось бы иначе и жизнь потекла бы совсем по иной колее?
Ответа на этот вопрос у Ларисы не было ни тогда, ни позднее, просто потому что она им никогда не задавалась…